Любовь и жизнь леди Гамильтон

Его лицо потемнело от гнева, он заскрежетал зубами.

Эмма слушала его с удивлением.

— Ты не преувеличиваешь, Том? Если бы так было на самом деле, это же похищение людей.

— Да, похищение. Наши лорды — они бранят немецких князей за то, что те продают своих подданных, но сами действуют точно так же.

И он поведал о трюках и уловках капитана-вербовщика. Сэр Уиллет-Пейн прочесывал на «Тесее» реки и побережье, устраивал охоту на рыбаков и матросов, а по ночам посылал своих людей в дома в районе гавани с приказом доставить всех годных к службе мужчин прямо из постелей. Он опустошал матросские трактиры и корабельные мастерские, врывался в семьи и не гнушался даже нападать на улице среди белого дня. Он умел отыскать свою жертву где угодно.

И никто ему не препятствовал. Закон, изданный самими лордами, ради кошельков которых велись колониальные войны, защищал его и отдавал в его власть каждого, к кому тянулась его рука.

Эмму охватил ужас.

— Если все это так, как ты говоришь, Том, то не грозит ли и тебе опасность? Когда ты идешь сюда… ведь в узких переулках так легко напасть на человека. Не лучше ли тебе оставаться на твоем корабле?

Что-то промелькнуло в его глазах.

— Очень мило с вашей стороны, мисс Эмма, что вы думаете обо мне. Но не тревожьтесь. У меня против них свои приемы. Помните нашу прогулку в Мариинский госпиталь в Гринвиче в позапрошлое воскресенье? Мы смотрели в большую подзорную трубу, которую сторожил на холме старый матрос, а вы дали ему на чай целый шиллинг.

— Мне было его жаль, у него нет руки и ноги.

Том кивнул.

— Да, ноги нет. А вот руки… Я встретил его два дня спустя в гавани, и у него оказались обе руки, настоящие и здоровые. С помощью пинты рома я нашел путь к его сердцу и развязал ему язык. Короче говоря, старик придумал такую штуку, чтобы вызывать сострадание, а с ним и чаевые. Вот я и сделал так, как он. Хотите посмотреть?

Он встал, смеясь, быстро вытащил левую руку из рукава куртки и спрятал ее под рубашкой. Теперь рукав был пустым и обвисшим.

Эмма тоже невольно засмеялась.

— Значит, ты прикидываешься инвалидом, Том?

Он с хитрым видом кивнул.

— Не думаю, чтобы я выглядел как человек, который может понадобиться сэру Уиллет-Пейну? Теперь вы успокоились, мисс Эмма?

Он снова вытащил руку и несколько раз взмахнул ею, как бы в доказательство ее силы, но тут же вновь стал серьезным. Он медленно поднял смятую газету, разгладил ее и положил перед Эммой на стол под лампой.

— Тут на последней странице есть кое-что, мисс Эмма, что, возможно, и вас касается, — сказал он запинаясь. — Не прочтете ли?

Он уселся в сторонке в тени и стал резать своим складным ножом табак.

Взгляд Эммы сразу упал на напечатанную крупными буквами строчку: «Ромео и Джульетта».

Мистер Гибсон, директор театра «Лебедь Эйвона»[16] в Гринвиче, объявлял о постановке знаменитой трагедии в пользу семей погибших моряков. Для исполнения некоторых ролей требовались хорошие актеры и актрисы.

— Может быть, это для вас, мисс Эмма? — помолчав, нерешительно спросил Том. — Я подумал… Вы как-то сказали, что не знаете, как вам попасть на сцену.

Эмма задумчиво кивнула.

— Что ж это могло бы стать началом. И возможно, тогда я смогла бы сама пробиться и не быть тебе больше обузой.

Он внезапно залился краской.

— Вы же не думаете, что я для того… Нет, мисс Эмма, вы для меня не обуза, но только я заметил, что крошечная комната здесь, тихая жизнь — этого вам скоро станет мало; а так как вы хотели быть актрисой…

Он встретил ее пристальный взгляд и умолк. И как бы рассердившись на себя за свою неловкость, отвернулся.

Эмма встала и подошла к нему.

— Еще несколько недель тому назад, Том, ты бесконечно расхваливал мне тихое счастье уединения, сказала она серьезно, — а теперь хочешь вернуть меня к той суетной жизни?

— К суетной жизни? — воскликнул он, — Нет, не к суетной жизни, мисс Эмма. Но только потому, что…

Он снова замолчал, машинально ссыпая нарезанный табак в кожаный кисет, и сложил нож.

— Ты что-то от меня скрываешь, Том!

Он старался не смотреть на нее.

— Что мне скрывать? Но ведь со мной может стрястись всякое. Мы, моряки, часто зависим от случая. А тогда, если у вас будет хоть какое-то обеспечение, останься вы одна…

Эмма схватила его за руку.

— Одна? Ты и правда боишься только воды и ветра? Ты мне не доверяешь, Том, иначе ты бы сказал правду. Но я думаю, что и так ее знаю. Ты не чувствуешь себя в безопасности, ты боишься капитана-вербовщика, Том. Ты опасаешься, что фокус с рукой тебе не поможет, и наступит день, когда ты попадешь ему в лапы. Это так, Том? Будь откровенен.

Он хрипло рассмеялся.

— Да, они так и шныряют вокруг меня. Я уже дважды видел длинного боцмана у нашего дома. Только что, когда я сворачивал в переулок, я наткнулся на него. Он меня выслеживает.

Она побледнела, и рука, сжимавшая его руку, задрожала.

— Ты должен уехать, Том, оставить Лондон. Вернись к заливу Ди. Там ты знаешь все укромные уголки, да и рыбаки спрячут тебя. Слышишь, Том?

Он медленно повернулся к ней и посмотрел на нее преданными глазами.

— А вы, мисс Эмма? Что будет с вами?

Она в замешательстве отодвинулась.

— Я должна быть здесь, Том. Ты же знаешь, я не могу иначе.

Он грустно кивнул.

— Да, для человека возможно лишь то, что хочет сердце. Но и я — не могу я уехать отсюда, пока не буду знать, что вы в безопасности.

— А если бы я была в безопасности?

— Вы обещаете позвать меня, если окажетесь в беде?

— Да, обещаю, Том. А завтра пойду к мистеру Гибсону.

— Завтра воскресенье, я могу пойти с вами и взглянуть на мистера Гибсона. Можно, мисс Эмма?

Тронутая его заботой, она улыбнулась ему.

— Хорошо, Том. Завтра.

Он вздохнул как бы с облегчением. Затем поправил рукав, и Эмма увидала, как он повесил на пояс нож. Ее охватил смертельный ужас. Она бросилась к Тому и прижалась к нему.

— Не ходи, Том! Вдруг они нападут на тебя! Останься здесь!

Он внимательно посмотрел на нее; что-то вроде тени улыбки прошло по его серьезному лицу.