Любовь к электричеству: Повесть о Леониде Красине
Шрифт:
Июль 1906 года на Карельском перешейке был жарким. Между сосен, по пляжам, по песчаным дорожкам от дачи к даче, от лесных сторожек до станций Финляндской железной дороги метались молодые люди с воспаленными глазами, одна рука обязательно в кармане, в другой – портфель, рюкзачок, мешочек, на который и посмотреть-то страшно. До утра среди стволов и ветвей светились окна дач, и там внутри передвигались фигуры, порхали листы бумаги, изредка какое-нибудь громкое слово прилетало к рысьим ушкам тихарей, филеров, снующих по кустам. Мирные дачники нервничали и удивлялись: «Странный сезон!» Дремотно и меланхолично передвигалась в пространстве лишь финская автономная жандармерия.
В
…Красин лихо катил по извилистой тропинке на велосипеде, и на него было приятно смотреть встречным дамам под шелковыми зонтами, их детям и шпицам. Не так уж часто увидишь в наше время красивого, респектабельного мужчину на велосипеде!
Несколько минут спустя элегантный велосипедист уже входил на веранду дачи, где ждали встречи с ним несколько прибывших из разных городов боевиков, и среди них москвичи Горизонтов и Лихарев. Были здесь также Надя и Кириллов.
– Товарищ Никитич, – объявил Кириллов. Красин заметил, как подскочил от изумления Горизонтов, как вздрогнул Лихарев. Молодцы эти Берги, не рассказали о Никитиче даже самым близким друзьям. Заметил он также, как вспыхнули на миг глаза Струны и как погашен был этот свет ресницами. Она ожила, подумал он, снова стала красивой.
– Прежде всего самое конкретное дело, товарищи! – Красин вынул из кармана и показал собравшимся воззвание «Народу от народных представителей». – Это воззвание нужно распечатать в виде листовки по возможности самым большим тиражом во всех городах страны. Использовать для этого все наши легальные и подпольные типографии, а также коммерческие типографии вплоть до захвата их вооруженным путем. Нужно, чтобы правда о царском насилии дошла до всех.
Теперь общее положение. Большевистская часть ЦК – Строев [15] , Максимов [16] и Зимин [17] предложили лозунг о всеобщем восстании за Учредительное собрание, видя в этом единственный путь к земле и воле. Большевики предлагают, предвидя в самом близком будущем выступление крестьянства, готовиться и ожидать призыва.
15
В. Десницкий.
16
А. Богданов.
17
Л. Красин.
Однако ЦК отверг это предложение и выдвинул лозунг «возобновление сессии Думы для созыва Учредительного собрания» и идею всеобщей стачки. Большевики против этого лозунга резко протестовали. Протест был поддержан Петербургским Комитетом. Под двойным давлением цекистов-большевиков и Петербургского Комитета ЦК вынужден был отказаться от призыва готовиться к стачке в пользу призыва к немедленной забастовке. Но левые партии отвергли идею забастовки. И снова ЦК изменил свое предложение и призвал бороться за Думу, как за орган власти,
который созовет Учредительное собрание. И это перед самым Кронштадтским восстанием! Опять большевики заявили протест против стремления свести нашу великую борьбу к думской кампании, и вспыхнувшее восстание в Кронштадте заставило ЦК искать новых лозунгов.Есть вопросы или сообщения по текущему моменту?
Встал Кириллов.
– Товарищи, поступающие со всей страны сведения говорят о неслыханном размахе аграрного движения…
Горизонтов вдруг захохотал, и все с удивлением на него посмотрели.
– В чем дело, товарищ Англичанин? – с улыбкой спросил Красин.
– Дружка моего аграрии чуть не прибили, товарищ Никитич, – смущенно сказал Витя. – Он им кричит: «Я марксист», а они ему – «Ты нас не пугай!».
– Это очень важный момент! – сказал Красин. – Нужно, чтобы крестьяне знали, что такое марксист, социал-демократ, большевик.
После окончания совещания боевики по одному, по двое начали расходиться. Красин сидел с Кирилловым на ступеньках веранды. Ниже, обхватив руками колени, сидела Надя. Кириллов курил, стараясь не смотреть на тяжелый узел ее волос. Красин вообще смотрел в сторону.
Подошли с сияющими от восхищения глазами Канонир и Англичанин.
– Леонид Борисович, – смущенно забасил Горизонтов, – мы с Илюшей просто потрясены, что вы – это вы. И восхищены, и вообще.
– Ну-ну, что это еще за обожание! – прикрикнул на них Красин. – Я вам не примадонна и не вождь с острова Туамоту! Боже мой, – он сделал ладонь козырьком, – неужели Таня?
По аллее к ним приближалась тоненькая девушка в ярко-синем платье. Она смущенно сделала книксен, поцеловала в щеку Надю и взяла за руку Виктора.
– Таня – моя невеста! – гордо сказал он. – Кстати, Леонид Борисович, где-то в Америке можно вступать в брак до 18 лет. Вот мы с Татьяной отправимся туда и поженимся. В чем тут смысл, вы хотите знать? В том, что ее доля наследства становится нашей общей собственностью и мы передаем ее партии. Неплохая идея, а? Нет, серьезно, какова идея? Это я придумал!
– А вы уверены, что там есть такой закон? – спросил Красин.
– Нет, не уверен. Но где-нибудь есть наверняка…
Ночами многие не спали в то лето на Карельском перешейке.
– Слышали, наших взяли на станции Удельная? Почти весь комитет целиком…
– Круто начинает Столыпин. Храбрый барин…
– Долго ему не пропрыгать. Максималисты поговаривают…
– Черт знает что, не знаешь кому верить. На той неделе Фролку Прохорова наш парень в кафе «Венеция» увидел – он там шоколад жрал. Проследили и застукали: выходил Прохоров из охранного отделения с червонцами. Вчера пристрелили…
И в лунных узорах на траве, на свалявшейся хвое, на песке встретились двое, и минуты убегали, и торопливо шептали губы.
– Отпусти меня куда-нибудь, я умоляю. Я хочу что-то сделать!
– Ты делаешь очень многое. Скоро начнет выходить «Пролетарий», а «Казарма», одна «Казарма» чего стоит! Ты распространяешь «Казарму», это большое дело!
– Ты понимаешь, я не этого хочу… этого мало мне!
– Неужели ты хочешь… ты все еще хочешь отомстить тому жалкому псу, тому ротмистру?
– Да!
– Ты с ума сошла!
– Да! Я хочу убить…
– Ты опоздала. Он убит еще в мае анархистами на Урале. Мы наводили справки.
– А-а-а!
– Замолчи! Что с тобой? Успокойся, милая, иди сюда… Ну вот так, вот так… Так тебе лучше?
– Да!
И шли, и шли по лунной дороге бесконечные мелкие волны от Кронштадта.
Под порывами ветра скрипели сосны, гудели сосны, хлопало белье, стучали ставни, задыхались от волнения люди, и лишь валуны хранили свое ледниковое спокойствие и молчание.