Любовь как любовь. Лобовы. Родовое гнездо

– Лар, нет ничего плохого, что Глеб переночевал у отца!

– Когда человек говорит одно, делает другое, а думает еще что-нибудь третье, перестаешь ему доверять, – нервничала Лариса.

– Не спеши с выводами. Ты не ознакомилась еще со всеми материалами дела. Главное – Глеб.

Когда наконец они явились, Глеб радостно кинулся матери на шею:

– Ой, ма! Где мы были…

– Иди, переодевайся, и так уже на первый урок опоздал! – торопила Лариса.

– Прости, пожалуйста, я так обрадовался сыну, что эта школа у меня совсем вылетела из головы, – объяснил Конев. – Вот мы слегка и задержались.

– Ничего себе «слегка»! Вы представляете, что с нами было?! – разозлился Менделеев.

– А почему, собственно, я должен перед вами отчитываться? Перед Ларисой я извинился, а вы для меня никто, – ядовито высказался Конев.

Менделеев, проглотив пилюлю соперника, напомнил:

– Глеб – не самый здоровый ребенок. Хоть это вы понимаете?

– Мы с Ларисой сами как-нибудь разберемся, что полезно, а что нет нашему ребенку, – был ответ настоящего отца.

Но Лариса вступилась за Менделеева:

– Это касается прежде всего Глеба. Олег прав. Мы не позволим, чтобы ты переворачивал его жизнь с ног на голову…

– Его жизнь я не переверну, а вот твою… – Конев угрожающе посмотрел на Менделеева. – До встречи!

У Глеба началась веселая жизнь. Конев старался расположить к себе Глеба, показывая и рассказывая ему то, что не всякий отец в состоянии сделать, а только замминистра: водил на закрытый детский концерт и выставку, на которые простым смертным хода нет, свозил на рыбалку в элитном загородном доме…

Менделеев также активно включился в борьбу за любовь Глеба: нашел время, чтобы показать тренировку своего клиента, знаменитого футболиста, от которого мальчик получил персональный автограф… Этот автограф на время пересилил все ухищрения Конева понравиться сыну.

***

Лариса понимала, что идет напряженная, больше похожая на игру борьба двух мужчин за обладание ею. Казалось, все ясно: она любит Менделеева… Но эта ясность лавинообразно обрастала многими неизвестными. Герман стал настаивать не на одной встрече в неделю, а на двух, потом на трех…

Менделеев даже перестал появляться в казино – положение на личном фронте становилось серьезным. Однажды он пришел в кабинет к Ларисе, закрыл на ключ дверь, подошел к ней очень близко и сказал:

– Я хочу быть с вами, понимаешь?

– Я тоже этого хочу, – сквозь слезы ответила она.

– Вот и решили, – облегченно вздохнул Менделеев.

– А если Герман использует это против меня? – заплакала Лариса.

– В каком смысле?

– Мы же с тобой юристы. Ты понимаешь, что если он захочет обеспечить себе формальные права на Глеба, дело попадает в органы опеки? И как им понравится одинокая мать, которая привела в дом сожителя?

Менделеев отошел к окну, набрал в легкие побольше воздуха и выдохнул:

– Значит, нам надо пожениться. А Глеба я усыновлю. Конечно! – возбужденно заговорил он. – Какой же я дурак! Почему я не подумал об этом раньше?

– Стоп, – энергично сказала Лариса. – Если я правильно поняла… ты только что сделал мне предложение?

– Да. А что?

– В суде? – засмеялась Лариса. – Менделеев, ты такой романтик… Олег, – она положила ему руки на плечи и заглянула в глаза. – Я тебя очень люблю. Но… пожалуйста, давай немного подождем. Сначала я должна разобраться с Германом.

– Подождем? – Он нежно поцеловал ее и грустно вздохнул: – У меня нет выбора. Я слишком люблю тебя.

***

В честь официального предложения Лариса и Менделеев решили сбежать в ближайшее кафе пообедать.

В коридоре к судье Лобовой сразу же прилипла какая-то журналистка:

– Наших читателей интересует все, что связано с так называемым делом Злотникова, – затараторила она.

– Удивительное совпадение: суд тоже интересует буквально все по этому делу, – строго сказала Лариса.

– Итак, Лариса Платоновна, что вы можете сказать нашим читателям… – журналистка включила диктофон.

– Я ничего не могу сказать вашим читателям, поскольку процесс еще идет. Всего хорошего вам и вашим читателям, – сказала судья Лобова, обогнула настырную журналистку и побежала догонять Менделеева.

Когда она вернулась в здание суда, ее ждал новый сюрприз. У дверей кабинета стоял Герман.

– Лариса! Я хочу… как-то упорядочить наши отношения, что ли, – сказал он, не глядя в ее счастливые глаза. – У Глеба должна быть моя фамилия.

– Герман, а ты не слишком торопишь события? – сказала она, загородив дверь в свой кабинет.

– Да почему? Он все-таки мой сын…

…о котором ты не думал целых восемь лет, – Лариса сделалась жесткой, неуступчивой. – И вдруг такой прилив отцовских чувств! Может, дашь Глебу немного привыкнуть к тебе?

– Но я уже не могу без него!

– Вот как! «Подсел на сына»… Слушай, он ведь не игрушка. Не железная дорога: собрал, полюбовался – разобрал, забросил на антресоли. Этот поезд нужно тянуть двадцать четыре часа в сутки, без выходных и праздников.

– Я готов! Двадцать пять часов в сутки, без оплаты сверхурочных, – Конев говорил это, как герой соцтруда.

– Глеб так тяжело пережил твое возвращение из ниоткуда. А я? Я теперь совсем не в счет?

– Прости, пожалуйста. Я виноват перед тобой и сыном, но я уже и так наказан. Врагу не пожелаю…

– Привет! – послышалось сзади.

Лариса обернулась, увидела Менделеева и слегка, по-дружески прижалась к нему.

– Ты скоро освободишься? – спросил Олег.

– Мы уже закончили, – ответила она и вместе с Менделеевым отошла от Германа, принялась демонстративно обсуждать с ним какие-то корпоративные дела.

Конев готов был растерзать этого адвокатишку, но ограничился угрозой рисованного волка:

– Ну, погоди! На всякого Менделеева найдется своя таблица… в крупную клеточку.

***

Менделеев почувствовал себя уже почти отцом Глеба. Забрав мальчика после школы, он повел его обедать в кафе. Когда принесли мороженое, взрослый мужчина сказал маленькому:

– У меня к тебе серьезный разговор, очень серьезный. Как у мужчины к мужчине, – Менделеев сделал паузу, чтобы проверить реакцию Глеба. Тот насторожился. – Труднее всего начать… Ну, ладно: ты же знаешь, что мы с твоей мамой… неплохо друг к другу относимся. Так вот: ты не будешь против, если я попрошу ее выйти за меня замуж?