Любовь Муры
Шрифт:
Я Вам утром писала об открытке Петра. Что за беспринципный человек, полное отсутствие последовательности. Так «смешивать меня с грязью» и всё же приезжать ко мне?? Детонька, Вы не можете представить того ужаса от угнетённого состояния, презрения — жалости к себе, чувства конца, что наполнит меня во время его пребывания. Как же мне избавиться от него? Он помешает мне осуществить план переезда в Москву.
Вот если б чувство стремленья, увлеченья чем-нибудь снова появилось бы! Тогда я полна жизненной силы и прелестей ея, буквально расцветаю, что может быть и не вяжется у Вас с представлением о моей поблекшей внешности. Но это так.
Завтра я Вам пеку коржики, и если выйдут хорошие, то высылаю их. Не смейтесь надо мной. Вы как-то сказали, что любите домашнее изделие. Как Вам известно, я не подвержена любви к кулинарии, но что значит чувство! Одна мысль, что они пойдут к Вам, меня воспламенила, и я приложу с удовольствием усилия к тому, чтобы Вы их могли положить в рот без отвращения.
Снова вспоминаю свой утренний сон…
14/III.
Сегодня Вам не думала писать, много работы по учреждению (составляю ещё смету!) да и по дому (штопанье, пришиванье и др. прелести!), но Ваше письмо не могу оставить без срочного ответа. Я ругаю себя за то, что будучи у Вас не говорила решительно о Василии. Теперь же заранее извините за резкие может быть слова, и пусть они не покажутся Вам циничными.
Перед отъездом, только лишь исходя из Вашего болезненного состояния (бессонница!), я Вам советовала оставить его для нужд чисто физиологического характера. Знаю, что отсутствие этой стороны жизни может скверно сказываться на общем состоянии здоровья человека, и опасалась, как бы такое воздержание не повредило бы Вам (увы! С какой тоской я фиксирую сейчас на себе проклятую необходимость этого!). Вот только имея в виду эту сторону я Вам не говорила о категорической необходимости оставить его. Моя любимая, положение же оказывается гораздо сложней и унизительней для Вас… Как мужчина он Вас удовлетворяет мало, или даже совсем не удовлетворяет! У Вас к нему влечение более тёплого и глубокого характера, Вам хочется быть с ним, слушать его. Вы временами его просто-напросто любите. Как я Вам и раньше писала, такое отношение без ответа с его стороны и только лишь с благосклонным приниманием его — мне непонятно и неприемлемо. Я презираю его, этого Вашего Василия, что он, будучи равнодушным к Вам, пользуется Вами. Он приходит к Вам с тем, чтобы удовлетворить себя, причём даже не особенно маскирует истинное положение вещей. Вы к нему питаете такие хорошие чувства, а он, беря только что ему надо, игнорирует всё остальное. Не уделяйте внимания, или даже больше — чувства человеку, которому они не нужны, кот. нуждается в Вас, как в аппарате для удовлетворения своей чувственности, и кроме этой стороны ничего не ищет. Подумайте сами, с какой же стати Вы будете служить для него средством удовлетворения? с таким же успехом он пойдёт ко всякой другой женщине, если она будет так же, как Вы, удобна ему во всех отношениях (удовлетворение без обязательств, каких бы то ни было требований). Интересуется ли он Вами как собеседницей, ищет ли он встречи с Вами только для того, чтобы видеть Вас, выказывает ли он в мелочах своё внимание? — и т. д. и т. п. Нет? Отсюда единственное решение, и другого не может быть! Необходимо проявить больше достоинства (женского и человеческого даже!) и резко прекратить эту становящуюся унизительной для Вас связь. Вам неприятно, родная, читать это слово, но на мой взгляд продолжение встреч является, безусловно, унизительным для Вас. Чтобы не быть, наконец, дальше смешной со своим чувством к человеку, кот. не дорожит им — Вы должны его оставить. Вы, по-разумному учтя все возможности, решаете, что он Вам не пригоден и больше к нему никогда не возвращаетесь. Оставить его Вы обязаны без мук, страданий и колебаний. Я не хочу Вас видеть в смешной роли, а Вы через некоторое время примете её, если ещё протяните свои встречи с ним или же, прекратив их (встречи) будете мучить себя. Вся суть Вашего ухода в том и будет заключаться, что оставите его, не думая о нём, для этого мобилизуйте своё самолюбие, достоинство и вычёркивайте его настолько из своей жизни, что при напоминании о нём или при встрече с ним Вы сохраните не только внешнее, но и внутреннее спокойствие. Итак, раз навсегда решивши, Вы не должны страдать по нём, иначе это будет совсем уж нелепо. Как можно так долго увлекаться человеком, кот. ничем Вам не интересен. Он мне кажется серым, неэлегантным, далёким от всякой красочности человеком. Он может быть большим специалистом своего дела и в то же время неинтересным, бессодержательным человеком. Может быть, я ошибаюсь в своей оценке о нём, но в моём сегодняшнем настойчивом совете Ваших дальнейших действий — ошибки нет. Раньше я думала, что он больше Вас удовлетворяет как мужчина и что он необходим Вам прежде всего с этой стороны, поэтому я терпела его, хотя никогда доброжелательно не относилась к этой связи, зная Ваши мученья. А если он Вам и здесь не даёт и в то же время не питает никаких чувств к Вам, то ещё раз, повторяясь, говорю, без всяких страданий к чёрту его! Вы настолько хороши, прелестны, что на своём пути встретите более достойного человека. Главное, более чуткого, нежного, отзывчивого, внимательного и т. д. Кончайте же скорей, но конец этот только тогда будет приемлемым, если он пройдёт без мучений. Ещё чего не доставало, ради этого чурбана (извините меня за него, может быть, он не является таким) страдать!.. Я очень сожалею, что меня нет эти дни около Вас: я, глянувши на В., во-первых, решила бы «честно», что представляет он из себя, а во-вторых, сумела бы (простите за самонадеянность!) отвлечь Вас от него. Во всяком случае, даже на расстоянии я должна подействовать на Вас, чтобы Вы взяли себя в руки, иначе… это будет нелепо, смешно, и не вызовет даже сострадания. Вы извините мне
мою грубость, я ведь люблю Вас, Вы моя сестра, и, не скрывая, вернее, не облекая мысли в любезные слова, говорю трезво и правильно. Убедила ли я Вас?.. Об этом немедленно отвечайте. При одной мысли о Ваших отношениях мне становится очень неприятно и обидно за Вас. Итак, без трагедии в сторону отбрасывайте этого самого Василия и обходитесь без него. Договорились?Весна, именно эта часть ея — начало, действует и на меня препогано. 9 лет назад, родивши ребёнка, я дала зарок жить половой жизнью только в моменты острой необходимости. Длительных 3 года я добросовестно выполняла задуманное, а потом тело потребовало своего. Теперь же, больная, несмотря на все мероприятия (обливание водой, физкультурные упражнения), этот зов тела мешает мне жить. Никому и никогда об этом я не говорила. Прекрасно сознавая необходимость отдаванья должного этим проявлениям природы, я всё же ненавижу их в себе. Я дохожу до неприятных результатов. Помните, я Вам говорила о вечере (приуроченном к 8 марта, — праздник в Доме Врача), с кот. я вернулась в 4 ч. утра. В тот вечер я танцевала с незнакомым дотоле, правда, внешне прелестным (но это не обязательно?) —
16/III. 12 ч. 30м. ночи.
Только вернулась с заседания. Доехала в полном изнеможении домой (боли и волненья дня) — застала Ваше письмо — оно растянуло мой рот улыбкой удовольствия. На заседании (зевок) я отовсюду слышала соболезнования и расспросы — почему я выгляжу так уродливо. Надоело отвечать.
В Вашем письме так приятно прорвалось обращение на «ты», почему же Вы не продолжали так же?
Моя ненаглядная, моя любимая, я буду счастлива, если состояние, подобное тому, что Вы мне описали, не повторится. Кончайте же с Василием таким образом, что не вспоминайте о нём, а вспоминая будьте спокойны.
Сделала кое-что маме. Так измучена, что не могу продолжать, и в то же время ложусь в кровать с неудовлетворением — не побеседовала с Вами…
17/III.
Вчера начала Вам писать, а сейчас, сидя в парикмахерской (12 час. дня по дороге от зубного врача) решила использовать время для беседы с Вами.
Сейчас особенно, как никогда, я стою перед обнажённой истиной жизни: «всё временно, тленно — живи мудро, разумно — пройди этот короткий путь спокойней (не гори!..), вбирая как можно больше лучшие соки земли» — поэтому нужно прилагать все усилия, чтобы самим не отягчать жизнь ещё душевными переживаниями, велениями сердца и т. д. У нас достаточно иных огорчений, напр, физические страдания, что треплют наш так поддающийся всяким заболеваниям организм!
Мне трудно дать Вам, сидя в такой обстановке, более убедительную и художественную формулировку сказанному. Думаю, что Вы поняли меня.
17/III. 11 ч. веч.
Создаётся невероятнейшая обстановка дома, которая ещё ухудшится через несколько дней, когда соседка, которая часа два обслуживает маму, уедет на 15 дней из Киева. Маме очень нехорошо. Что передумает она, бедняжка, за день, находясь одна? Когда я прихожу домой, она терзает меня разговорами о смерти, о необходимости лечиться и не понимает, что доставляет мне невероятную муку. С ней вместе медленно умираю и я. Какой ужас, что тут больше никого нет из родных.
Я не успеваю, нет, неправда, пока что, судорожно выполняя, я ещё успеваю всюду (немного отстают мелочи обихода: штопка, шитьё, постирушки и проч.), но предвижу, как я запутаюсь в своих многочисленных заданиях.
Ида как с цепи сорвалась: принесла записку — жалобу от учительницы, нагрубила нашему педагогу, вываляла настолько пальто в грязи, что пришлось его мыть. Малая негодяйка, я с трудом сдерживаю себя, чтобы не начать её воспитывать наиболее «убедительным» методом воздействия, т. е. хорошим тумаком.
Вы опасаетесь какой-либо мести со стороны Петра? Нет, он никогда не нанесёт мне физического ущерба. Он может скандалить, молить, рыдать и даже делать маленькие подлости — вот арсенал его стараний склонить меня к чему-либо, но не больше. Он очень, между прочим, стесняется мамы, она его сдерживает во всех его, иногда бурных, проявлениях.
В Ленинград переехать было бы удобней материально (так я предполагаю), там и большая заинтересованность устроить меня получше, но я не хочу ни в какой другой город, кроме Вашего. Мы должны жить вместе, нам осталось совсем немного общих жизненных дней.
В Москве же мне несравненно трудней устроиться — нет такой руки, что вытянула бы меня. Хочу думать, что в московских условиях я оправдала бы себя на работе. Вот только, конечно, нужно вылечиться…
Больше не могу писать, мама просит ей кое-что приготовить…
18/III.
Весь немалый путь от зубного врача домой прошла с удовольствием пешком. Шла окраиной (я избегаю людей, мне тяжелей при них), грязно, бегут ручьи, ослепительно отсвечивается в лужах солнце, ветер треплет волосы и усиливает кровообращение. Приход весны вызывает тягу к прогулкам, к бродяжничанью. Днепровские дали манят и зовут… От того, что домой к больному человеку пришла раскрасневшейся — мне прямо неудобно. Вот сидит мама, высохшая, пожелтевшая, на кровати и, несмотря на болезнь, такая ещё красивая. Мне не дают покоя мысли, что вот-вот уйдёт она навсегда из этой комнатушки, где всё наполнено её суетливой заботой…