Любовь на грани смерти

Из-за своего отъезда я не волнуюсь, тем более, что вместе со мной будет Стас.

Но, буквально в последний час перед отъездом его сваливает с ног непонятная инфекция, напоминающая отравление. Вообще в Афганистане много болезней, в том числе, туберкулёз, гепатиты, холера, корь и другие. У местных ко многим инфекциям выработан иммунитет. Приезжие его не имеют. Поэтому непонятная хворь Сарбаза вполне объяснима, ведь он покинул страну двадцать лет назад.

Вещей у меня не много, времени обзавестись ими у меня не было. В гостях меня обещают обеспечить всем необходимым. Предупреждают, что дорога займёт около часа. Я немного удивлена, что мы вновь возвращаемся в горы, но спросить не у кого. Рядом с водителем сидит охранник, а перегородка между нами опущена. Мои сопровождающие не говорят по-русски.

Через полчаса вторая машина, сопровождавшая нас, теряется. Но наш мощный внедорожник легко карабкается по крутой горной дороге. Лишь, когда меня привозят в забытый всеми, затерянный глубоко в горах кишлак, я понимаю, что дороги назад не будет.

Меня привезли сюда, чтобы убить. Шир-Диль пообещал мне безопасность лишь в своём доме и исполнил обещание. В этом преддверии ада меня ожидает новая встреча со смертью. Лицом к лицу.

Кишлак находится высоко в горах, которые называют Тора-Бора или Чёрной горой. Именно здесь погиб мой отец.

Наверное, моя персональная смерть имеет чувство юмора. Всё это время она вела меня именно сюда, периодически играя со мной в прятки.

Меня грубо вытаскивают из машины и толкают в круг из десятка мужчин, вернее стариков. Все, как один, с длинными белыми бородами. Пока падаю на колени, успеваю заметить на их лицах презрение и осуждение. Стою долго, наверное, больше часа, слушая каркающую речь разгневанных людей. Выносят мне приговор за какое-то преступление. Шир-Дилю даже придумывать ничего не пришлось. Назвал меня блудницей. Той, кто жила с его сыном без брака. Здесь это тоже один из самых тяжёлых грехов.

Я мысленно готовлюсь к тому, что меня сейчас забьют палками или камнями. Такие случаи здесь не единичны. На ломанном русском, скорее всего бывший моджахед, мне примерно это и объясняет. Но перед смертью, чтобы помочь очиститься моей душе и дать ей время на покаяние, меня на некоторое время отправят на «перевоспитание».

Глава 54. Последнее пристанище

После оглашения приговора ко мне подходит ещё более древний старик и, ударяя палкой по спине, гонит через всю деревню в свой дом. Место моего последнего пристанища выглядит ужасно. Это старая покосившаяся глинобитная хижина, состоящая из одной комнаты. Я понимаю, что когда-то здесь была и другая, но она полностью развалилась. Пол из той же глины местами провалился до голой земли. На нём даже нет циновок. Ничего нет, кроме такого же разваливающегося очага.

Нужно сказать, что в конце октября в горах достаточно холодно. Я замёрзла, простояв на коленях, пока решали мою судьбу. Но и в этой, продуваемой всеми ветрами избушке, не теплее. Встретившая нас женщина, жена старика, приветствует меня парой пощёчин и тумаков. Почти сразу срывает с меня всю одежду, бросив грязное, штопанное-перештопанное платье. Туфли тоже забирают, кинув под ноги старые резиновые шлёпанцы, которые велики мне на несколько размеров.

Затолкав меня в самый угол, старик на всё том же плохом русском, рассказывает о себе. Как я и предполагала, он воевал с СССР на стороне повстанцев. В той войне были убиты два его сына, а дочь погибла во время бомбёжки. Ещё двое младших сыновей погибли лет десять назад также в вооружённом конфликте. Никто из них женат не был. Оставалась ещё одна дочь. Самая младшая. Год назад она должна была выйти замуж за мужчину втрое старше её. Но сбежала с парнем из соседней деревни.

Беглецов так и не нашли. А сторона, вырастившая такого недостойного сына, в качестве платы за нанесённый ущерб, так как дочь увели бесплатно, отдала им в рабство одну из своих дочерей.

Вскоре в хижину проскальзывает та самая девочка. Её зовут Дарья. И она немного говорит по-русски. Объясняет это тем, что языку её научил старший брат Хадис. Девочке не больше семи. Своего точного возраста она не знает, так как не умеет считать. Её мать была русской. После смерти первой жены, отец ездил на работу в Россию и привёз оттуда вторую супругу. Но несколько лет назад та тоже умерла. Насколько я поняла, у женщины случилось воспаление лёгких, а о медицинской помощи здесь можно только мечтать.

Отец женился в третий раз и теперь у него два погодка сына. Когда самый старший сбежал с девушкой, никем, кроме Дарьи, больше пожертвовать не нашли.

Так как уже достаточно холодно, в обязанности девочки входит собирать сухой верблюжий или коровий навоз, кизяк, чтобы им топить очаг и варить хоть какую-то похлёбку. Хлеб в этой семье не пекут. Не из чего. Его иногда приносят более зажиточные соплеменники. На ужин кто-то из соседей приносит объедки, что и составляет пищу стариков. Немного дают девочке, мне не предлагают. Всё равно скоро умирать, зачем на меня еду переводить?

Следующие два дня меня пинают из угла в угол. Не кормят, но разрешают попить. Пить я очень хочу, но кипячённую воду на меня тратить расточительно. Ничего не остаётся, как пить сырую. Через несколько часов у меня начинается сильное расстройство желудка. Вполне ожидаемо.

Какая-то соседская женщина, сжалившись, приносит мне непонятный отвар. Я его пью просто потому, что он кипячён. Вытолкав меня на задний двор, на некоторое время обо мне забывают. Я очень замёрзла, но это радует. Умру от переохлаждения не дожив до дня казни.

Вечером к Дарье тайком приходит её брат. Ему чуть больше десяти, и мальчик говорит по-русски пусть и не очень хорошо, но значительно лучше своей сестры. Хадис, так зовут мальчика, говорит, что слышал обо мне, хотя всем в селении приказано молчать.

— Тот мужчина, из-за которого вы здесь, стал бы вас забирать обратно? — неожиданно спрашивает мальчик.

— Он думает, что я в другом месте, — грустно отвечаю ребёнку. Хотя мальчик мыслит не как ребёнок. Здесь дети взрослеют очень рано.

— До Джелалабада всего сто километров. Если я его найду и расскажу о вас, вы заберёте с собой мою сестру? За деньги старики её отпустят.

— Конечно, заберу, — обещаю я. — Пока ты проделаешь такой долгий путь, меня убьют.

— Я прямо отсюда пойду, — обещает ребёнок.

Мне становится чуть лучше и эту ночь разрешают провести в доме. В темноте ко мне прижимается девочка, согревая меня теплом собственного тела и какой-то дырявой рогожкой. Следующим вечером, как только старики уснут, нам тоже нужно уходить.

В селение часто наведываются разные вооружённые группировки, густо населяющие эту гору. Иногда крадут детей для сексуальных утех, иногда родители сами продают. И мальчиков, и девочек, чтобы прокормить остальных. Дарья подслушала, что старики решили продать её в следующий приход покупателей.

— Идём со мной, — предлагает девочка. — Тебя через два дня забьют камнями. Это очень страшно. Я такое однажды видела.

Дарья рассказывает, что она немного ориентируется в горах, так как в поисках навоза для очага уходила намного километров вперёд, следуя за кочевыми племенами. В деревне, у самого богатого жителя лишь пять коз, кизяку там браться негде. Соседнее селенье, откуда она родом, более богатое, но там всем своим не хватает.