Любовь на острове чертей

Эти миссионеры совсем не походили на книжных — аккуратные, гладкие, в хорошо сидящих джинсах. Правда, было в них что-то подозрительное, какое-то несоответствие выбранному образу среднего израильтянина. Присмотревшись, сынок понял, в чём дело: воротнички роскошных джинсовых рубашек с затейливо вышитой на кармане эмблемой «Levi’s», несмотря на жару, были плотно застегнуты до самого верха.

Превратно истолковав замешательство сынка, посланцы принялись поспешно излагать свой план. Предложения выходили одно заманчивей другого. Предлагались на выбор тайные встречи с наставником, при этом один из посланцев слегка поклонился, как видно, представляясь, или одно-двух-трёхдневная — в зависимости от семейных обстоятельств, экскурсия по святым местам Святой земли, разумеется, также с наставником. В качестве сияющих горизонтов маячила духовная семинария в Париже и самые светлые перспективы, вплоть до рукоположения в сан.

— Там, — наставник многозначительно воздел глаза к небу, — очень заинтересовались вашим письмом. Такое благородство, такая духовная чистота не часто встречаются в наше время.

Он осторожно облизнул верхнюю губу и умильно взглянул на заблудшую овечку.

— Там, это где, — осторожно поинтересовалась овечка, — на небесах, что ли?

— Ну почему на небесах, — снисходительно улыбнулся наставник, — там, это в святейшем престоле, в Ватикане.

— Значит, ещё есть время, — сказал сынок. — Ватикан не страшный суд, может обождать.

Он поправил шляпу.

— Скажите, а почему вы обратились именно ко мне?

Посланец понимающе приподнял брови.

— Не будем говорить сразу обо всём. Времени у нас много, обсудим и этот вопрос.

Он дружески прикоснулся к рукаву черного ешиботного пиджака.

— Епископ, или, — он ещё раз улыбнулся, — как ты его назвал — кардинал… весьма тронут твоим тактом. Забота о ближнем, в особенности о родителях — центральная тема и у нас, в католичестве.

Школьный автобус выкатил из-за угла, грузно звякнул на бугорке полосы замедления и укатил, осторожно пофыркивая.

— Давай, подвезём, — предложил наставник, гостеприимно махнув рукой в сторону «БМВ». Второй посланник бросился открывать дверцу, и его суетливая поспешность не понравилась сынку.

— Спасибо за предложение, — сказал он, поворачиваясь спиной к распахнутой двери, — но у меня несколько иные планы на ближайшее будущее. Всего хорошего и привет кардиналу.

Тем, кто думает, будто на том дело и кончилось, рекомендую перечитать протоколы допросов святой инквизиции. Очень любопытные тексты, особенно по части достижения желаемого результата. Посланцы продолжали маячить у ешивы и стеречь у дома, улучая любую возможность подойти и завести разговор. Несколько раз сынок ссылался на срочные дела и назначенные встречи. Посланцы не настаивали, понимающе кивали головами и удалялись, приговаривая:

— Ничего, ничего, в следующий раз, с божьей помощью, в следующий раз.

Но следующий раз так и не наступил. Потеряв бдительность или, может быть, решив изменить правила сложившейся игры, посланцы перешли в наступление, атаковав сынка прямо на глазах у одноклассников. Возможно, поначалу их вежливые приветствия и улыбки трудно было квалифицировать как атаку, на неё больше походили расспросы и шуточки со стороны заинтригованных ешиботников. Дело стало принимать неприятный оборот, и сынок рассказал обо всём отцу. Разгневанный раввин поспешил на улицу. Посланцы, на их беду, ещё крутились возле дома.

Разговор, надо признаться, получился откровенным и нелицеприятным. Было о чём поговорить и что рассказать, хватило и слов, и предложений, и знаков препинания. Досталось также и междометиям, многие идиомы и простонародные словосочетания раскалились от частого употребления. Посланцы продемонстрировали недюжинное знание иврита, раввин выказал неплохие физические качества, вовсе не обязательные для человека столь интеллигентной профессии. В конце-концов стороны пришли к некоему компромиссу, в результате которого посланцы немедленно покинули город Реховот, а раввин не обратился в полицию.

«Если скажут тебе — есть мудрость у народов мира, — верь сказанному!» — утверждает Талмуд. Проанализировав ситуацию, святые отцы пришли к выводу, что пали жертвой недоразумения или, что, скорее всего, злобного розыгрыша. После некоторых колебаний руководитель миссии разрешил утечку информации.

Спустя несколько дней в местной газете появились заголовки: «Сын суперортодоксального раввина из Реховота хочет креститься». Несколько заметок, правда, не на первой полосе, уделили столь замечательному событию и центральные газеты. Особо дотошная корреспондентка левого журнала прочесала всех раввинов, пересчитала их детей подходящего возраста и с обескураживающей точностью вышла на сынка. Давать интервью он отказался наотрез, но сфотографировать его она всё же ухитрилась.

О результатах своей шкоды Гена узнал из газет. Все напечатанные материалы он любовно вырезал и уложил в папочку. Газетная буря улеглась через несколько дней, тем более, что доказательств, кроме вышеупомянутой утечки, никаких не было. Но ещё много лет подряд Гена подкрадывался в ночь Судного Дня к дому раввина и приклеивал копию страницы с фотографией сынка на двери парадной. Рвать бумагу в Йом-Кипур никто из религиозненьких обитателей дома не решался, и она трепетала на знойном ветерке до самого захода солнца, напоминая беспомощно мятущимся душам о глубине и неоднозначности мира.

Через несколько дней после Йом-Кипура во всех синагогах Реховота начинали молиться о дожде. И что вы думаете, он, словно того и ждал, сперва робкий, неуверенный дождик, неровно постукивающий по черным шляпам выходящих из синагог прихожан, а потом бурный, нестерпимый дождина, сбивающий листья с деревьев.

Семнадцатого хешвана, в годовщину начала всемирного потопа, дождь припускал не переставая, затихая только на несколько дней. Холодные ветры гуляли по промытым улицам, подсушивая влажные усы грязи вдоль бордюров давно не чиненых дорог. Тейманская «мафия», оседлавшая реховотский муниципалитет, предпочитала тратить городской бюджет на зарплату. Истошные субботние призывы рыжего Мишки продолжали оставаться гласом вопиющего в пустыне.

Судя по силе дождей, Небеса намеревались смыть Реховот с лица Святой Земли, как дурную помеху, нелепое недоразумение, сооруженное отступниками и лицемерами, но в последнюю минуту вспоминал Г-сподь Вседержитель о клятве, данной Ноаху, и перекрывал разверстые хляби. Радуга — знак спасения, повисала над грешным городом, выглядывало солнце, и грязь быстро подсыхала, превращаясь во въедливый желтый песок. По ночам ветер стихал, и насупленные облака беззвучно плакали водяной пылью.

Морось лакировала фюзеляж старого истребителя «Мираж», вознесенного на постамент посреди городского сквера, излюбленного места Гениных моционов. Постаментом служили три подпорки, позволяющие прогуливаться под самолетным брюхом и лицезреть заклепки, лючки, выпущенные навечно шасси и прочие авиационные атрибуты. Подсвеченный прожектором «Мираж» казался совсем новым, готовым сорваться с неудобного ложа и вновь умчаться в глубину ночи.

Изначально самолёт установили в самой середине зелёной лужайки. По замыслу художника, сочетание мирной травы и страшной боевой машины должно было пробуждать в юных сердцах посетителей парка вечные мысли о мире. Но художник не учел, что обладатели юных сердец располагают и сноровистыми ногами, обутыми в крепкую обувь. Уже к концу первого сезона траву под памятником вытоптали, а обнажившуюся землю за последующие годы перетерли в мельчайший невесомый песочек.

Водяная пыль всё летела и летела, оседая на песок, так что к утру сухим во всем парке оставался только крохотный клочок под фюзеляжем — отчетливо прорисованный серый крест на фоне влажной зеленой травы.