Любовь на спор

Саша с напыщенным видом помогает, а потом снова отворачивается к своей картине.

Это ее страсть — рисование. Она по памяти рисует места, в которых была хоть раз. Причем так, словно это место живое. Очень красиво.

— Иди уже, смертник же ждет, — говорит она с усмешкой и оборачивается. — Ну прости. Я счастлива с Алексом. Наверное, мне хочется, чтобы все вокруг были столь же счастливы.

— Я понимаю, — обнимаю ее со спины. — Если и желать маму, то такую как ты.

— Но и я не идеальна.

— Идеальных не бывает. Я до сих пор помню, как ты мне угрожала.

Вспоминаю я события годовалой давности. Алекс тогда хотел со мной общаться, уже зная, что является моим отцом. А первокурсница Саша, как, впрочем, и Марк приняли все это за ухаживания. Но тогда все приняли.

В итоге Саша зажала меня в туалете и потребовала оставить Алекса в покое. Тогда она мне кажется и Гитлера бы смогла убедить не вводить войска в Советский Союз, настолько грозным было ее лицо.

— За Алекса я готова порвать любую, — усмехается она и ведет меня в ванную, чтобы сделать прическу. Смотря на себя в зеркало, я почти себя не узнаю.

В этом наряде даже грудь стянута так сильно, что дышать тяжело.

— Тебе бы только пуанты, — поправляет мне волосы Саша. — Настоящая балерина Кармен.

Точно. Кармен. И как я не узнала?

Спускаюсь к Кириллу, но постоянно поглядываю в телефон.

Наверное, жду, что позвонит Марк и скажет, что у него все изменилось. А может быть боюсь, что он позвонит и спросит, где я, а я не смогу соврать, и начнется трешак.

Хотя, надо признать, фантазии о его гневе только будоражат.

Выхожу из подъезда, замечая на небе красные пятна заката, и иду прямиком к Кириллу.

Теперь отличить братьев труда не составляет и отличить я смогу их даже в темноте. По тому же запаху. Даже отсутствия костыля у Кирилла не помешает.

— Привет, — мягко улыбаюсь я и кручусь, показывая платье, на котором он однажды так настаивал.

Тогда мне казалось, что я просто его не натяну. Но постоянные тренировки с Марком, отсутствие мыслей о еде, дали мне возможность надеть платье, действительно сшитое на балерину.

Замечаю ошалелый взгляд Кирилла, что, не отрываясь, смотрит на платье, и машу перед лицом.

— Привет? Ты не уснул?

Он притягивает меня к себе совершенно неожиданно, целует щеку. И так же быстро отпускает.

— Привет. Оно невероятно. В смысле на тебе смотрится очень красиво, — поправляется он в надежде сбить неловкость. Только вот мне становится еще более неловко.

Такое ощущение, что ему нравится именно платье. И я чувствую теперь себя в нем некомфортно.

— Не думал, что ты его наденешь… Не теперь.

— А что теперь? — спрашиваю, пока он открывает пассажирскую дверцу.

— Теперь — Марк, — поджимает Кирилл губы, бросает взгляд на мои ноги, но тут же закрывает двери.

А меня пронзает дрожь неприятного, мерзкого холодка. Словно по коже ползают насекомые. Хочется стряхнуться. Хочется просто снять платье, туфли. Надеть привычные кеды и пойти играть в баскетбол с Марком. С ним как-то всегда просто. Всегда знаешь, о чем он думает. Почти. По крайней мере всегда знаешь, что он хочет меня вне зависимости от одежды.

А от Кирилла я ощутила волны этого самого желания только сегодня. И только в этом платье Кармен.

Глава 30

*** Марк ***

— Марк! — подлетает светловолосая Ника. Виснет на шее, пока я стою на пороге фешенебельного дома Черепановых на рублевке. До сих пор не верю, что дочь хозяина перестала пользоваться макияжем. Совсем. И одеваться как монашка. И перестала трахаться со всеми подряд.

Словно спасение от борделя в ту ночь, клиническая смерть брата что-то в ней переключили. Или это умелая играя?

Она рассказала свою историю, когда мы сидели в больнице возле операционной. И я должен был проникнуться, хотя бы потому что в нашей семье похожая ситуация. Но в тот момент мне было все равно. Боль в плече от пойманной пули, страх за Черепа и мысли о Даше напрочь сметали слова, что лила зареванная Ника мне в ухо.

— Ну, ну. Вероник, оставь парня в покое, — слышу голос Геннадия, и Ника тотчас слезает.

Встает рядом, как по струнке. Опускает глаза. Настоящая скромница… М-да.

— Марк, рад, что ты смог вырваться.

Не смог. Но кого это волнует?

Жму руку Геннадию, как всегда облаченного в строгий костюм, и сразу иду в сторону столовой, стоимость интерьера в которой превышает стоимость всего клуба. Позолота. Лепнина. Вычурность. Не дом, а музей.

За уставленным блюдами русской кухни столом сидит хмурый Череп. Он выжил тогда. Частично.

Как говорит порой Сладенький, зло выживает чаще, потому что дерьмо всегда всплывает.

Не хочется так думать о приятеле, все же я сам спас его. Рисковал жизнью. И тогда у меня не было корыстных мыслей. Надо признаться, в тот момент я мало думал, выступая против вооруженного мужика. Но получить клуб, а вскоре квартиру за спасение детей Черепанова весьма приятно.

— Клуб еще не сравняли с землей? — спрашивает сын хозяина, и я иду пожать руку. Еще несколько месяцев назад я бы скорее в нее плюнул. А потом в харю бы дал.

— Жду, когда ты сам его затопчешь, — усмехаюсь, но Черепа не пронять.

— Ждать придется до второго пришествия. Садись, рассказывай, что за стенами этой богадельни для убогих происходит?

— У тебя Ютуб отключили? — сажусь рядом с ним, и мы переглядываемся, вспоминая злополучное видео в этой видео-сети. Сейчас не осталось и упоминания, все все забыли. Кроме основных участников спора. Дашка точно не забыла.

Пью сок и снова замечаю на себе взгляд Ники.

Я для нее теперь спаситель. Герой, мать его.

Не то, чтобы она меня преследовала, но редкие смс и случайные появления нервируют. Особенно, если предположить, что обо всем узнает Даша и придумает невесть что.

Пока подают блюда вышколенные официанты, мне хочется оттянуть воротник рубашки, так стало душно в этой «семейной» атмосферы, и испариться.

Просто исчезнуть под внимательными взглядами этих людей. Но подарок Черепанова обязывает здесь находиться, жевать еду, пить вино и слушать рассуждения о нынешнем налогообложении.