Любовь не кончается: Джулитта

Он решил оставить Жизель здесь, в крохотной деревушке, расположенной у дороги на Компостелу. Молитвы ежедневно проходящих мимо паломников успокоят ее душу. Мысль о том, чтобы разрыть могилу и достать из нее тело жены, казалась Бенедикту кощунственной и безумной Всю дорогу до деревни, милю за милей, молодого человека терзали сомнения. Они сдавливали его мозг подобно металлическому обручу, но в конце концов он решил поступить так, как задумал с самого начала.

— Сеньор Бенедикт, — окликнул его тихий чужой голос Затем кто-то негромко прокашлялся.

Оглянувшись, Бенедикт увидел Анджело Сжимая шляпу в руке, воин опустился перед алтарем на колени и перекрестился.

— Извините за беспокойство, — смущенно пробормотал он, — но господин Фейсал просил передать, что время поджимает Нам пора отправляться в путь, чтобы прибыть к месту назначения до темноты.

Бенедикт разжал пальцы и посмотрел на футляр.

— Я готов. — Поднявшись на ноги, он шагнул к статуе и положил у ее ног сверкающую камнями коробочку — она принадлежала Жизели и должна была остаться здесь У него в памяти навсегда запечатлелось восторженно-благоговейное лицо жены, когда она взяла из рук торговца мощами эту коробочку Она будто не верила своим глазам, дивясь, что такое чудо может существовать на свете и принадлежать ей. Бенедикт перекрестился и, не оглядываясь, вышел из часовни. Быстрым шагом он прошагал мимо кладбища, так и не заглянув на него Что он мог там увидеть, кроме свеженасыпанного холмика земли?

Фейсал уже ждал его, держа за поводья пегого андалузского мерина и невысокую крепкую лошадку, приобретенную специально для раненого Мавр посмотрел на молодого человека с сочувствием, но не сказал ни слова Бенедикт тоже хранил молчание Его сердце переполняла скорбь, в горле пересохло, в глазах жгло.

Они ехали в тишине довольно долго Светло-рыжая лошадка неторопливо вышагивала по дороге, проторенной сандалиями паломников Постепеннр боль в сердце Бенедикта немного стихла, глаза просохли от слез.

— Я не любил ее, — виновато произнес он, обернувшись к спутнику, — но она была частью моей жизни и частью меня самого. Теперь ее отрезали.

Фейсал кивнул, но не сказал ни слова, давая собеседнику возможность излить душу Опытный лекарь, он знал, что рана заживает быстрее, когда ее очищают.

— Нас обручили еще детьми Когда мой отец понял, что я разбираюсь в лошадях лучше, чем в винных бочках, он, заботясь о моем будущем, провел брачные переговоры со своим другом — самым лучшим коневодом Нормандии. — Бенедикт поморщился. — Беда только в том, что в итоге меня обручили не с той его дочерью.

Фейсал удивленно вскинул брови.

— У вашей жены есть сестра?

— Сводная Жизель была законнорожденной дочерью Рольфа Джулитту же родила его сакская госпожа.

— Госпожа?

— Другими словами, любовница Хотя я склонен думать, что на роль его настоящей жены больше годилась она, чем законная супруга, Арлетт.

— А-а-а.

Ненадолго воцарилась напряженная тишина. Бенедикт шумно вздохнул: говорить о Джулитте было неимоверно тяжело, хотя ее образ сиял в его памяти куда ярче, чем образ Жизели.

— В детстве Джулитта ходила за мной по пятам, болтая при этом без умолку. Помню, что считал ее забавной, но ужасно надоедливой маленькой девочкой. У нас была разница в четыре года. Однажды я спас Джулитту от рассвирепевшего гусака и с того дня стал ее героем. Она жить не могла без забав и проделок. И даже когда повзрослела, почти не изменилась. Я терпел ее выходки, как терпел бы их от младшей сестры.

Фейсал выразительно причмокнул.

— Вы хотите сказать, что с возрастом стали относиться к ней как-то по-другому?

— Обстоятельства сложились так, что мы не виделись много лет, и когда снова встретились, Джулитта только-только начала превращаться из девочки в женщину. К тому моменту я был уже восемь лет помолвлен с Жизелью. Наверное, разлука длилась слишком долго: я уже не мог относиться к Джулитте как к сестре. — По мере того как Бенедикт рассказывал молчаливому спутнику свою историю, его лицо становилось все мрачнее. — Я надеялся, что совместное паломничество поможет нам с Жизелью создать полноценную семью Теперь вы сами видите, что из этого вышло.

— Да, вижу. Вы оказались на перепутье, — философски заметил Фейсал. — И дальше вам предстоит нести тяжкое бремя в одиночку. Уверен, придет время — и все станет на свои места, а пока. Мужайтесь и терпите.

— Мудрость пророка? — спросил Бенедикт, разрываемый надвое отчаянием и жалостью к себе.

— Нет, совет друга.

Молодой человек вымученно улыбнулся.

— Хвала Аллаху! Надеюсь, он вознаградит меня за терпение.

— Хвала Аллаху! — с жаром откликнулся Фейсал, сложив руки в молитве.

Родриго Диас де Бивар, которого мавры называли Эль Сидом, что в переводе с их языка означало «господин», полностью соответствовал этому титулу. Сама его высокая фигура с широкими плечами и узкими, как у атлета, бедрами внушала уважение. Смуглое лицо с выпуклым лбом и волевым подбородком обрамляли зачесанные назад темные с проседью волосы, величественно ниспадавшие на воротник шелковой темно-красной туники. Эль Сид надевал ее по торжественным случаям, в обычные дни предпочитая стеганый золоченый жилет, перепоясанный ремнем, на котором висел неизменный меч.

Приближаясь к нему в сопровождении Фейсала, Бенедикт с интересом озирался по сторонам. Огромный зал напомнил ему зал в Улвертоне, хотя и превосходил его по размерам и богатству внутреннего убранства. В дерзких формах и красках гипсовой лепнины чувствовался мавританский дух. У камина лежал яркий ковер.

Пара поджарых белых псов в широких ошейниках бросились к Бенедикту и настороженно обнюхали его. Фейсала они поприветствовали игривым вилянием хвостами и радостным пританцовыванием. Мавр нежно потрепал псов по ушам, чем привел их в еще больший восторг.

Сидевший за столом в компании нескольких мужчин, Эль Сид поднял голову и, увидев лекаря, улыбнулся и показал ему место рядом с собой.

Не успел Бенедикт склониться в почтительном поклоне, как мавр схватил его за руку и потянул за собой. Собаки, виляя хвостами, путались под ногами. Поспешивший навстречу гостям слуга схватил псов за ошейники и отвел их в сторону.

— Итак, — заметил Эль Сид, извинившись перед собеседниками и обернувшись к Фейсалу и Бенедикту, преклонившим колени перед его резным креслом, — ты наконец-то соизволил вернуться, да? Я на пару дней отпустил тебя в горы собирать лечебные травы и ухаживать за больным другом, а ты совсем пропал из вида.