Любовь от начала до конца

Лена знала, что из моих одноклассников или тех, с кем я вместе учился, мне интересна была только ты. Знала, что давно ищу тебя. И если теперь не вылезаю из «Одноклассников», значит, я тебя нашёл. Я ей всё рассказал про тебя. Лена вроде успокоилась.

А потом состоялся наш первый телефонный разговор.

Это было воскресенье. Я волновался. Узнаешь ли ты меня? Узнаю ли я тебя? Теперь не надо было искать телефон-автомат и опасливо коситься на прохожих, и всё же не хотелось, чтобы мне помешали. Поколесил немного по городу, пока не остановился на безлюдной улице. Удивительно, как живучи наши страхи. Я в машине. К телефону доступ только у меня. Тем не менее, выбираю место, где нет людей, где почти нет машин. Будто в другом месте могут подслушать.

Достал мобильный. Выбрал в «Контактах» Тоня Иванченко и долго сидел в нерешительности. Тоня Иванченко… Я перечитывал на экранчике твоё имя и фамилию, не веря до конца, что сейчас услышу твой голос. Смогу поговорить с тобой. Это всё равно, что позвонить из две тысячи двенадцатого года в семьдесят второй.

Возможно ли это?

Подождал, пока проедет чёрный внедорожник, и когда увидел красные огни его стоп-сигналов, нажал кнопку вызова.

– Тоня?

– Да-а… – произнёс выжидающе незнакомый женский голос из трубки.

– Тоня, здравствуй. Это Рома Мищенко. Ты можешь говорить?

– Да, могу. Здравствуй.

Я не узнал твой голос. Он был не такой мягкий, каким я знал его почти сорок лет назад, а немного резкий и, как мне показалось, низкий. Я не мог понять по голосу, что разговариваю сейчас с той самой Тоней Иванченко. Я просто об этом знал.

Ты выразила признательность за то, что я всё ещё помню тебя, за те слова, которые написал. Сказала, что пыталась мне позвонить, но у тебя не получилось. И что очень удивилась, узнав, что я стал журналистом.

– Ты никогда не говорил, что хочешь стать журналистом, – уточнила ты.

Да, не говорил. Я многого тебе не говорил. Не успел.

Мы разговаривали, будто прислушиваясь друг к другу, словно до конца не веря, что ты – это ты, а я – это я. Пытались узнать, услышать в голосе другого что-то знакомое, но… не узнавали. Да, время работает не на нас. Кто-то из писателей сказал, что любимая женщина может измениться до неузнаваемости, но голос у неё остаётся прежним. И стоит услышать её голос, как ты сразу поймёшь – это она.

Выдумал всё писатель.

Голос любимой я не узнал.

Только спустя несколько дней я уловил, как в твоём голосе медленно проявляются, будто изображение на опущенной в проявитель фотобумаге, знакомые интонации. А когда ты улыбалась, я слышал твой голос таким же, каким его когда-то запомнил.

Антонина…

С этого дня я стал звонить тебе ежедневно.

* * *

Этот наш первый разговор оставил во мне смутное чувство растерянности. Я был счастлив, что нашёл тебя. Я был рад, что слышу тебя. Но по твоему голосу понял, что ты удивлена и озадачена. Ты говорила со мной и будто не верила в происходящее, не верила, что всё это имеет к тебе отношение.

И правда, как в такое можно поверить? Мальчик из школьного прошлого, с которым у тебя давным-давно случился недолгий роман, который не делал никаких попыток возобновить отношения, вдруг спустя столько лет разыскал тебя и пишет такие слова… Если бы тебе сказали, что это розыгрыш, то, наверное, ты бы не обиделась. С точки зрения здравого смысла всё бы встало на свои места.

Но я очень хотел, чтобы ты поверила.

Какие слова для этого нужно сказать? И можно ли всё объяснить словами?

Не полагаясь на своё красноречие, я в тот же день сел писать тебе письмо.

Тоня, Тоня, Тоня… Как объяснить, почему я до сих пор помню тебя и люблю?

Как объяснить тебе? Как объяснить себе?

Я писал десять дней. Десять дней я рассказывал тебе о нашей прошлой жизни, о тебе, о себе, о наших отношениях. О своей любви. Я хотел, чтобы ты поняла всё без дополнительных объяснений.

Начал писать письмо, а получилась целая повесть…

Часть вторая Школа чувств

Глава первая Сердечное смятение

Я обратил на тебя внимание в шестом классе. Мы тогда учились в начальной одноэтажной школе, где до сих пор можно прочитать на потемневшем кирпиче фасада почти растворившуюся от старости надпись: «Смерть фашистским оккупантам!». Моё первое воспоминание – на перемене ты стоишь спиной к окну, опершись на подоконник. Коричневая школьная форма, белый передник. Лицо серьёзное, немного задумчивое. В руках раскрытый учебник. Рядом с тобой кто-то из одноклассниц. Помню тебя прохаживающейся по коридору – и опять же с раскрытым учебником в руках.

Чем ты привлекла меня? Заметил в параллельном «б» новую девочку. А ещё мне понравилась твоя улыбка. Тоня, в твоей улыбке столько чистоты и солнца! Солнечная улыбка…

Помнишь, в фильме «Операция «Ы» и другие приключения Шурика» есть сцена, где Шурик видит улыбающуюся Лиду, сбегающую по ступенькам института, и зачарованно спрашивает приятеля: «Кто это… вон… плывёт?». Твоя улыбка произвела на меня похожее впечатление. Но тогда я был слишком мал и не отдавал себе в этом отчёта. Просто было приятно смотреть на тебя и любоваться твоей улыбкой. Никаких мыслей о том, чтобы познакомиться с тобой, а уж тем более подружиться, у меня не было.

К тому же в то время мне ещё было не до тебя. У меня были запутанные отношения с одноклассницей Олей Сизовой.

Жизнерадостная миловидная девочка, Оля симпатизировала мне и всячески это показывала. Я не знал, как себя вести, потому что кроме доброго отношения ничего другого не мог ей предложить. На двадцать третье февраля Оля подарила мне поздравительную открытку, хотя я не был её соседом по парте. Пришлось на восьмое марта ей тоже подарить открытку. После этого мы стали обмениваться знаками внимания, и все решили, что у нас любовь.

Именно в это время у неё произошла ссора с Сергеем Дубовым из вашего класса. Сергей был хулиганистый, развязный, они повздорили, и Сергей её как-то обозвал. Я стоял в стороне и всё слышал, но не вмешался. Почему? Не знаю. Это ведь не моя девчонка, и мне не хотелось, чтобы другие так думали. Но после уроков у нас с Сергеем состоялся разговор. Я говорил ему, что Оля очень хорошая девочка и что он несправедливо обидел её. Попросил извиниться. Мы тогда с Сергеем дружили, и он прислушался ко мне. Решили, что Сергей извинится сегодня же.