Любовь оживает в саду под зимними вишнями
Шрифт:
– А если бы нас застукал какой-нибудь любопытный? Или полицейские? – поднял голову, хитро улыбнулся. Видно было, что ему весьма по душе пришлись последние несколько часов.
– Не знаю, - прищурилась Ника. – Ты бы рыкнул погромче, они бы и отвязались. А что такого – сидим спокойно под липой, воздухом дышим…
Ответом Нике был довольный смешок.
Пока брели к машине – обнявшись, на заплетающихся ногах, Ника решила еще раз попросить Марка не делать глупостей:
– Обещай, что откажешься от мести.
Рука,
– Обещай, - повернулась к нему, заставила остановиться.
– Раз ты так просишь, - скрипнул зубами Марк и отвел глаза.
– Не за него прошу. За тебя. Не хочу, чтобы ты потом этот крест нес, слышишь?
– Слышу, - вздохнул тяжело. – И даю слово.
Вера бегала по участку наперегонки с собачатами, что уже совсем выросли – время-то летит, подумала Ника, с улыбкой глядя на визжащую ватагу. Она сидела на резном крылечке, пила прохладный компот и чувствовала глубокое душевное удовлетворение.
– Заскучала? – спросила вышедшая из дома Надежда Ивановна и надела Нике на голову легкую панаму.
– Совсем нет. Хорошо у вас, спокойно.
Мать Марка погладила девушку по плечу скупым, но от того не менее бережным жестом и вернулась на кухню – пироги с капустой затеяла, не могла отойти надолго.
– Мам, смотри, как Федор умеет, - нетерпеливо крикнула Вера и засмеялась.
Собачонок по кличке Федор в это время крутился юлой – пытался укусить себя хвост. Ника улыбнулась.
– Вижу, милая.
– Папа! – в запале взвизгнула малышка, увидев Марка, что вышел из летней кухни. – Гляди скорее!
Марк застыл с вафельным полотенцем в руках. Сглотнул ком, образовавшийся в горле от этих слов, кивнул рассеянно. Ника в свою очередь пролила на платье компот – дрогнула кисть. Приложила ладонь ко рту, словно это с ее губ сорвалось. Но ребенок даже не обратил внимания на оговорку – Вера уже понеслась дальше по тропинке. Туда, где наливалась соком поздняя клубника.
– Это было неожиданно, но просто-таки чертовски приятно, - утер руки, запачканные машинным маслом, - хочу, чтобы еще так сказала.
– Скажет, - сглотнула Ника и повернулась к нему. – Теперь точно скажет.
И Вера сказала. Через неделю – тоже на эмоциях, обращаясь непосредственно к Марку. Он тогда подошел к малышке, взял на руки, заглянул в ясные глаза и сказал:
– Да, я папа. Не Марк и не дядюшка. Папа. Договорились? – Дождался серьезного кивка, щелкнул невесомо по курносому носику и почувствовал, что в глазах запекло.
Еще через месяц, когда на город наступал капризный сентябрь, произошло очередное событие в жизни Ники.
Она заканчивала перевод, устало терла глаза и опечатывалась на каждом слове, когда родные шумно ввалились в квартиру. Марк с Верой вернулись с прогулки довольные, с липкими
пальцами от сладкой ваты. Решив выпить чаю и поприветствовать гулен, Ника выбралась из кабинета. Успела увидеть, как заботливо Марк снимает сандалии с ножек дочки, хотя она уже давным-давно умела разуваться сама. Мелкая крикнула «привет, мам» и убежала к себе – играть с новым пони, почему-то фиолетовым, зажатым подмышкой.– Балуешь ее, - заметила Марку и поцеловала в терпко пахнущую щеку.
– Совсем нет, - приобнял Нику, уткнулся носом в макушку.
Прошли на кухню в обнимку, а потом Марк внезапно посерьезнел.
– Ника, обрати внимание, - дождался, пока она обернется, отвлечется от рассматривания чайных жестяных банок. – Я не знаю, как это делается по-человечески, поэтому просто скажу, что думаю и баста, - на этих словах Ника разволновалась, кивнула, соглашаясь слушать, а Марк продолжил:
– Я возле тебя сердцем отогрелся. Полюбил, наверное, сразу, как увидел – даже тогда – в обнищавшем городишке ты потрясающе красивая была, гордая, хоть и печальная безмерно. А как заглянул в глаза с погибающими от тоски, чертями, так и вовсе пропал. Ты помогла мне выкарабкаться – неосознанно, интуитивно. С каждым словом ласковым твоим, с каждым прикосновением – оживал. Думаешь, не видел, как тяжело тебе приходилось по первости? Как долго ты примирялась с тем, что я – враг, что убийца. Видел. Все замечал. Но ты смогла – постепенно привыкла, освоилась. Приняла меня. А потом и полюбила, - Марк сделал паузу, заметив, что Ника плачет. Притянул к себе за плечи, сжал их крепко.
– Потерпи, еще чуть-чуть осталось. Доскажу, вместе поревем. Ника, Лисичка моя золотоволосая, я хочу сказать, что благодарен тебе за все – за то, что поверила мне, за то, что смогла полюбить. А еще я очень хочу, чтобы ты стала моей женой – пожалуйста, не откажи.
Ника расплакалась в голос – так тронута была, от того как искренне говорил он, не отрываясь в глаза смотрел, и крепко держал за плечи. Она не стала заглядывать в бархатную коробочку, которую Марк достал из кармана, просто бросилась ему на шею. Трясло всю от эмоций, от счастья бушевавшего.
– Это да, милая? – Марк ласково провел по волосам рукой.
– Абсолютное, - всхлипнула и уткнулась лбом в его надежное плечо.
Уже засыпая, после длительного, тягуче-сладкого наслаждения друг другом, Ника спросила:
– Они ожили?
– Я так и не научился следить за ходом твоей мысли, милая. Надеюсь, это случится немножко позже. Кто должен был восстать из мертвых?
– Черти мои, прежде тонувшие в печали. Они ожили?
Марк приподнялся на локте, задумчиво заглянул ей в глаза.
– Не уверен, те ли это рогатые, или уже подрастающее поколение, но могу поклясться – один из них мне только что язык показал.