Любовь по завещанию
Шрифт:
— Ну ты козёл, — сказала я, закрыв за гостей дверь.
Аверин лежал на своей диване, причём нагло выпихнув котёнка. Тот обиделся и ушёл под шкаф, ничего, там у него мягкая постелька из дорогущего кашемира. На Захаре мои огромные штаны, а на ногах… на ногах нечто.
— Это чего? — осторожно спросила я.
— Пинетки, — хмыкнул он. — Тебе там тоже есть.
Кивнул на коробку в бантах. Открыла — и правда, пинетки. Розовые, как раз мне по ноге. Пушистые, удобные, жуть просто. И ещё одни, крошечные.
— А это кому?
— А это нашему с тобой дитенку.
Понятно — соседка. Я вздохнула. В прихожей огромный пакет, а в нем куча всего для котёнка. Я поневоле ощутила благодарность — животных у меня никогда не было, не считая розовой Эллы в телефоне, я понятия не имею, что им вообще нужно.
Посмотрела на Аверина. Ногу на ногу закинул, читает толстый томик Диккенса из библиотеки деда. Если на меня посмотрит — то вновь с таким же превосходством во взгляде. А меня девочки звали на лыжную базу. Там сейчас снежок с неба, глинтвейн с кружочками апельсина и завитушками корицы. Может будут мясо на костре жарить. И точно будут много смеяться и танцевать, а не вот это все. И так обидно стало.
— Я тоже тебя терпеть не могу, — сказала я в книжку, ибо Аверина за ней не видно. — Но я же не пытаюсь сделать твой новый год невыносимым. Новый год это же… маленькое чудо. Сказка.
— Какая прелесть, — отозвался Захар не глядя.
Можно было бы плюнуть и уйти. Но Ангелина приходила, а муженек её ещё нет. Может наведаться в любой момент. Но… кто сказал, что я весь день здесь должна пробыть? Плевать. Вернусь к полуночи и договор соблюден. А сейчас стану самой красивой.
Мимо Захара я прошла от бедра и со значительно улучшенным настроением, правда он внимания обратил. Тщательно нанесла макияж, уложила волосы. Короткое платье насыщенного, темно-красного цвета это то, что сейчас нужно. Тоненькие сапожки на высоком каблучке. Алая помада и непременно капелька духов. Ради такого платья я даже шубу достала — бесполезный Ромкин подарок, вытаскиваемый из шкафа только по особым случаям. Сегодняшний — особый.
— Приятно оставаться, — пропела я, цокая каблуками.
Захар даже оторвался от Диккенса, медленно меня оглядел. Всю, от самых каблуков и до макушки. Брови приподнял удивлённо.
— Ты же в курсе, — решил уточнить он, — что в полночь твоя карета превратится в тыкву?
— До полуночи я вернусь.
Я знала цену мужским взглядам. Этот вот туда же, терпеть меня не может, а сам едва оторвался от моих ног, которые платье демонстрировать щедро. Больше чем уверена — сейчас и на задницу смотреть будет. Всё мужчины одинаковы.
— Если решишь искать нового мужа, — крикнул он мне в след. — помни, что у тебя старый ещё не закончился!
Все мужчины одинаковы, да. Только беда в том, что они и нас такими считают.
На улице мой пыл значительно утих. Отчасти тому виной промозглый ветер — платье у меня короткое, шубка тоже длиной не блещет, поэтому я замёрзла разом вся, до самых деликатных мест. Взгляд моего вредного мужа больше не грел, а больше здесь восхищаться мной было некому. Двор был абсолютно пуст, словно не новый год приключился, а апокалипсис. Только бомж сидел на мерзлой лавочке, постелив рядом газетку, на которой чекушка водки, рюмка, плавленый сырок и хвост копчёной колбасы.
— Королева, — сказал он мне и цокнул языком.
Я опасливо поежилась — ну, его, я лучше без восхищения вовсе. А то темнеет уже, терпеть не могу зиму за постоянную темноту, нет никого, и я вся такая красивая.
— Спасибо, — сдержанно отозвалась я и поковыляла на каблуках по льду мимо.
— Он тебя недостоин! — крикнул бомж в мою спину.
Ясен пень — недостоин. Но для пьяных разговоров у меня есть бармен Сашка, он милый и вкусно пахнет. Вот чем плохи квартиры в центре города — ходят вокруг кто ни попадя. Вот у меня, возле леса, бомжей отродясь не водилось, строго безобидные местные алкаши. А дома сейчас, на пятом этаже деловой сталинки Захар, в моих же огромных штанах, в огромных пинетках, с томиком Диккенса и подумать только — мой муж. Там же мигает елка, где-то под шкафом прячется котенок, и вообще, я стала привыкать… Если бы общаться получалось нормально.
— Не киснуть, — сказала я вслух, как только отошла от бомжа подальше. — Позвони Наташке.
А Наташка уже уехала на базу. Туда дороги — три часа, мне никакого смысла ехать, потом не выберусь, придёт сосед, а меня нет, прощайте миллионы. Лелик с ней же,
Светка, а на заднем плане — мужские голоса. Я даже по голосу определила, что голоса такие ничего, интересные.— Плюнь на все и приезжай, — посоветовала подруга.
— Не могу, — вздохнула она.
Это она ещё не знает, что я замуж вышла. Сбросила звонок. Кому ещё? Ромочка? Окстись. Он конечно милый, но приставуч як банный лист, так забудешься и ещё раз за него замуж выйдешь, а я ещё прошлого мужа не доела. Мама и та сегодня тусит, с Верой Павловной ушли на концерт, потом пойдут в гости. Папа у меня тоже имелся, но уже лет тринадцать, как проживал отдельно, и с периодичностью раз в два-три года объявлялся, вспоминая про мои дни рождения, и его я в расчет не брала вовсе. Идти в гущу чужих людей не хотелось. Не хотелось мне и чужих мужчин, их липких взглядов тоже, двух, если с бомжом я сегодня уже покорила, хватит. И я пошла в бар, который сегодня работал до обидного мало — лишь до одиннадцати. На выходе с двора поскользнулась, упала и разодрала капронки на коленях. Чудесный новый год. Теперь редкие прохожие при виде меня качали головой — такая молодая, такая красивая, до полночи, как до Китая раком, а она уже пьяная. А я до обидного трезвая!
— Я трезвая, — сказала я Сашке усаживаясь на свое любимое место.
— Сейчас исправим, — кивнул он. Потом видимо вспомнил про мою зарплату и сказал — первый бокал за счёт заведения.
Я сделала глоточек, прислушалась к себе — а жизнь то налаживается! Правда будет обидно спиться за год. После второго глотка стало ещё лучше, а после третьего захотелось жаловаться.
— Я его ненавижу, — начала я. — Он высокомерный сноб. Он делает вид, что меня нет, ну, максимум, смотреть на меня так, словно я пятнышко на его сверкающем ботинке… обосранном, кстати!
Сашка вопросительно поднял брови, я махнула рукой — в следующий раз. А потом он сказал вдруг…
— Это твой праздник. Ты не позволишь ему его испортить.
— Правда? — удивилась уже немного пьяненькая я.
— Правда, — кивнул он и под барную стойку полез. — Держи. Это не тебе. Я не тратился, у меня их дед строгает.
И вложил мне в руки маленький холщовый пакетик с тесьмой и бантиком. Я открыла и вытряхнула на ладонь брелок для ключей. Стандартное колечко, цепочка. Только фигурка — деревянная. Это орёл. Он… живым кажется. Глаза из металла или камня, тёмные, крылья раскинуты, кажется, даже вижу, как ветер топорщит крылья…
— Я дарю тебе мирный новый год, — продолжил Сашка. — Подари ему. Ты же женщина, всем известно, что вы нас умнее и мудрее.
Я кивнула — я мудрая. Особенно после двух коктейлей. Подняла брелок повыше, позволила орлу болтаться на цепочке. Казалось, что он пытается вырваться и улететь. А я пригляделась.
— Видишь, — позвала я Сашку и показала ему пальцем на то, что сразу не заметила. — Видишь вот эту несчастную зверушку в его когтях? Так вот, это я.
Домой шла уже относительно пьяненькая и полная благих намерений. Орёл в кармане шубы, я руку засунула, сжимаю его, деревянные крылья впиваются в кожу. Глажу пальцем несчастную зверушку в его когтях — как я её понимаю. В другой руке несу потяжелевшую сумку, в ней бутылка шампанского и кулёк мандаринов из ближайшего супермаркета, тоже жест доброй воли. Ещё в ней маленькая подарочная, от Сашки, бутылочка виски. До полуночи меньше двух часов. Иду думаю — сейчас зайду и скажу что нибудь такое мудрое, но чтобы не заюзанное. Например — ребята, давайте жить дружно! Но блин, мышей в мульте было два, и Леопольд, вместе три, а нас двое, годится ли… На этом пьяный мозг сломался и решил, что фраза, как не крути, гениальна.
Дверь в квартиру открываю и на языке слова верчу, чтобы не забыть. Вошла. Огоньки мигают, как положено, телевизор надрывается, наверное, голубой огонёк. Скинула сапожки, надела пинетки — очень удобная штука. И в шубе прошла в комнату, надо скорее говорить, пока не забыла и не растеряша запал.
— Ребята, — выдала я входя в гостиную. — Давайте…
Этот гад сделал перестановку. Теперь диван был отодвинуть ближе к стене, а я запнувшись о ковёр, который раньше начинался куда позже лечу вниз и радуюсь, что хоть сумка в коридоре — бутылки будут целы. Падаю, орёл выпадает из ладони и катится к ногам Захара. Колени молят о пощаде — им сегодня уже досталось.