Любовь под бой барабанов

Фенрир улыбнулся, резко поднял меня на руки и закружил по комнате, а потом уткнулся лицом в шею.

— Прости. Я… запугал тебя тогда на выставке.

Тааак. Это, похоже, не все новости на сегодня. Ладно, жги.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Рагнарёк не затронет Мидгард, не так как ты представляешь. Максимум обычные стихийные явления, которые и так происходят в мире людей. Никогда не задумывалась, почему мы все попадаем после смерти в один из миров мертвых? По сути мы не умираем. Наши души бессмертны, если не отправить ее в ничто. А туда забирают только норны и Нидхёгг. Рагнарёк это скорее название мстительной военной операции.

О. Хре. Неть. Бессмертные души. Конечно! Бальдр же умер от руки Хёда. Умер! И тем не менее просто попал в другой мир, более закрытый, но все же. Переехал. Он сам так сказал. С меня будто непосильный груз спал. Мидгард не пострадает. Пока переваривала тот факт, что я та еще безмозглая идиотка, которая совершенно не понимает намеков, Фенрир достал из комода те самые фабулы, которые подарил мне недавно. Когда только успел их туда положить?

— Это мой подарок тебе. Не оскорбляй меня тем, что оставила его.

Глава 22. Змея на груди

Ивар

Вставать с постели совсем не хотелось, вчерашний день и ночка выдались бурными и приятными. После того как с меня сняли ленты, я почувствовал такую легкость и эйфорию, будто все это время на меня давила бетонная плита размером с гору. Теперь же я хотел обернуться волком, вдыхать свободу и бежать по Железному лесу, где не было бы такой атмосферы, как тут.

Поначалу в царстве мертвых моей сестре приходилось туго и одиноко. Цвета здесь всегда хмурые, серые, будто попал в декорации черно-белого фильма. Став правительницей еще в юном возрасте, Эль часто приходила ко мне и плакала, все-таки больше никого из близких рядом не было. Со временем моя сестренка закалилась, более того, всей душой полюбила это место. Говорила, что тут спокойно. С каждым годом, десятком, сотней лет она все больше превращалась в шикарную женщину со стержнем внутри. Даже когда ей тяжело, она в состоянии принимать непростые решения.

В первое время своего заточения здесь, в атмосфере пустоты и серости, я тонул в ненависти и жажде мести, поэтому Хель держала меня прикованным. Тогда я злился и на нее тоже, но теперь понимаю, что моя импульсивность могла только навредить, кто-нибудь пострадал бы. Постепенно я смирился со своим положением, все-таки рано или поздно отомщу. Даже пророчество норн о какой-то там девушке казалось всего лишь не остроумной шуткой. Из нашей троицы у меня имелся самый ужасный и колючий характер, даже иррациональный. Кто мог бы полюбить зверя, для которого жажда мести и крови стояли на первом месте?

Чем дольше шло время, тем более понурым я становился. Хель даже решила отпустить меня погулять по царству. И я тут же принялся искать лазейку, чтобы вырваться за пределы Хельхейма, тогда и познакомился с Гармом. О, как же мы цапались, дрались, обменивались злыми колкостями. Во мне играл максимализм, в нем — преданность клятве защищать границы. Неугасающий оптимизм Гарма нервировал до дрожи. Как он мог наслаждаться местной атмосферой? И несмотря на свое часто приподнятое настроение, в бою он был сосредоточенным и серьезным, умело пользовался моей злостью, как рычагом давления против меня же. Этот его контраст раз за разом поражал до глубины души. Именно призрачный пес стал тем, с кем я мог хоть как-то поговорить, а порой выпустить пар в драке.

Я был благодарен за обретение друга, но все равно царство душило само по себе, будто здешний мир чувствовал чужака. И так как не мог меня выплюнуть, то нещадно давил. Даже книги, которые Хель доставала, не особенно спасали. Я все больше вяз в состояние пустоты, пока в один момент сестренка не объявила, что в Хельхейме появился новый мертвый и пока, ради моего же блага, мне придется вернуться в пещеру. Я знал, что Хель просто так не потребовала бы такого, поэтому не спорил. До того момента, как узнал, о ком именно шла речь.

Бальдр, а затем и Хёд. Я неистовствовал. Сестра даже испугалась, что я вырвусь из клетки, разорву цепи, которыми меня приковали к скале. Хель тогда впервые заявила, что если я трону мертвых, то она не посмотрит на то, что я ее брат. Слова настоящей правительницы. Ее пещеры — тюрьма. А вот вся остальная территория, населенная призраками, ее вотчина. Мертвые — ее народ, несмотря на то, сын Одина среди них расхаживает или нет. Тогда мы очень сильно поругались.

Потерял счет, сколько раз пытался вырваться. Но цепи держали крепко. Не знаю, как Хель простила мне все то, что я ей наговорил, но продолжала приходить.

А потом вскрылась любопытная деталь, что у них с Бальдром завязались отношения. Точнее, она вылила на меня эту новость как ушат с ледяной водой. До сих пор стыдно за те слова, сказанные в запале. Но она пропустила все оскорбления мимо ушей, будто комариный писк. Более того, заявила, что бог весны придумал, как отпустить меня за пределы Хельхейма и не привлекать к себе внимания. Передо мной помахали морковкой, как перед осликом. Сколько бы я не упрямился, мне как минимум стало любопытно. В этом предложении сразу увидел подвох, задумку Одина схватить меня за пределами царства моей сестры. Но, в конце концов, что если и так? В итоге я согласился на эту авантюру.

Если бы не Бальдр тогда, то я бы уже сошел с ума, стал бы психом, неконтролируемым зверем. В каком-то смысле я у него в долгу, поэтому не лез в их отношения с Хель. Она уже взрослая девочка. Хотя внутри все равно не принимал до конца их отношения. Все-таки у бога весны раньше имелась жена, он ас, сын Одина.

Хотя богини имели полное право потребовать развод, их не держали силками, вот и Нонна решила, что хочет призрачного покоя. Она отпустила мужа, понимая, что сердцу не прикажешь, а у нее другой путь. Бальдр же предпочел стать более плотным. Даже не хотелось думать, как он пользовался этой плотностью за закрытыми дверями покоев моей сестры. Всегда оставалась крохотная надежда, что они просто надоедят друг другу.

Со временем понял, что их отношения настоящие. Приторные, ванильные, но настоящие. Раньше меня воротило от этого, а теперь и сам стал таким же. Когда о другом заботишься больше, чем о себе. Когда просыпаешься и засыпаешь с мыслью об одной единственной. Кстати, о моей волчице.

Я повернулся и провел рукой рядом. Простыня оказалась остывшей. Сон тут же испарился, все инстинкты в миг ожили и заставили резко подняться с кровати. Может, Есения решила принять ванну? Не могла же она снова сбежать от меня. Да и куда? Хельхейм не покинуть просто так. Ключ к лазейке был завязан на моей цепочке.

Протопал голышом до ванной комнаты, но и там моей девушки не оказалось. Зверь внутри меня тревожно заскреб острыми когтями от плохого предчувствия, неприятного, липкого как паутина. Я накинул на себя халат, принюхался и пошел за шлейфом аромата моей волчицы. В конце концов, Есения хорошо общалась с Локи, могла где-нибудь с ним поглощать алкогольные запасы Хель. Или с Бальдром беседовать на возвышенные темы, бог весны отличался радушием.

Чем дальше я шел, тем больше чуял вкрапления лилий. Изнутри вырвалась волна ярости. Если он с ней что-то сделал, я его убью. Шагал все быстрее, пока не добрался до комнаты, выделенной Альвару. Открыл дверь ударом ноги. Пусто. Во мне зарычал смертельно опасный хищник. По запаху уже бежал, дурное предчувствие становилось все острее, аромат следовал к холлу. Я распахнул входные двери настежь, вдыхая воздух полной грудью, до боли. И не видел никого вокруг. Пустота и тишина.