Любовь под прицелом. Рикошет

– Эй, там кто-нибудь есть? – подала голос, когда никто не ответил. – Или вы себе языки откусили? Тогда позовите кого-то, кто знает русский алфавит и обучен им пользоваться.

Я что, только что услышала смешок? Хороший знак!

– У нас чёткий приказ не выпускать тебя и не поддаваться на провокации, – услышала твёрдый голос.

Сказал почти в духе Артёма, аж бесит…

– Я и не прошу меня выпускать, – пробурчала в ответ. – Позовите Артёма, мне нужно с ним поговорить.

– У него важный разговор с твоим отцом, не думаю, что он всё бросит и прибежит вытирать тебе слёзы.

– Не заставляй меня рвать простыни на полосы и вязать из них верёвку! – пригрозила я.

Тоже мне, нашёлся умник!

Слышу какое-то ворчание, а после звук удаляющихся шагов, и не могу не улыбнуться – получилось! Это, к сожалению, было не самой сложной задачей, все трудности ещё впереди, но неплохое начало придало немного уверенности. Теперь главное не сдрейфить, когда увижу Артёма... Я отчасти чувствовала себя перед ним виноватой за то, что предпочла ему другого, хотя прекрасно видела, как он на меня смотрит. В самом начале, когда всё это ещё не было похоже на неудачный сюжет плохого кино, мне даже казалось, что у нас могло что-то получиться, а после случилась эта перестрелка, и появился Макс... Самое странное то, что я даже не видела его лица и не знала, что он за человек, и всё же к нему тянуло с такой силой, что становилось страшно. Мозги убеждали меня прислушаться к здравому смыслу, а сердце хотело слепо доверять снайперу. Это заставляло разрываться на части, но найти компромисс не получалось. Несколько раз я пыталась убедить себя думать о нём иначе: вдруг у него под балаклавой обезображенное ожогом или шрамами лицо? Или какой-то другой дефект, который делает его похожим на персонажа одного из этих кошмарных фильмов про Фредди Крюгера?

К сожалению, память каждый раз услужливо подсовывала мне его натренированное тело, которое не скрывали, а наоборот подчеркивали джинсы и водолазка, что были на нём во время нашей встречи, а красивые серые глаза убеждали в том, что внешность парня ничуть не уступает атлетическим данным. В общем, это был тот самый дурацкий тупик, когда ты понимаешь, что крепко влип, и каждый новый уговор собственной совести заставляет тебя лишь ещё больше погрязать во всём этом.

Раздавшиеся за дверью шаги заставили меня вынырнуть из мыслей.

– В чём дело? – раздался голос Артёма.

Отчего-то хочется плакать, но сейчас я не могу позволить себе эту роскошь: оставлю её на ночь, если не удастся убедить парня. Или удастся – тут уж как повезёт.

– Нам нужно поговорить, – спокойно принялась уговаривать.

– Это я уже слышал, – скептично отозвался тот. – Что-то ещё?

– Не будь таким же, как мой отец, – устало прокомментировала его выпад. – Его упрямство отчасти виновато в том, что я сейчас заперта в собственной комнате.

Я ведь уговаривала отца разрешить мне пойти в армию – тогда мне казалось, что это моё, – но он сказал «нет». С одной стороны это и к лучшему – не думаю, что я справилась бы, – и к худшему, потому что я полезла в журналистику, чтобы оказаться в конечном итоге возле той хибары, набитой абреками. Во мне было слишком много энергии, которую нужно было куда-то девать, а здесь я могла и реализовать своё любопытство, и чувствовать себя нужной, и получать выброс адреналина, который делал мою жизнь интересной.

Если бы знала, что моя тяга к безумствам закончится смертью друга, пошла бы работать уборщицей.

За дверью раздаётся тяжёлый вздох.

– Если это окажется твоя глупая попытка освободиться…

– Она вовсе не глупая, – возмущённо перебила его. – Но дело не только в свободе. Я знаю то, чего не знаешь ты, и наоборот, а это бесит. Вместо того чтобы работать вместе и собрать картину в одно целое, мы сидим каждый в своём углу и понятия не имеем, куда пристроить детали мозаики.

Тишина в ответ заставляет напрячься. Это был тот самый единственный козырь, о котором я говорила ещё в самом начале, и теперь ситуация от меня не зависела – мне пришлось положиться на любопытство Артёма и надеяться, что его будет достаточно, чтобы открыть эту проклятую дверь.

Звук поворачивающегося в дверном замке ключа становится ответом на мои вопросы и сбрасывает гору с моих плеч.

Кажется, мы всё же сможем сдвинуться с мёртвой точки.

Мы с Артёмом не виделись всего чуть больше суток, но мне показалось, что за это время он как-то изменился: взгляд стал жёстче, под глазами залегли тёмные круги, линия челюсти стала твёрже – и всё это было на моей совести. В конце концов, из нас двоих кто-то должен был быть умнее, но никто не захотел уступать другому, потому что мы оба те ещё гордецы. Поддавшись какому-то внутреннему порыву, я висну у парня на шее, таким способом прося прощение и выражая поддержку: он для меня был готов в лепёшку разбиться и защищать ценой собственной жизни, так что это самое меньшее, что я могла сделать. Я чувствую в горле комок оттого, что мы страдаем по собственной глупости, но я не могу изменить прошлое – зато способна повлиять на будущее.

Секундная заминка… и я чувствую, как руки Артёма обнимают меня в ответ.

– Мне так жаль…

Не знаю, за что именно я извинялась. Скорее всего, за всё сразу, и Тёма это понимал.

– Мне тоже.

Отстраняюсь, не выпуская его до конца, и всматриваюсь в ответный взгляд, чтобы убедиться, что мы оба готовы говорить и слушать. Парень кивает, выражение его лица немного смягчается, и он пропускает меня в гостиную, как и прежде битком набитую охраной. Те посматривают на меня с долей недоверия, но это легко игнорировать: самое главное, что Артём готов к сотрудничеству. Я сажусь на диван, втиснувшись между двумя шкафами, которые пожелали остаться рядом, а Артём садится прямо на кофейный столик напротив – чудо, что он его выдержал!

– Давай сделаем так, – предложил парень. – Ты расскажешь, как этот хитрый сукин сын с тобой связался в первый раз, как пробрался в дом твоего отца и что от тебя хотел, а после я поделюсь тем, что знаю сам, несмотря на то, что Геннадий Иванович запретил делиться с тобой чем-либо – особенно после твоей «милой» выходки.

– Кто бы сомневался… – проворчала я себе под нос.

Такой расклад мне не нравится совершенно; в случае чего Артём запросто может дать заднюю и передумать выполнять свою часть сделки, если посчитает это... кхм... нецелесообразным, и тогда я останусь с носом. Но и показать ему своё недоверие я не могла – это пошатнёт наше и без того зыбкое перемирие и лишит нас обоих возможности прекратить весь этот кошмар, который уже сидел в печёнках.

Боюсь, мне придётся рискнуть и первой довериться ему до конца.

– Тот доставщик, который принёс бельё, – начала рассказ, и Тёма закатил глаза. – В пакетах конкретно этой фирмы внутри есть потайной кармашек, в который они обычно вкладывают визитки со своими номерами телефонов – туда Макс и спрятал свой контакт.

– Я так понимаю, имя он назвал не настоящее.

Не вопрос – констатация факта.

– Это я его так назвала, – призналась я. – На мой вопрос об имени он не ответил – предложил самой выбрать ему любое. Учитывая, что именно оно нас в каком-то смысле и познакомило, мне показалось это символичным.

– Рыцарь хренов, – услышала чей-то комментарий слева.

Крепкий боец потирал челюсть и недобро хмурился, и я невольно задалась вопросом, что он здесь делает, если ему всё это не по душе.

– Всё сказал? – прорычал в его сторону Артём, и тот затыкается. – Дальше что?

– Я ему позвонила, – продолжила исповедь. – Максу тоже были нужны ответы, и я рассказал ему всё, что знаю, в обмен на информацию с его стороны.

По лицу Артёма я догадалась, что он недоволен осведомлённостью противника, но новость о том, что мне в свою очередь тоже удалось что-то выведать, немного сглаживает углы. Пока он отвлёкся, чтобы заткнуть очередного умника, сделавшего нелестный комплимент моим умственным способностям – кажется, он назвал меня дурой, – я подумала о том, должна ли рассказать всё, что знаю, или всё же будет лучше оставить в рукаве один из тузов на случай, если кто-то из присутствующих решит играть грязно?