Любовь против (не)любви
Шрифт:
— Так уж и просвещённом, сам рассказывал сейчас про мальчика.
— Не был бы просвещённым — мальчик бы не выжил. А так всё закончилось хорошо, — он запустил пальцы ей в волосы, под растрепавшуюся косу. — Ладно, рыжехвостая Кати, будем прорываться. Вместе мы сильны, веришь?
— Верю, — улыбнулась она.
Потому что и правда верила.
46. Отряд леди Маргарет
Наутро до обеда снова тренировали атаку. Катерина уже довольно сносно жгла те самые порождения тьмы — а их выпускали на неё всё больше и они лезли с разных сторон.
А после обеда он погнал мальчишек во двор — размяться, сказал он. И они взяли шпаги, и гоняли друг друга по двору, и валяли в снегу — а мальчишки визжали от счастья, потому что в Фаро снега не бывает, ну, почти никогда, а во Франкии — бывает, но нечасто, а вот чтобы прямо сугробы — так это что-то невиданное.
Джейми вышел во двор в окружении своих парней.
— А со мной рискнёшь? Просто так, без магии?
— Отчего ж не рискнуть, — улыбнулся Жиль. — Всегда любил хороший поединок.
Джейми велел своим отойти и обнажил палаш — с которым не расставался всё прошлое лето. Уж конечно, он был тяжелее шпаги, и смотрел Джейми с видом нескрываемого превосходства.
— Только мы тут, на границе, не привыкли к тоненьким палочкам, — заметил он.
— Правда, что ли? — изумился Жиль. — Оливье! Неси. Ну, ты понял.
Оливье, очевидно, понял, потому что с нескрываемым торжеством понёсся внутрь. И вернулся через несколько минут — неся в чехле что-то.
Жиль поблагодарил и достал из чехла и потом ещё из ножен клинок, лезвие которого было широким и кривым. И судя по всему, был он никак не легче палаша Джейми, а то и тяжелее.
— Что это? — вопросила Катерина.
— Абордажная сабля, миледи, — поклонился Жиль.
И с необычайной лёгкостью закрутил её над головой. Выпендрёжник.
А дальше клинки столкнулись с такой силой, что только искры полетели. И хоть Катерине случалось видеть Джейми в деле, и она знала, что тот ловок и силён, но — Жиль был сильнее. Наверное, он просто старше, и дольше учился. И кто его знает, где он вообще успел побывать?
В итоге Жиль загнал Джейми в сугроб и опрокинул туда, и приставил кончик лезвия к горлу — на секунду, и тут же убрал. И подал руку, помогая подняться.
— Благодарю тебя, это очень поучительно, — сказал он Джейми. — Будь другом, возьми моих парней, погоняй немного — пусть попробуют биться с незнакомым оружием. Всё польза.
— А ты? — сощурился Джейми.
— А мне ещё миледи натаскивать. Впрочем, если ты знаешь, как быстро помочь магу освоиться с силой — милости просим, приходи тоже.
— Да какая там сила-то, у неё, — сплюнул Джейми.
— А вот тут ты неправ, — покачал головой Жиль. — Миледи, не поможете разрешить наш спор?
— Что вам угодно? — насторожилась Катерина.
— Как вы говорите? Поразить цель? Вот ваша цель, — и показывает на Джейми.
— Вы с ума сошли? Зачем мне на него нападать?
— Затем, что возвращенец может принять его облик. И прийти за вами. Вот так щуриться, говорить те же бранные слова в ваш адрес…
Он не договорил.
Джейми и вправду пробормотал что-то вроде «торнхиллская шлюха», и пламя сорвалось с ладони Катерины всё равно что само собой. Она со всей силы заехала этой ладонью ему по щеке… и пришла в себя от его тоненького воя.
Будто агрессивную собаку пнула, честное
слово. Джейми ровно с таким же визгом отскочил, схватился за обожженную щёку.— Сумасшедшая! Совсем рехнулась в своём Торнхилле!
— Думал, только тебе можно? — со смешком поинтересовался Жиль. — Теперь миледи научилась тебе отвечать. Идёмте, Катрин. До вечера не так много времени, скоро к нам придут наши бестелесные гости, а мы не сказать, чтобы вот прямо готовы их встретить.
Жиль и Катерина вошли из внутреннего двора в замок, и оказалось, что прибыл гонец из Торнхилла — флейтист Джорджи. Он передал ей запечатанное письмо и на словах — приветы от Милли, Петрониллы, отца Томаса и всех прочих. Ужаснулся, выслушав их новости, очень опечалился известию о Робе и Майке. С изумлением смотрел на целых трёх некромантов — он и одного-то никогда в жизни не видел.
Катерина распечатала письмо — и оказалось, что оно от Роя. Он сетовал на то, что мало смотрел — когда она из руин начинала восстанавливать хозяйство, потому что теперь это ему бы очень пригодилось. Его дядюшка приговорён к заключению в темнице, а ему предстоит разгрести всё, что тот наворотил за год. И занять этим полезным делом как можно больше людей, чтобы они не ломились с весной через границу, как привыкли.
Она показала письмо оказавшемуся поблизости Джону, тот прочитал и улыбнулся — хоть что-то хорошее в нынешней беспросветности. А ей кивнул на двери большого зала, возле которых её уже поджидал Жиль.
И до ужина она снова отрабатывала нападение — до полуобморочного состояния.
После ужина оделись тепло. Катерина надела самую тёплую юбку, вязаный свитер, колготки и торнхилльские свои сапоги, и тёплый шарф, и плащ милорда отца Кэт. Если и не было в плаще и сапогах какой-то особой силы, то хоть не замерзнет. Вчера она одевалась на вылазку, как приличная леди, и под конец уже откровенно стучала зубами. А сегодня надела всё, что привезла с собой. Пожалела, что нет толстых лыжных штанов, подумала — как всё кончится, надо сшить из чего-нибудь, суконные должны быть тёплыми. Строго-настрого запретила Грейс выходить из комнат и открывать кому-либо, кроме неё. И порадовалась, что Милли в Торнхилле.
Перед входом в церковь Катерина глянула на Жиля и мальчишек.
— Не ходите за мной, хорошо? Может быть, они ко мне выйдут, не испугаются? А тут вы их и поймаете.
— Ты уверена, рыжехвостая? — Жиль оглядел её, потом огляделся вокруг, никого не увидел.
Обнял и поцеловал.
— Ты чего, — дети ж смотрят!
— Ничего, иди, — улыбнулся он. — Мы рядом.
И она с изумлением увидела, как из его ладони выбралось серебристое щупальце, дотянулось, чуть коснулось её кончика носа — как погладило.
— Что это?
— Всё хорошо, иди. Видишь — дотянусь, где бы ты ни была.
И ей ничего не осталось, кроме как и впрямь отворить прикрытую тяжёлую дверь и войти.
Могилы Роба пока не было — до выяснения, так сказать, обстоятельств. Поэтому она пришла к плите, под которую уложили леди Маргарет — и где ошиблись? Или ошиблись не они?
Пока она размышляла, её определённо заметили.
Голос Роба она бы узнала в любой ситуации — из тысячи. Он был разным — громким, смеющимся, пьяным с заплетающимся языком, иногда — ласковым, иногда — грубым. Но сейчас этот голос звучал слабо и неуверенно — как летом, когда его привезли раненого.