Любовь прямо по курсу

Будь Бен сейчас здесь, он бы посмеялся над моим замешательством и сказал:

– Если никто не видел, как ты села на мель, то, может, этого и не было?

Он бы повесил рядом с собой лампу, открыл бутылку холодного пива и включил плейлист любимой музыки для плавания. Он бы превратил это происшествие в праздник. Сейчас я доем сэндвич и проделаю все это, словно ритуал призыва, который мог бы вернуть Бена.

Но он не вернется. Никогда.

Без Бена все не то. Я выключаю музыку после нескольких песен и слушаю тихий, мерный шелест волн, накатывающих на берег. Мысли о Бене не дают покоя. Вскочив, я принимаюсь мерить шагами каюту. Яхта покачивается и, как ни странно, вдруг начинает двигаться. Ее подхватывает течение, и я быстро завожу двигатель и направляю яхту на более глубокую часть прохода, а по нему доплываю до якорной стоянки.

К счастью, там не так уж много судов. Стоя на носу, я бросаю в воду якорь, хотя даже не знаю, сколько нужно веревки, как это сделать правильно и как понять, что якорь держит крепко. Я зажигаю якорные огни на верхушке мачты и поднимаю желтый карантинный флаг, давая знать таможенникам, что еще не ступала на землю Багамских островов.

Затем прямо в одежде забираюсь на койку и молюсь – Богу, Бену и всему мирозданию, – чтобы наутро якорь никуда не делся, а яхту не разнесло о берег.

Глава 3 Пьяный калейдоскоп

Проснувшись, я вижу бледно-голубое небо. Это рассвет или закат? Часы на полке показывают девять минут седьмого. Понятней не становится. Не могла же я проспать всю ночь и большую часть дня?

Из рубки видно солнце, уже коснувшееся краем горизонта. Закатное солнце в малиново-красных разводах, словно его в сердца`х разрисовал обозленный художник. Есть такая поговорка: «Если небо красно к вечеру, моряку бояться нечего», так что подобный закат обнадеживает. Завтра должна быть хорошая погода.

Пока я спала, с яхтой ничего не случилось. Ее не снесло течением, она не врезалась в другие суда. Маленькое чудо. Я иду на нос яхты, чтобы проверить свой вчерашний поспешный труд. Когда мы с Беном вставали где-нибудь, Бен каждые два часа проверял якорь. Слишком большая качка – и Бен выскакивал из постели, чтобы проверить, дрейфуем мы или нет. Мое облегчение сменяется чувством вины. Я должна была быть внимательней. Как Бен.

Однако якорь держит яхту крепко, а я ощущаю себя как никогда отдохнувшей.

И голодной.

Из портового бара доносится регги. Безумно хочется доплыть на шлюпке до этого тропического острова и нормально пообедать, однако я пропустила часы приема в таможне. Может, никто и не обратит на меня внимания, однако я не готова нарушить какой-либо закон и платить крупный штраф. Так что я наливаю в бокал красное вино, готовлю спагетти без мяса и ем их прямо из кастрюли.

Завтра я посещу таможню и бюро иммиграции, а еще постараюсь найти способ позвонить маме. Она, наверное, с ума сходит от беспокойства, однако мой мобильник до сих пор не поймал сигнал, а от острова доносятся песни Боба Марли, но не бесплатный вайфай.

Завтра я решу, что мне делать послезавтра. Переход из Майами был самой легкой частью плана, да и то я наделала ошибок. Можно ли рассчитывать, что моя случайная удача распространится на все плавание?

Помыв посуду, я ложусь на палубу и смотрю в ночное небо. Когда-то мы с Беном лежали так вместе. Он показывал мне созвездие, не помню, какое именно. Мы тогда стояли на якоре в бухте Ки-Ларго, заросшей мангровыми деревьями. Небо было усеяно звездами и казалось, будто до вселенной можно дотянуться рукой.

– Вон там, маленькая звезда снизу, – сказал Бен. – Она твоя, Анна. Навечно.

Я не стала напоминать ему, что порой мы видим свет звезды, которая уже угасла. Она не может быть моей, если ее уже нет. Если бы я тогда внимательней смотрела на то, куда Бен указывал, я смогла бы сейчас отыскать эту звезду. Впрочем, неважно. Я уже знаю, каково это – пытаться удержать свет угасшей звезды.

* * *

Мой второй рассвет на Бимини оказался ярким. Если он и вчера был таким, то не представляю, как я ухитрилась не проснуться. Зато сегодня я встала вовремя.

Надув шлюпку, я плыву к пристани, где расположен офис таможни. С собой я везу паспорт, документы на яхту, бумаги, необходимые для таможенного оформления, и наличные для оплаты портового сбора. Мы с Беном читали жуткие истории о таможенниках на Карибских островах, которые требуют взятку или оплаты «добавочных налогов», и никто не может их приструнить. Однако багамские таможенники добросовестно относятся к своей работе и, получив от меня деньги, ставят штамп в мой паспорт.

Оформив документы, я возвращаюсь на яхту и наспех принимаю душ. Высушив и уложив волосы, одеваюсь, закрываю каюту и схожу на берег.

Вдоль главной дороги стоят бары, рестораны, дома и магазины цвета сливочного мороженого. Для островка длиной всего семь миль и шириной несколько сотен футов здесь неожиданно много машин. Бимини похож на любимую игрушку, потертую и потрепанную. В продуктовом магазине я покупаю новую симку, чтобы мой телефон работал и на Багамах. Первым делом звоню домой.

– Слава богу! – с облегчением восклицает мама.

На заднем фоне что-то бормочет Рэйчел. Порой мне кажется, будто у меня две матери, а самой мне пять лет, а не двадцать пять.

– Я звонила в береговую охрану, чтобы заявить о твоей пропаже, – говорит мама. – Они сказали, что ничем не могут мне помочь, раз ты покинула страну.

– Прости, я не могла позвонить раньше. Я приплыла поздно вечером и проспала пятнадцать часов. Я только что сошла на берег и купила симку.

– Я не понимаю тебя, Анна. Ты поступаешь глупо.

Я не собиралась с ней спорить, но сейчас принимаюсь защищаться.

– Ты же сама говорила мне, что пора двигаться дальше.

– Ты ведь не это делаешь, – возражает мама. – Ты плывешь на яхте Бена, воплощаешь его мечты. Ты не оставила его в прошлом, а упиваешься воспоминаниями.

– Может, именно это мне и нужно.

– Анна, прошел почти год.

– Не знала, что у горя есть срок годности.

– Я не это имела в виду. Ты должна посетить психотерапевта.

Мама всхлипывает, и лишь тогда я осознаю, что она плачет. На душе становится еще тяжелей.

– Я никогда о тебе не волновалась, зато теперь только этим и занимаюсь.

– Прости.

– Мне не нужны твои извинения, Liebсhen [6] , я хочу, чтобы ты была счастлива. Бен тоже хотел бы этого.

6

Любимая, милая, дорогая (нем.).