Любовь прямо по курсу
Шрифт:
При мысли о еде меня замутило. К тому же этот мужчина и без того сделал для меня больше, чем должен был.
– Даже не знаю…
Телефон пикнул, извещая о новом сообщении.
Встретимся у ресторана «Биг гейм» через час? Я буду в зеленой футболке. Кстати, меня зовут Кин.
Мои плечи затряслись от беззвучного смеха.
А ты, скорее всего, узнаешь меня по заду.
Кин глянул на свой телефон, потом на меня – и расхохотался. У меня от смеха аж слезы на глазах выступили и в боку закололо. Я не смеялась так с тех пор, как не стало Бена. Смех тут же оборвался, в горле встал ком… Черт, я не готова,
Кин замечает перемену в моем настроении.
– Все хорошо, Анна?
– Я… ну…
Он дает мне сложенный вдвое потрепанный лист бумаги. Его резюме на двух страницах. Список кораблей, на которых он служил, и яхт, которые перегонял. Бен купил яхту раньше, чем научился управлять ею, а Кин… он плавал по всему миру, даже по бурному Южному океану.
– Послушай, если дело в ноге, то я с одной ногой способен на большее, чем некоторые с двумя, – без хвастовства говорит он. – Я могу отвезти тебя в Пуэрто-Рико.
– Дело не в ноге, правда.
Я возвращаю ему резюме. В Кине Салливане ощущается успокоительная надежность. Кажется, ему можно доверять.
– То, что ты для меня сделал, говорит в твою пользу. Я просто еще не решила окончательно. По пути сюда я наделала кучу ошибок, и мне нужно обдумать, не совершу ли я еще одну ошибку, продолжив плавание.
Сунув резюме в карман, Кин кивает.
– Понимаю. Если передумаешь – мой номер у тебя есть.
– Еще раз спасибо.
– Не за что, Анна. Не могла бы ты отвезти меня на пристань?
Карла как-то сказала, что лучший способ принять решение – подбросить монетку. Пока она крутится в воздухе, ты обычно понимаешь, чего на самом деле хочешь. Кин поднимается на палубу, и я даже без монетки понимаю, что никого лучше его мне не найти. И домой мне совсем не хочется.
– Я передумала насчет глазуньи.
Кин набрасывается на завтрак так, словно ест на скорость. С набитым ртом он начинает рассказывать мне, как в возрасте всего лишь семнадцати лет покинул дом в графстве Керри.
– Мои старшие братья все сплошь футболисты да бейсболисты, а меня всегда тянуло в море, и я обожал слоняться возле кораблей, – признается он, намазывая на тост смородиновый джем. – Как только я достиг подходящего возраста, мама записала меня на мореходные курсы, и больше я ничем другим в жизни не занимался.
– Значит, ты просто… плавал?
– Точно. Поначалу я в составе команды клуба ходил на местных судах – так, не всерьез. Затем мы участвовали в гонках колледжа Чарльстона в Южной Каролине. Так я проложил себе дорогу к серьезным соревнованиям на яхтах. Создал себе репутацию первоклассного гребца и нанимался ко всем, кто хотел выиграть гонки.
– Э-э… наверное, нам стоит обсудить оплату.
– Я говорил без намека. – Кин указал на меня вилкой, прежде чем воткнуть ее в глазунью. – Видишь ли… мне нужно попасть в Пуэрто-Рико, так что если ты подбросишь меня туда, я помогу тебе бесплатно.
– Правда?
– Да. Откровенно говоря, я с радостью попутешествовал бы на этой замечательной яхте. Где ты ее раздобыла?
– Мой парень нашел ее на верфи Форт-Лодердейла.
– Это он на фото? – Кин указывает в
сторону моей кровати.– Да.
– Извини за любопытство, но почему он сейчас не с тобой?
Я боюсь отвечать на этот вопрос – не хочу, чтобы Кин начал относиться ко мне так, словно я сделана из стекла. Невзирая на мое неадекватное поведение вчерашним вечером, он обращается со мной как с нормальным, несломленным человеком. Однако рассказать нужно, Кин должен знать, что не так, если я вдруг расклеюсь.
– Он… Десять месяцев назад он совершил самоубийство.
Карие глаза расширились.
– Боже, это полный звиздец.
У меня вырвался невольный смешок, и я прикрываю рот ладонью, ужасаясь самой себе. В смерти Бена нет ничего смешного, просто реакция Кина застала меня врасплох. На глаза навернулись слезы, и мир расплылся.
– Когда я потерял ногу, люди все время мне сочувствовали, – говорит Кин. – Конечно, они искренне сопереживали, но я от этого чертовски устал. Я мечтал, чтобы кто-нибудь однажды сказал: «Это полный звиздец».
– Звиздец и есть. – Я тру глаза тыльной стороной ладони и усмехаюсь. – Спасибо.
– Пожалуйста.
Он понимающе смотрит на меня, и впервые за последние месяцы я не чувствую себя плесневелым куском неопознанной еды на задворках чужого холодильника.
– Когда ты планируешь отплыть? – спрашивает Кин.
– Чем раньше, тем лучше.
Кин уплыл, чтобы забрать свои вещи с яхты, на которой вчера прибыл из Ки-Уэста, а я проверяю телефон.
Голосовые сообщения мамы: то гневные, то слезливые требования позвонить ей сменяются мольбами о том, чтобы я вернулась домой. От них у меня щемит сердце. Ее жизнь была нелегкой. Она приехала в Штаты вместе с мужем-военным, а потом он ушел из семьи, когда мы с сестрой были маленькими. Я изо всех сил стараюсь не давать маме повода для беспокойства, но я не обладаю ее немецким стоицизмом. Я не могу притвориться, будто не горюю.
Пропущенный звонок от начальника о том, что я официально уволена. И второй с напоминанием вернуть униформу, иначе мне придется за нее заплатить.
И, наконец, голосовое сообщение от матери Бена. При жизни Бена мы с ней почти не общались, а после его смерти она дала мне неделю на то, чтобы я съехала с квартиры. Мать Бена вымела меня как мусор. Она несколько раз присылала голосовые сообщения, и я удаляла их, не слушая. Это сообщение я тоже удалила.
Звонить маме я не стала, написала имейл. Объяснила, что наняла опытного проводника до Пуэрто-Рико.
Постарайся не сильно беспокоиться. Я позвоню, когда доплыву до Сан-Хуана. Ich liebe dich.
Посуда вымыта и убрана, кровать заправлена. Меня кто-то окликает, и я выхожу из каюты. Кин в шлюпке плывет вдоль борта. Одной рукой он подает мне огромный желтый баул. Тяжеленный – я даже пошатнулась под его весом.
– О боже, он камнями набит, что ли?
Кин смеется.
– Нет, просто здесь все мои вещи.
– Правда?
– Да.
Он подает мне весла и взбирается на яхту, волоча шлюпку за собой. Я видела людей с протезами ноги, которым нужны были трость или костыли, но Кин двигается с отточенной грацией человека, отлично знакомого с яхтами, – и неважно, что у него вместо ноги протез.