Любовь шевалье

Екатерина поспешно перекрестилась и дотронулась холодной рукой до лба Руджьери. Астролог содрогнулся.

— Рене, — заявила королева, — ты же сам убедился: высшие силы обрекли этого человека на смерть…

— Но он ведь — наш сын, — прорыдал астролог.

— Ладно… положимся на волю провидения. Не будем торопить события, раз судьба Марийяка предначертана… Но ему известно, что я — его мать, и, значит, долго он не проживет!

Екатерина не уточнила, кто именно желает смерти Деодата — Господь Бог или Люцифер.

— Теперь он должен умереть, — говорила королева. — А ведь я готова была сделать его королем Наварры! Запомни, Рене, конец его близок! Я хочу одним ударом уничтожить всех наших врагов в стране, которая будет принадлежать моему сыну Генриху. Чтобы он мог царствовать спокойно, необходимо укрепить мощь католической церкви. Пока же в Лувре полно надменных еретиков: тут тебе и Колиньи, и Генрих Беарнский… Поверь мне, Рене: все они, начиная с королевы Наваррской и кончая самым захудалым дворянчиком, только и знают, что затевать распри да сеять крамолу. Они бросили вызов не только нашей Святой церкви, которая мужественно борется с ними; они стремятся вырваться из-под власти французских королей! Привыкли, видите ли, у себя в горах к свободе! Они объявили себя протестантами, но на самом деле они — обыкновенные бунтари. Рене, я же возражаю не против разумных реформ церкви, но они посягают на права государя! Потому нужно сделать все, чтобы гугеноты лишились своих вождей. Еретиков возглавляет Жанна д'Альбре — женщина, которая посвящена в тайну рождения Деодата. Уничтожив королеву Наваррскую, я избавлю от опасности себя, королевскую власть и католическую церковь!

Сказав это, королева решительно направилась к выходу из башни. Астролог заторопился следом.

Они прошли через парк и приблизились к симпатичному двухэтажному особнячку, окруженному деревьями. Этот уединенный дом королева велела возвести специально для Руджьери. Фасад маленького здания из кирпича и тесаного камня украшал просторный балкон, по краю которого шли железные кованые перильца. В оконных рамах переливались разноцветные стекла; во внушительную дубовую дверь были вбиты крупные медные гвозди. Перед особнячком росли розовые кусты, наполнявшие воздух пленительным ароматом.

Королева и астролог скрылись в жилище Рене. Здесь они миновали переднюю и попали в довольно большой зал, расположенный на первом этаже, слева от входа в дом. В зале на столе лежали карты звездного неба, изготовленные самим Руджьери. У стен высились дубовые шкафы, полные книг. Но Екатерина и астролог не задержались в этом помещении, где Рене устроил свой рабочий кабинет.

— Вы желаете, чтобы я посоветовался со звездами? — спросил Руджьери.

— Нет, это ни к чему, — ответила королева. — Все, что я хотела знать, уже открыто для меня. Пойдем лучше в лабораторию! — распорядилась Екатарина.

Астролог содрогнулся, однако возражать не стал.

Они снова пересекли переднюю. Руджьери минут десять возился с тремя сложными замками, пока, наконец, не распахнулась тяжелая, окованная железом дверь. За этой дверью обнаружилась другая, целиком железная. Она казалась совершенно гладкой — ни запоров, ни замочной скважины. Но Екатерина сама нажала на неприметный выступ, и дверь открылась, точнее — чуть отошла в сторону, оставив узкую щель, в которую едва мог протиснуться один человек.

Они вошли в комнату, занимавшую правое крыло первого этажа. Днем свет проникал сюда через два окна с разноцветными, красивыми витражами. Но с внутренней стороны окна были забраны толстыми решетками; да и плотные кожаные шторы не позволяли постороннему заглянуть в это святилище.

Руджьери зажег две восковые свечи, рассеявшие мрак. Стала видна огромная печь в глубине зала и каминный колпак над ней. Пять-шесть столов вдоль стен были заставлены колбами, ретортами, перегонными аппаратами разных размеров. На полках хранились сотни склянок с порошками и растворами. А в углу, в застекленном шкафу, размещалась коллекция удивительнейших предметов.

По знаку Екатерины астролог отпер этот шкаф ключом, который висел на цепочке у него на шее. Подойдя поближе, Екатерина прошептала:

— Ну что ж, давай выбирать! Итак, что это за иголочка, Рене? Позолоченная и такая изящная?..

Рене шагнул к королеве; теперь их головы почти соприкасались.

— Иголочка? — улыбнулся Руджьери, не скрывая собственной гордости. — Ну вот, например, мадам, вы берете какой-нибудь фрукт, скажем, персик, прекрасный, спелый, золотой персик. И вонзаете ее в благоухающую мякоть плода. Видите, игла столь тонка, что не останется ни малейшего следа. Персик сохранит свою свежесть. Правда, человек, который полакомится им, вскоре почувствует головокружение и тошноту, а вечером того же дня скончается…

Екатерина расхохоталась и стала отталкивающе безобразной. Когда королева пребывала в спокойном настроении, на ее лице лежала печать угрюмости и мрачного величия. Впрочем, Екатерина умела и пленительно улыбаться, за что в прошлом, в дни далекой юности, поэты превозносили ее в своих стихах. Но хохот Екатерины Медичи мог испугать самого смелого человека.

А черты Руджьери уже не были искажены волнением и болью; в его глазах сияло лишь торжество художника, с гордостью взирающего на свое произведение.

— Великолепно! — вскричала Екатерина. — А что в этой бутылочке? Какое-то масло?..

— Вы правы, Ваше Величество, это действительно масло. Если возле вашей постели зажечь масляный ночник, предварительно влив в него несколько капель этой жидкости, вы, мадам, погрузитесь в обычный сон — крепкий и сладкий… Это произойдет даже быстрее, чем всегда… Но пробудиться вам уже не удастся.

— Замечательно, Рене! А что это за пузырьки?

— О, в них всего лишь экстракты из цветов. Розовое масло, гвоздичная эссенция, ароматы гелиотропа, герани, фиалки, цветков апельсинового дерева. Допустим, вы гуляете с приятной вам особой в парке и подводите ее, скажем, к прелестному кусту роз. Особа восхищается дивным творением природы и просит позволения сорвать одну розу, с наслаждением нюхает ее — и падает замертво… если вы накануне надрезали стебель и ввели в него немного этого раствора. Или капнули чуть-чуть в сам цветок. Аромат будет тем же, ведь эссенция обладает запахом розы.

— Очаровательно, Рене. А что находится в этих баночках?

— Косметика, Ваше Величество. Румяна, белила, губная помада, эликсир для смягчения кожи… Однако дама, которая воспользуется этими румянами или этой помадой, два часа спустя ощутит мучительный зуд, а затем на лице ее появятся язвы, способные изуродовать самую ослепительную красавицу.

— Да, но ведь это не смертельно?

— Ах, Ваше Величество, для женщины потеря привлекательности — хуже смерти.

— Верно, Рене! — кивнула королева. — А это что такое? Вода?

— Да, мадам, прозрачная жидкость без вкуса и запаха; если вы добавите ее в любое питье — тридцать-сорок капель на пинту, — никто ничего не заметит. Это гордость Лукреции [5] — аква-тофана.

— Аква-тофана, — тихо повторила королева.

— Это — истинное чудо! — воскликнул Руджьери. — Ведь большинство ядов действует быстро, порой — мгновенно. Но иногда необходимо соблюдать осторожность. Так вот: аква-тофана, препарат абсолютной чистоты, убивает, не оставляя никаких следов. И если симпатичный вам человек за обедом, которым вы его угостите, выпьет бокал вина с несколькими каплями этой прозрачной как слеза жидкости, он распрощается с вами веселый и довольный. И лишь через месяц его здоровье слегка пошатнется: ваш друг начнет жаловаться на что-то вроде стеснения в груди… Потом он совершенно лишится аппетита, будет слабеть на глазах — и не пройдет и трех месяцев после вашей совместной трапезы, как вы проводите его в последний путь.

5

Лукреция Борджиа (1480-1519) — итальянская аристократка из рода Борджиа, представители которого были замешаны во множестве заговоров, интриг и убийств. Лукреция славилась удивительной красотой и поразительной безнравственностью; с ее именем связывают изобретение целого ряда смертельных ядов.