Любовь, только любовь

Когда танец окончился, девушка, тяжело дыша, остановилась, и Машфер сделал знак, который Катрин уже узнавала. Он означал, что он отказывается от девушки. Старая карга, которая привела девушку с собой, сердито пожала плечами и сделала движение, будто собирается увести свою протеже. Как раз в этот момент из толпы выступила страшная фигура – карлик с такими широкими плечами, что казался квадратным. Его покрытое шрамами лицо не нуждалось в обычном гриме и различных трюках, используемых братством нищих. Его распухший красный нос ярко блестел. рот был раскрыт в беззвучном смехе и обнажал зубы, похожие на почерневшие пеньки. Когда он направился к девушке, Катрин невольно вздрогнула от отвращения. То, что последовало дальше, было еще хуже. На этот раз Катрин плотно зажмурила глаза, когда это отвратительное существо бросило девушку на землю и тут же на месте овладело ею. Но она не могла не слышать дикий вопль нищенки, и тогда поняла, почему Барнаби запретил ей даже высовывать нос из дома. Когда она снова открыла глаза, потерявшую сознание девушку уносили под смех и веселые крики толпы. По ее ногам текла кровь…

Катрин начало овладевать беспокойство, что она так долго сидит взаперти. Когда она окрепла, то ощутила непреодолимое желание свободно пробежаться, подышать чистым воздухом у реки и почувствовать на коже теплую ласку солнца. Но Барнаби покачал головой.

– Не раньше того дня, когда ты покинешь Париж, моя красавица. Тебе опасно выходить днем, а тем более – ночью.

Однажды Ландри, который почти каждый день приходил проведать Катрин, вбежал, запыхавшись.

– Я знаю, где Лоиз! – крикнул он, влетев в дверь. Бродя днем, как обычно, по городу, Ландри зашел на рынок Нотр-Дам, чтобы купить требухи, которую его мать хотела приготовить к ужину. Почитая Кабоша, паренек пошел прямо к лавке, в которой торговала мамаша Кабош и где можно было купить потроха разных животных. Та жила в узком грязном доме в одном из наименее привлекательных переулков в округе. Весь первый этаж до тошноты пропах требухой. Днем товар в больших металлических тазах выставлялся перед домом, за ними, рядом с весами, сидела с металлической вилкой в руке сама мамаша Кабош – дрожащая гора желтого жира. Она была знаменита в округе своим отвратительным характером, который унаследовал ее известный всем сын, а также необыкновенной любовью к бутылке.

Подойдя к лавке, Ландри был удивлен тем, что нашел ее запертой и с закрытыми ставнями. Если бы дверь не была полуоткрытой, он подумал бы, что дом необитаем. Вышло так, что нищенствующий монах ордена миноритов в серой рясе, подпоясанной веревкой с тремя узлами, остановился в дверях, разговаривая с мамашей Кабош, чье помятое лицо было едва видно.

– Только немного хлеба для братьев, добрая женщина, – сказал монах, постукивая своей корзиной. – Сегодня праздник Святого Иоанна. Ты, конечно, не откажешь.

– Лавка закрыта, отец, – ответила мамаша Кабош. – Я больна, и еды у меня осталось только для себя. Уходи, отец, и молись о моем здоровье…

– И все же…

Монах настаивал. Несколько проходивших мимо хозяек остановились, чтобы положить подаяние в его корзинку.

– Дом закрыт уже два месяца, отец, – сказали они. – Никто в округе ничего не может понять. А что касается ее болезни, то послушали бы вы, что за псалмы она поет по вечерам. Переработала!..

– Я могу делать, что хочу, – нахмурилась мамаша Кабош, тщетно пытаясь закрыть дверь, так как обутая в сандалию нога монаха была просунута в щель.

– А как насчет вина? – спросил монах, поощряемый женщинами. При этих словах лицо мамаши Кабош под желтым чепцом стало красным, как свекла, и она проревела:

– У меня нет вина! Иди к дьяволу!

– Дитя мое! – запротестовал возмущенный монах, торопливо крестясь.

Тем не менее он не убрал ноги. У дома продавщицы требухи стали собираться люди. Нищенствующий монах, брат Евсевий, был известен в монастыре как наиболее настойчивый сборщик подаяний. Последнее время он болел и не мог делать свои обычные обходы города. Было очевидно, что он намерен наверстать упущенное время.

Эта сцена забавляла Ландри, и он вместе с остальной толпой подошел поближе, сгорая от любопытства узнать, что сегодня победит: знаменитая скаредность мамаши Кабош или же не менее известная настойчивость брата Евсевия. Большинство зевак просто развлекались, но были и такие, кто принялся обсуждать положительные и отрицательные стороны этого происшествия в зависимости от того, чью сторону они поддерживали – церкви или Симона Кожевника. Шум увеличил мужчина, управляющий телегой, которая застряла меж домов в маленькой узкой улочке.

Именно тогда Ландри, взобравшись на камень, чтобы лучше видеть происходящее, случайно взглянул вверх и заметил в единственном верхнем окне дома мамаши Кабош бледное лицо. В одном из кусков промасленной бумаги, вставленной в окно, была дыра, через которую парень смог узнать, кто это был. Обитательница дома высунулась узнать, из-за чего поднялся весь этот переполох. Он помахал рукой и по беглому ответному знаку понял, что Лоиз тоже узнала его. Потом она исчезла. Спустившись с камня и совершенно забыв о требухе, которую он обещал матери купить, Ландри энергично протолкался сквозь толпу и без остановки добежал до дома, где пряталась Катрин. Девочка с восхищением выслушала историю Ландри.

Барнаби выглядел обеспокоенным.

– Я мог бы догадаться, – сказал он. – Она всегда нравилась Кабошу. Возможно, он воспользовался нападением на дом, чтобы захватить ее и увести с собой. Теперь старуха охраняет ее. Будет нелегко отобрать ее у них…

Жакетт Легуа рухнула на камни очага и горько зарыдала, зарывшись головой в юбки. Сара склонилась над ней и, пытаясь утешить, гладила ее густые, едва тронутые сединой, светлые косы. Но все было напрасно…

– Дитя мое… моя нежная овечка, которая хотела сохранить себя чистой для Господа. Он отнял ее у меня… Животное! Чудовище! Увы, увы!

Сердце Жакетт разрывалось от горя. Ни Катрин, онемевшая от этой новости, ни другие, тоже потрясенные, ничего не могли придумать, чтобы утешить ее. В конце концов Барнаби уговорил ее поднять голову, открыв жалкое, красное, распухшее от слез лицо. Потрясенная горем матери, вне себя от ненависти к извергу Кабошу Катрин обвила руками шею Жакетт.

– Легко это или трудно, – сказал Барнаби, – но мы должны освободить Лоиз от Кабоша. Один Бог знает, что за унижения должна терпеть бедная девушка в его руках.

– Но как вы думаете вырвать ее оттуда? – спросила Сара.

– Не в одиночку, конечно! Мамаше Кабош стоит только открыть рот, как ей на помощь бросится целая толпа людей, – те, которые хотят завоевать расположение ее сына, а также и те, кто просто боится вызвать его неудовольствие. Наш единственный выход – Машфер. Только он может помочь нам.

Сара перешла от Жакетт к Барнаби, который стоял, оперевшись на одну ногу, нервно грызя ногти. Она прошептала ему что-то тихим голосом, чтобы никто ничего не расслышал, но все же Катрин, обладающая тонким слухом, уловила сказанное.

– А не рискуем ли мы, ведь Машфер может захотеть получить плату за свою услугу… вполне определенную плату? Особенно если девушка хорошенькая.

– Это риск, на который придется пойти. Я надеюсь, что мы сможем помешать ему. Во всяком случае, если мы хотим сделать что-то, то мы должны действовать. Кого нам нужно сейчас бояться, так это не Машфера, а Кабоша. Должно быть, у Короля Нищих под началом столько же людей, сколько и у Кожевника. Сейчас он должен быть на своем обычном месте, возле Дворца сицилийского короля. Это место, где он обычно попрошайничает. Ты знаешь его в лицо, Ландри?