Любовь в холодном климате

Сестра, которая вернулась в комнату как раз в тот момент, когда прозвучала эта реплика, схватилась за сердце и чуть не упала в обморок. Это было нечто, о чем ей предстояло рассказать своим следующим пациентам. Никогда за все время работы не доводилось ей слышать таких слов от матери, обращенных к единственной дочери. Но Полли, взиравшая на мать с открытым ртом, вбиравшая в себя каждую деталь ее нового облика, осталась совершенно равнодушной к неучтивой реплике. Это было слишком типично для мировоззрения леди Монтдор, и поэтому тот, кто был воспитан ею, не находил в этих словах ничего странного или огорчительного. В любом случае, я сомневаюсь, что Полли сама придавала большое значение смерти ребенка. В какой-то степени она напоминала мне корову, чьего теленка забрали сразу после рождения и которая не осознает своей потери.

– Какая жалость, что ты не могла прийти на бал, Фанни, – продолжала леди Монтдор. – Хотя бы только на полчаса, чтобы взглянуть. Это было воистину прекрасно! Множество парижских друзей Седрика приехали на бал в самых поразительных нарядах, и должна сказать, хотя никогда не любила французов, что они показались мне по-настоящему культурными и ценящими то, что для них делают. Они все признали, что такого празднества не бывало со времен Робера де Монтескью [85] , и я могу в это поверить – оно обошлось в четыре тысячи фунтов, знаете ли, одна вода для гондол чего стоила. Что ж, пусть эти иностранцы видят, что Англия еще не погибла – это превосходная пропаганда. Я надела все свои бриллианты и подарила Седрику вращающуюся бриллиантовую звезду, управляемую часовым механизмом, он прикрепил ее к плечу – весьма эффектно, должна сказать. Мы необычайно наслаждались каждой минутой, и жаль, что вы не видели тех писем, которые я получила по поводу бала, они поистине трогательны. У людей было так мало удовольствий в последние год-два, и оттого они, конечно, еще более благодарны. Когда мы придем в следующий раз, я принесу фотографии, и вы все поймете сами.

85

Робер де Монтескью (1855–1921) – французский писатель, денди, коллекционер и покровитель искусств.

– Во что ты была одета, мама?

– Венеция, – уклончиво ответила леди Монтдор. – Вероника Чэддсли-Корбетт была очень хороша в костюме проститутки (в те дни они назывались как-то иначе), и Дэви тоже был там, Фанни, он тебе рассказывал? Он был Черной смертью. Все по-настоящему расстарались, знаете ли – ужасно жаль, что вы, девочки, не могли прийти.

Наступила пауза. Она оглядела комнату и вздохнула:

– Бедная Патриция… ну да не важно, все это уже в прошлом. Малыш рассказывал нам о своей книге, такая превосходная идея, «Три герцога», и Седрик тоже очень заинтересовался, потому что молодой Супп, с которым мы когда-то виделись в Трувилле, его друг. Поместье Шевр-Фонтен, которое Седрик снимал каждое лето, принадлежит его кузену. Ну, разве не любопытное совпадение? Так что, конечно, Седрик может рассказать Малышу множество всего, о чем тот не знал, и они думают, что как-нибудь потом съездят вместе в Париж, провести кое-какие изыскания. В сущности, мы все могли бы туда поехать, разве это не было бы увлекательно?

– Только не я, – заявила Полли. – Больше никогда никакой заграницы.

В этот момент в комнату вошел Малыш, и я потихоньку удалилась, несмотря на яростный взгляд, брошенный на меня с кровати. Я спустилась в сад и нашла там Седрика. Он сидел на каменной ограде кладбища – бледное солнце играло в его золотых волосах, которые, как я поняла, были жестко завиты, что, бесспорно, являлось отголоском бала, – и с крайней сосредоточенностью обрывал лепестки ромашки.

– Любит – не любит, любит – не любит, не перебивайте меня, мой ангел, любит – не любит, о блаженство, блаженство, блаженство! Он меня любит! Я вполне могу заявить, золотко, что в моей жизни начался второй важный этап!

Словно зловещий луч света внезапно осветил будущее.

– О Седрик, – предостерегла я, – Будьте осторожны!

Мне, однако, совершенно незачем было тревожиться, Седрик замечательно со всем справился. Как только Полли полностью восстановила здоровье и вновь похорошела, он усадил леди Монтдор и Малыша в большой «даймлер» и укатил с ними во Францию. Широкое поле действия, таким образом, открылось «моррису-коули», который вполне предсказуемо можно было изо дня в день наблюдать на подъездной аллее Силкина. В скором времени Полли села в него и была отвезена в Пэддингтон-парк, где и осталась.

Затем «даймлер» прикатил обратно в Хэмптон.

– И вот, пожалуйста, моя дорогая. Нам удалось усидеть на двух стульях, а это – величайшая жизненная цель Героя!

– Да, знаю, – ответила я. – А вот Борли считают это просто ужасным.