Любовь в холодном климате

— Единственный способ поддержать хороший огонь, это положить в него достаточно угля, — сказала она. — У людей на этот счет есть множество теорий, но в действительности все просто. Вы могли бы попросить еще, миссис Козенс? Вы очень добры. Седрику сейчас нельзя мерзнуть.

— Ужасно, ему было очень плохо, не так ли?

— Не говорите об этом. Я думала, он умрет. Вот, как я и говорила. Это как с кофе, люди заказывают эти новые кофеварки и кофейные зерна из Кении, все это совершенно бессмысленно. Кофе хорош, если он достаточно крепкий, и противный, если это не так. Все было бы хорошо, миссис Козенс, если бы ваш повар клал кофе в три раза больше. О чем они могут там говорить, в столовой? Неужели кто-то из них интересуется политикой?

Наконец дверь открылась. Дэви, выглядевший довольно скучно, вошел первым и направился прямо к огню. Затем все вместе вошли Седрик, профессор и Альфред, все еще продолжая разговор, который, казалось, их очень увлек.

— Только узкий белый кант, — я расслышала слова Седрика, пока они шли по коридору.

Позже я спросила Альфреда, что могли значить эти слова, так характерные для Седрика и совершенно нетипичные для этого дома, и он ответил, что у них состоялся увлекательнейший разговор о похоронных обычаях Верхнего Йемена.

— Боюсь, — сказал он, — ты берешь у Седрика Хэмптона только худшее, Фанни. Он действительно очень умный и эрудированный во многих вопросах молодой человек, хотя я не сомневаюсь, что в разговорах с тобой он ограничивается только своей собственной и твоей персоной, потому что — добавил он, глядя на мое удивленное лицо, — общеобразовательные предметы тебя не интересуют, только личные. Для тех, чьи горизонты немного шире, он может быть серьезным собеседником, позволь тебе сказать.

Что ж, у Седрика были в запасе канты на любой вкус.

— Ну, Фанни, как вам это нравится? — спросил он, расправляя тюль на юбке леди Монтдор. — Мы заказали это по телефону, когда были в Крэгсайде — ты бы слышала нас — Мейнбошер просто не мог поверить, что Соня сбросила такой вес.

Она в самом деле была очень худой.

— Я сижу в паровой бочке, — сказала она, нежно глядя на Седрика, — целый час или два, а потом приходит этот милый мистер Виксман и бьет, бьет меня, как тряпку. Так что жир уходит в мгновение ока. Седрик сейчас готовит для меня, но я потеряла интерес к пище после паровой бочки.

— Но, моя дорогая Соня, — вмешался Дэви, — я надеюсь, ты посоветовалась с доктором Симпсоном? Я в ужасе, видя вас в таком состоянии, такая худая, одна кожа да кости. Знаете, в нашем возрасте опасно шутить со своим весом, это большая нагрузка на сердце.

Со стороны Дэви было очень благородно сказать «в нашем возрасте», потому что леди Монтдор была на четырнадцать лет старше него.

— Доктор Симпсон? — насмешливо переспросила она. — Мой дорогой Дэви, он ужасно отстал от жизни. Он даже не мог объяснить мне, как правильно стоять на голове, Седрику пришлось звонить в Париж и Берлин. Должна сказать, я с каждым днем чувствую себя все моложе и моложе, с тех пор, как научилась стоять на голове. Надо прогонять кровь через железы, они это любят.

— Откуда вы знаете, что любят железы? — ответил Дэви с раздражением. Он презирал любой режим здоровья, кроме того, которого сам придерживался в настоящий момент, считая все остальные опасным суеверием, которое недобросовестные шарлатаны внушают доверчивым дуракам. — Мы слишком мало знаем о наших железах, — продолжал он. — Почему это должно быть им полезно? Разве мы по замыслу Природы должны стоять на голове? Разве животные стоят на голове, Соня?

— Ленивец, — ответил Седрик, — летучие мыши висят вниз головой много часов подряд, вы не можете отрицать этого, Дэви.

— Да, но ленивец и летучие мыши молодеют от этого? Я сомневаюсь. Летучие мыши, может быть, но только не ленивец.

— Пойдем, Седрик, — сказала леди Монтдор, очень недовольная замечаниями Дэви.

Леди Монтдор с Седриком открыли на зиму Монтдор-хаус, и я больше их не видела. Лондонское общество, не имеющее никаких предубеждений против «анютиных глазок», которые все еще существовали среди Борели и доводили дядю Мэтью до судорог, втянуло Седрика в свой сверкающий водоворот. Отголоски его успехов достигали даже Оксфорда. Он оказался таким арбитром вкуса, таким организатором торжеств, какого не являлось в свете со времен галантной эпохи, так что он жил в беспорядочном и сумбурном мире вечеринок с верной леди Монтдор, неизменно следовавшей за ним. «Разве она не очаровательна? Ей семьдесят-восемьдесят-девяносто лет? Ее счет идет уже не по дням, а по часам. Она так молода и весела, какой я надеюсь быть в сто лет». Так Седрик превратил ее из шестидесятилетнего страшного идола в столетнюю резвую любимицу общества. Существовало ли что-то, невозможное для него?

Я помню один ледяной день поздней весны, когда я столкнулась на улице с миссис Чаддерсли Корбетт с юным студентом, возможно, ее сыном, судя по подбородку.

— Фанни! — воскликнула она. — Ну, конечно, вы ведь живете здесь, дорогая? Я слышала о вас от Седрика, он просто обожает вас.

— О, — сказала я, весьма довольная, — я тоже очень люблю его.

— Я тоже не могу не любить его. Он такой милый, такой уютный, идеальный партнер за столом. А Соня, что за волшебное преображение? Похоже, брак Полли оказался для нее благом. Вы что-нибудь слышали о Полли? Что она с собой сделала, глупышка. Но я без ума от Седрика, как и все в Лондоне, маленький лорд Фаунтлерой. Мы сегодня ужинаем вместе, я передам им ваш привет. Скоро увидимся, дорогая, до свидания.

Я видела миссис Чаддерсли Корбетт не чаще раза в год, но она всегда называла меня «дорогая» и обещала скоро увидеться, всегда оставляя меня в приподнятом настроении.

Я вернулась домой, где обнаружила Джесси и Викторию сидящими у камина. Виктория была совершенно зеленая.

— Я должна предупредить, — сказала Джесси, — новый автомобиль добил бедную Вики, и теперь она не может открыть рот, опасаясь, как бы чего из него не выронить.

— Иди посиди в туалете, — предложила я, но Виктория только яростно затрясла головой.

— Ей плохо, — перевела Джесси, — но не слишком. Надеюсь, ты рада нас видеть?

Я сказала, что рада, очень.

— И мы надеемся, что ты заметила, как мы не приезжали к тебе в наши дни?

— Да, заметила. Я решила, что из-за охоты.

— Глупышка, как можно охотиться в такую погоду?

— Погода установилась только вчера, а Норма видела вас на охоте.

— Мы не думаем, что ты понимаешь, как горько обидела нас своим отношением в прошлом году.

— Хватит, хватит, дети. Мы обсуждали это тысячу раз, — твердо сказала я.

— И все-таки это нехорошо с твоей стороны. В конце концов, естественно было ожидать, что когда ты выйдешь замуж, твой дом откроет нам все прелести цивилизованного общества, и что рано или поздно мы встретим в твоем салоне блестящих титулованных молодых людей, предназначенных нам судьбой. «Я полюбил ее с первого взгляда, эту длинноногую девушку с красивым чувственным лицом, которую встретил в гостиной миссис Уинчем в Оксфорде». И что же мы видим? Один из самых богатых и блестящих женихов Западной Европы становится завсегдатаем твоего дома, а мы оставлены на милость двоюродных братьев, сброшены с неба на землю. Это нечестная игра.