Любовь в кредит

— мне сказал врач пересдать кровь. — через пять минут в кабинете для сдачи крови Агата села боком в полупрозрачной ночнушке, испачканной порядком и тоже в крови.

— а где направление? — скривилась на нее лаборантка.

— доктор сказал вы знаете, он сказал, слава богу сегодня работает Наталья Никоноровна, она свое дело знает. Скажи ей, чтобы сделала все анализы. — Агата воодушевленно смотрела на медсестру-лаборантку.

Женщина покачала головой, похвала была ей приятна и захотелось соответствовать такому мнению, но:

— какие анализы? их же здесь десяток.

— тот, который показывает вещества в крови. Ну там, когда отравили… — сказала Агата, прикидываясь несмышленой, хотя хотелось распрямиться и отдернуть мокрую ночнушку, но тогда…

— так у нас на такую биохимию реагентов нет. это надо отправлять в столицу. — лаборантка была недовольна обрушившейся затеей на нее.

— Да, да именно, подчеркнул, что вы отлично разбираетесь с документами на отправку анализа. И еще говорит такой, чем уважаю и особо нежно, — Агата притворялась, что цитирует интонацию доктора, которого совершенно не помнила.

— ох ты, лис. — Никоноровна поверила и покраснела слегка. Агата реакцию заметила и тоже покраснела, что ее манипуляция удалась. И продолжила:

— да, да, да именно — нежно люблю Никоноровну, тем что документы она первоклассно заполняет. Никогда потом не прибежит как остальные с вопросами и перепроверками, за ней контролировать не надо.

— это он про Надьку имел в виду. — закивала медсестра-лаборантка. — Ой да, та любого достанет. Только бы скинуть с себя ответственность. Переложить на другого.

— даааа — Агата улыбалась из последних сил, голова начинала кружиться.

— ладно давай, сейчас принесу шприц для забора. — медсестра деловито засуетилась. Агата правильно догадалась, пожилая женщина ценила в начальстве “уважение” и “оценку” ее работы, она была чистюлей, замечала любую мелочь.

Агата потерла запястье и попробовала глубоко вдыхать, чтобы успокоиться и не подать виду. Пока все получалось, но внутри было странное предчувствие не радоваться заранее. Дверь в кабинет приоткрылась, остановилась и распахнулась, в кабинет решительно вошла медсестра. С лаборанткой они молча покривились друг другу вместо приветствия, а дальше просто кричали. Эта манера позволяла им и противостоять, и высказывать недовольство, и в то же время сохранять официальный тон, не переходя на личные оскорбления.

В кабинете не было окон, поэтому Агата уставилась на календарь, его страницы подрагивали, а пружина пожелтела, край проволоки торчал оголенным в стену, еще немного и начнет царапать краску. Голоса шумели, ресницы девушки вздрагивали, шея напрягалась. Внезапно наступила тишина, пришедшая медсестра смотрела в сторону Агаты. Девушка поежилась и вся застыла. Но пациентку обсуждать женщины не решились, медсестра вышла, а лаборантка вопросительно немигающим взглядом уставилась на Агату.

— а, что, — сказала Никоноровна, заполняя бланк медленно, выписывая идеальные по наклону прописные буквы. — это правда про тебя говорят.

— говорят? — удивилась Агата и сжала плечи, воспроизводя желаемое поведение для собеседницы, чтобы ее затея отправить свою кровь на проверку токсинов не провалилась.

Она чувствовала, организм штормит, то ей лучше, то после капельницы становится плохо. И этот знакомый знак на колбе. Знакомая угроза, против которой необходимо стоять и сражаться даже, если она сейчас упадет и не проснется больше. Она должна защитить кого-то близкого. Отомстить за кого-то, кого обидели и даже сделали плохое. Только совсем не помнила имен и лиц этих любимых людей, да и злодеи нависали тенью, очертанием. Образы любимых грели душу, жили в сердце, всегда оставались частью ее.

— да вот, что ты жениха себе хотела богатого, кидалась ему на шею. — сказала Никоноровна исподлобья.

— жених? — Агата вдруг засмеялась, настолько нелепо звучали эти предположения (она и жених?…). А потом закашлялась и почувствовала, что слезы ручьями просятся, закусила губу. — вы знаете, что-то я… там вроде конкурсы были какие-то, то не всерьез жениха искали.

— да, богатого каждой хочется. Вышла и живи в счастьи. Но отбивать или бросаться не надо. — медсестра решила высказаться. Такой подход она называла говорить “честно и прямо”, и очень сама себя уважала за свою позицию сказать в лицо. Только вот, ее позиция доводила без всякой оглядки на собственные поступки и желание другого слушать мнение.

— девушке важно выйти замуж. Удачно. Да, парни они тоже не кукухи. Выбирают ту, с которой жить удобно будет, удобство это совсем не про любовь. Влюбленность, что? Что им с ней делать? Если с влюбленными глазами на них смотреть, то знаешь к чему это может только привести — к сексу, а не ответным чувства. Да, именно и только так. Ни один мужчина от молоденькой девушки не откажется. Всем нравится чувствовать себя львами, красавцами. А коли юбка сама поднимается… то и делать ничего не надо. Это шанс воспользоваться. Не надо вкладываться, ни время, ни душу. Все готово — бери да пользуйся.

— Пользуйся? — неприятно удивилась Агата.

— а что. Именно так. в таком подходе про уважение и ответственность речи быть не может. — сказала лаборантка.

— но ведь девушка не кукла. — заметила тихо Агата. Напряженно понижая каждый звук, чтобы ее раздражение не помешало. — и почему вы мне это говорите?

Хотела бы она тоже по-честно задать вопросы. Например, откуда в больнице столько современного оборудования, эта лаборатория с бирками как на колбе с веществом, после которого она чувствует себя шиворот навыворот. Или она ошибается и все колбы поставляются с таким штампом, а ей просто худо. Надо держаться, меньше болтать и точно не спорить. Пускай анализ в независимой лаборатории покажет, чем ее закапывают. А после анализа надо будет проверить еще один момент…. А прямая женщина продолжала давить своим голосом на Агату. Усталость от боли, трещиной морщины отозвалась на лбу, Агата позволила себе нахмуриться. Такие люди хороши в моменте, их речи звучат уверенно и правдоподобно, но стоит задуматься, стоит переложить их суждения на них самих и можно неприятно обнаружить, что себя они судить станут по другим стандартам. Да собственно, они не будут себя судить. Агата набрала воздуха и посчитала до десяти “просто потерпи, разговаривать бесполезно. Главное анализ…”.

— поэтому милочка и говорят про честь. Если не кукла — думай головой. не раздвигай ноги. Сначала получи, потом давай. Такая схема. А про таких влюбленных дурех… лечи потом вас. Знаешь мне не жалко тебя. Ты сама виновата. Такую дичь сотворила. Поди и девка большая, а разума нет. А мы все живем в социуме.

— так социум должен защищать от негодяев. — нехотя сказала Агата.

— каких негодяев? каких?! Что мужчина воспользовался возможностью? А ты куда смотрела. — вдруг яростно разошлась Никоноровна.

— но я же не знала, что так выйдет. он и старше и сильнее. — безэмоционально повторила Агата, кажется она уже вела такой разговор сама с собой.

Абстрагировалась и проигрывала диалог, почему если кто-то изнасилует девушку, а ее будут винить. Не давать ей статус жертвы, а просто изгонять, обзывать, то какие можно сказать аргументы в защиту (и как странно, что еще после такого необходимо защищаться)…

Странная боль прошлась, но уже по сердцу, дело было не в стыде, не в ярости, что ее мешают с грязью, что обвиняют в том, что она не могла контролировать, что вешают на нее ярлыки, отворачиваются, и словно одевают тяжелый костюм. Он полон камней, в него вшиты стальные пластины, так давит, что не распрямиться, не ступить, но в нем требуют оставаться и исправлять свое поведение, работать, жить, вести себя “хорошо”. За что…. только, почему, и что значит “хорошо”. Нести ответственность за чужое преступление и случай. Ведь этого могло не быть. Нет никакой связи. Общество на самом деле ничем не управляет. Есть миллион ситуаций, когда сотни девушек ходят по темной улице, в коротких юбках ли, облегающих джинсах ли. И это не приводит ни к чему. И траектория жизни, прошлое поведение одной из девушек и случай, когда она оказалось в месте, где ее поджидал преступник никак не связаны. Переложение вины жертву — грязная уловка. Вопрос в другом, почему людям так сложно сопереживать. Почему легче выражать свою ярость, насмешку, презрение. Это подсознательное соревнование, это борьба “на выживание? что выживает сильнейший”? Агата прикрыла глаза, она уже переживала этот разговор, но не чтобы защититься от общества и его мнения, а чтобы объяснить себе, почему черная дыра теперь вместо сердца. И от чего ее так упорно защищает сознание.