Любовь в кредит
Шрифт:
— здравствуйте. спасибо, — бесцветно произнесла Агата. — я уже готова, извините. Спасибо за помощь. Марина сказала, я вам очень благодарна. Только до станции. Там я сама. Спасибо.
Матвей промолчал. Они поднялись. Шрек уныло подошел к двери дома и поскреб.
— неужели, я закрыла. Сейчас, извините, прости дружок. — она говорила спокойно, но одновременно.
Ни слез, ни заламываний рук, ни тревоги. Только ломаные фразы выдавали ее не обычное состояние. Девушка подошла к двери и достала ключи. Шрек останется в Аукшино, его заберет тетушка. Связка из холодных рук выскользнула и с грохотом упала псу на голову, тот взвизгнул и отпрыгнул, Агата присела поднять ключи, посмотреть не ударился
— дай! — сказала Агата
— ….пожалуйста — обняла его, погладила, улыбнулась.
Шрек оперся лапами о колени, и лизнул лицо, смотрел как из пустых глаз полилось на него признание в любви на прощание. Она еще раз улыбнулась другу и потерлась щекой. — Увидимся, дружок.
Пес зашел в дом, девушка закрыла и обернулась. Волнистые волосы пушились в лучах мягкими блестящими волнами. От смены маски, Матвей видел ее снова нараспашку. Пухлые губы, несмелый взгляд, извиняющийся за свои чувства, что могут доставлять беспокойство. Матвей протянул руку, показывая, что возьмет сумку. Но Агата дрожала, сейчас рассыпется. Так сильно старается держаться. Ультрамарин глаз выплеснулся. Он схватил ее падающую и беззвучно визжащую в последний момент, прижал к себе, содрагающуся в рыданиях. Горе, которое не хотело рождаться, которое не хотели выпускать наружу, горе с которым не хотели жить, которое выжигало и разрушало мир, рушило воспоминания, тенью, как приближающаяся туча, ложилось на радостные мелочи и привычный ход мыслей.
Клетчатая рубашка Матвея намокла от слез, Агата спустя время спохватилась и виновато подняла лицо на него.
— как же теперь быть, как жить, как песни петь — она произнесла цитату из фильма.
Матвей серьезно рассматривал ее, маска отчуждения словно высыхающий на воздухе гипс схватывалась в ней. Он положил большой палец на нижнею губу. Как-будто хотел остановить, задержать и сказал, пока еще она слышала:
— просто жить.
Это была их первая настоящая встреча, после которой она не запомнила его имени, не помнила его внешний зримый образ, но впечатления от его характера, объятий и ломаный изгиб губ.
*** Латинские лабиринты (Агате 18 лет)
Запах книг отличается. Как и все в мире. Это банальное заявление. На нем не может быть построена ни одна из теорий. Даже плохонькие тезисы для курсовой на втором курсе университета с такой базой не защитишь. Да, все отличается, но с другой стороны все одинаковое. Вопрос “истинного” исследователя должен быть в другом. Агата перекладывала книги из большой коробки на лакированный пол деревенской библиотеки и рассуждала о том, что стоит ли использовать именно алфавитную расстановку книг на полках. Вот, если расставить книги по запаху? Как их тогда находить, и что создает уникальный запах книги: запах свежей типографской краски, тип используемой бумаги: лакированный журнал или серая папирусная бумага в книгах дорожного чтения, толстая белая бумага для бизне-литературы. Может все дело в годах книги: новые как и младенцы пахнут приятно, а отстоявшие в домашних сервантах и прошедшие многих читателей пахнут годами, помещениями, где стояли. Если рассуждать в таком ключе, то у книги запах должен складываться по сложной формуле…
Девушка достала еще одну книгу “Хорхе Луис Борхес. Проза разных лет” советское издание, пролистала желтые страницы, осмотрела темно голубую обложку.
— Борхес…, что-то латинское — прошептала она. Книга несмотря на возраст была почти новой и прекрасно сохранилась. Ее читали редко, либо небольшое количество людей. — а что если запах книги — это тот, кто читал книгу, кто написал книгу и тот, кто издал книгу?
— интересное замечание — произнес ровным хриплым голосом мужчина, а Агата от неожиданности вздрогнула, подпрыгнула и врезалась в стальную
при ударе грудь.— простите. — она опустила глаза. Мужчина принес очередную объемную коробоку.
Матвей Анкельсон по словам библиотекаря перевозил из столицы на дачу свою библиотеку, которая оказалась настолько большой, что часть книг он передавал деревне. Его жена присоединилась к инициативе мужа и еще на прошлой неделе завезла фургон новых романов, детективов, детских книг, приключений и исторических романов.
— ты искала Киплинга? — он проигнорировал ее лепет и протянул книгу, показывая, что не спрашивает, а скорее утверждает этот факт.
Агата посмотрела на протянутый том, потом на сильную руку. Нет, не накачанную, а именно сильную. И вдруг, в эту самую минуту ее настигло осознание: что тот, кто помог со Шреком, когда пес попал под колеса, тот, кто тренируется в ранний утренний час на обрыве у мостков парящего в невесомости дома и тот самый человек, что подарил ей милосердие в отношении своей души, когда подвозил ее к электричке — это один и тот же мужчина. Она его узнала. Удивление и шок парализовали ее. Бывает так, что какие-то вещи, поступки и мельком встречные люди западают в память, восхищают, влюбляют и поражают до обожания. Но в те минуты, знакомство оказывается второстепенным и ему совсем не уделяется внимание. А вот сейчас, когда внутренний мир не подчинен другим большим событиям, острое чувство настоящего настигло, время стало концентрированным, Матвей собрался в ней воедино.
Агата встретилась взглядом с мужчиной. Он рассматривал ее, изучал. Северные черты лица, спокойные и в тоже время суровые, высокие скулы, темно-золотые глаза и губы (нега разлилась по икрам и стопам) … линия верхней немного нависающей, идеальная по симметрии в покое, кривилась когда он говорил или складывал улыбку, недовольную улыбку, как сейчас. Книга все это время находилась перед ней.
— я могу ее почитать? — несмело произнесла Агата.
— да, можешь. — девушка взяла "Город страшной ночи”.
— спасибо. а на сколько, когда мне вернуть. Катерина не нашла… — Агата торопилась и каждый вопрос обрывался.
— отдашь, когда захочешь. Если сможешь расстаться. — ответил Матвей прямо без утайки.
— она ваша? — спросила Агата.
— нет. я купил ее, но не читал. — ответил Матвей.
— не… нравится? — с некоторым огорчением, что очарована автором, возможно на самом деле не столь уж и интересным, предположила Агата.
— она переводная. — ответил Матвей, рассматривая огорчениена ее лице, — я читал такую на оригинальном языке. Эту купил тебе.
— специально? — удивилась Агата и сердце замерло, ухнуло вниз, несмело застучало быстрыми ударами.
— да. Агата. Специально. — ответил Матвей.
— тогда, я оставлю ее себе. — сказала и захлестнули эмоции: поблагодарить, обрадоваться, спросить как он узнал про Киплинга?
— не стоит решать до того, как ты ее прочитала. — сказал Матвей и ветер воодушевления Агаты натолкнулся на его спокойный и холодный тон.
— возможно. а…? — она хотела спросить, но вдруг расстроилась, и стала листать страницы. Матвей поднял пальцами ее подбородок.
— ты хотела бы книгу, которую прочитал я? — спросил он как обычно напрямую.
— здесь их целые полки будут — упрямо и обидчиво ответила девушка, а ее пухлые губы собрались в бантик.
— я прочитал твои тезисы к курсовой — он улыбнулся уголком губ и вытащил сложенные листы из заднего кармана черных джинс.
— а….я оставила их на берегу — упавшим голосом сказала Агата.
В тезисах не было ни одной оригинальной идеи, она искала нить, драйв от темы исследования, но область оказалась скучной и уже полностью изученной до нее. Смущенно девушка взяла листки, все поля оказались исписаны чернилами.