Любовь в ритме танго
Шрифт:
— Хорошо, я теперь не девственница, — сказала я.
Я улыбалась, мне хотелось успокоиться, потому что я чувствовала, что совершила ошибку, один из нас ошибся. Я была почти уверена, что поступила верно, но мне не хотелось злить Фернандо еще раз.
— Но, ты правда не понимаешь? Не понимаешь? Ведь это должно быть очень важно для тебя, потому что станет переломным этапом в твоей жизни, а я ничего не хочу знать. Ты слышишь? Ты меня обманула, ты мне ничего не сказала.
— Фернандо, пожалуйста, не будь немцем, — я была готова заплакать, и его слова сбили меня с толку. — Все так сложно, я…
— Я не гожусь для этого! Ты понимаешь? Почему ты мне ничего не сказала? — Фернандо закрыл лицо руками, а его голос зазвучал
— Нет, не понимаю.
— В любом случае я… я имел право знать.
— Я хотела сказать тебе! Но ты подумал, что я не хочу, чтобы ты надевал презерватив.
— Нам следовало поговорить об этом. Нам следовало все обсудить, это не должно было происходить так.
— Конечно, должно, — возразила я, но мой голос звучал так слабо, что мне самой с трудом удалось его услышать, — и все вышло хорошо.
Наконец Фернандо встал и отвернулся, чтобы не смотреть мне в лицо. Мне казалось, прошло много времени, прежде чем он сел обратно. Я не считала себя в чем-либо виноватой перед ним, а только хотела удовлетворить собственное желание, каждая частица меня хотела этого. Это был мой абсолютный триумф, моя личная победа. Когда я это поняла, то бросилась на него с кулаками с криком:
— Мне говорили, тебе понравится быть первым!
Фернандо не двинулся с места. Он схватил меня за запястья и ждал, пока я успокоюсь. Но когда он заговорил, его голос звучал весело.
— Ах, вот как? Кто говорил?
Теперь я стала сознавать всю глупость положения, в которое попала. И когда я заговорила, я никак не могла до конца четко произнести свои слова.
— Я… так… думала… что…
У меня не осталось сил продолжать. Фернандо задал вопрос, от которого я заплакала так сильно, что просто рухнула на пол, не в силах выносить этот позор. Фернандо крепко обнял меня, прижал к себе и принялся целовать снова и снова — в губы, лоб, щеку, шею. Моя кровь закипела, как у человека на необитаемом острове, когда он понял, что его услышали.
— Малена, пожалуйста, не плачь… Не плачь, пожалуйста… Боже мой, я не знал, что этот вопрос тебя так обидит!
Я прижалась к Фернандо сильнее, обвила ногами его ноги, желая слиться с ним в единое целое. Мы снова перекатились друг через друга, он протянул руку, чтобы поправить одеяло под нами, а потом пальцами вытер слезы на моих щеках. Я открыла глаза и поняла, что все это время меня терзал страх — страх перед правдой жизни, страх перед тем, что кто-то когда-то должен сорвать заветный плод моего сердца, и им стал Фернандо, который теперь смотрел на меня и улыбался. За несколько мгновений стерлись годы нашего прошлого, когда мы не знали друг друга, доказывая сближающую силу любви. Было ясно, что в эти минуты Фернандо любил меня, но я все равно не понимала: с его стороны это искренние чувство или просто влечение парня к девушке. Тогда мне казалось, что он по-настоящему понимает меня и поддержит во всем.
Вдруг Фернандо посмотрел на меня и усмехнулся, как мне показалось, холодно, а потом обхватил ладонью мой затылок и поцеловал в губы. Нежность, с которой он сделал это, утвердила меня в мысли, что все происходящее не просто эпизод из жизни девочки и мальчика, а событие, подтверждающее, что мы испытываем друг к другу отнюдь не дружеские чувства. Мне казалось, что отныне меня будут сопровождать благородство, любовь и понимание, — отличительные качества мужчин. Я чувствовала себя совсем взрослой, взрослее всех моих ровесников, потому что узнала жизнь гораздо ближе, чем они.
Я играла в любовь и не понимала, что в любви должны участвовать двое. Фернандо погладил меня по руке, потом сделал какой-то неопределенный жест в воздухе.
— Скажи мне, что это неправда.
— Что?
— То, что ты мне сказал раньше. Скажи мне, что ты солгал, что все это для тебя не важно, что это не твое дело, что я сама
уже достаточно взрослая, чтобы знать, к чему все идет, что думал только о себе, что ты сразу же выкинешь меня из головы, когда выйдешь отсюда. Скажи, чтобы и я обо всем забыла, скажи мне это.— Почему ты хочешь, чтобы я все это тебе сказал?
— Потому что хочу услышать правду.
— И какова правда?
— Я не знаю.
— Тогда что ты хочешь услышать?
— Хочу услышать, что когда ты приехал сюда, в пещеру, уже знал, что станешь делать… Когда готовил это одеяло, знал, для чего будешь его использовать… Когда пошел этим вечером искать меня, знал, что должно произойти… Я хочу услышать, что ты не задавал вопросов, потому что боялся услышать ответы, которые могут тебя не устроить… Что это было выше твоих сил… Что у тебя было единственное желание переспать со мной… Что ты точно знал, что собираешься сделать со мной. Вот, что я хочу услышать.
Фернандо смотрел куда-то вдаль выше моего лица. Мне пришлось напрячь слух, чтобы услышать его слова.
— Ты редкий человек, Индианка.
— Знаю, я всегда это знала. Но от таких вещей средства нет. Ты либо принимаешь меня такой, либо нет. С малых лет я молилась Богородице, чтобы та превратила меня в мальчика, потому что думала, что быть мальчиком намного лучше. Я хотела этого, пока не встретила Магду… Ты знаешь Магду?
Он кивнул головой, но ничего не сказал.
— Магда мне сказала, что суть не в том, чтобы превратиться в мальчика, и она была права. С тех пор я не молюсь. Теперь думаю, что мне бы не понравилось быть мужчиной.
Он на некоторое время задумался, и мне захотелось выдернуть из его руки свою руку, но он не позволил, он хотел, чтобы я оставалась рядом с ним.
— Ты была бы жутким мужчиной, Индианка.
— Почему?
— Потому что ты бы мне не понравилась… Куда я положил табак?
Он поднялся, потом дал мне закурить. Я вглядывалась в его лицо, но никак не могла понять, что оно выражает.
— У тебя есть время? — спросил он меня и продолжил, не ожидая моего ответа. — Я расскажу тебе одну вещь. Ты заслужила.
Фернандо обнял меня за плечи, потом начал говорить о том, о чем я менее всего ожидала услышать.
— В Гамбурге много испанских клубов, ты об этом знаешь? Почти все открыты эмигрантами, республиканцами-беженцами. Это места, где можно встретить кого угодно — от детей до стариков, которые приходят туда, чтобы поговорить по-испански, полакомиться тортильей в баре, поиграть в карты, просто поболтать… Мой отец никогда не водил меня ни в одно из таких мест, потому что для него было сущим наказанием там находиться. Он живет только рядом с немцами и по-немецки говорит великолепно, он ничего не хочет знать об Испании, ничего. Он не пьет испанское вино, потому что считает, что итальянское лучше, хотя все знают, что оно хуже. Однако он все же продолжает говорить «черт» по-испански каждый раз, когда кто-то действует ему на нервы. Я помню, что когда мы были маленькими, мы говорили с ним по-испански. Но потом… Эдит говорит по-испански хуже меня, а Райнер, которому тринадцать лет, не поехал сюда этим летом, потому что не хотел показывать свое плохое знание языка… Пару лет назад Гюнтер рассказал мне об одном испанском клубе, в котором можно прекрасно поиграть на бильярде, а мы в этом деле были специалистами. Гюнтер говорит очень хорошо, почти как я. Мы привыкли пользоваться между собой испанским, чтобы никто не понимал, о чем мы говорим, в колледже, а больше всего с девочками. Так мы проводили время, не опасаясь проблем. Мы проводили много времени вместе, потому решили пойти в этот клуб. В баре клуба был один официант, которого звали Хусто, андалусиец, из деревни под Кадисом. Он приехал в Германию давно, около пятнадцати лет назад, жил один, потому что решил остаться вдовцом. Он очень интересно рассказывал о своей родине, может быть, потому что так и не привык жить в Гамбурге…