Любовь в вечерних новостях

— Вы не можете сказать, сколько человек было в самолете?

— Пятьдесят два, включая экипаж, — и отвернулся, чтобы «пролаять» очередное приказание в мегафон.

— Не было попыток установить с ними связь? — упорно донимала его Ливи.

Ридер бросил на нее почти ненавидящий взгляд.

— Мои люди пытаются к ним пробиться с крыши и с нижних этажей.

— А сколько еще людей осталось в здании?

— Поговорите с управляющим, я занят.

Он ушел, и Ливи сделала Бобу знак остановить запись.

— Хочу попытаться разузнать, сколько людей осталось в доме. — И повернулась к звукооператору: — Сбегай на радио. Постарайся выяснить; номер рейса, направление полета и возможные причины крушения. А мы подготовимся к передаче с места событий. Жду тебя ровно через пять минут.

Она снова стала пробиваться сквозь толпу. У стены сидела женщина в старом халате, прижимая к груди фотоальбом. Ливи, устремившаяся было на поиски управляющего, подошла к ней.

— Мэм.

Женщина взглянула снизу вверх. Лицо у нее было бледное, глаза сухие. Ливи присела на корточки. Женщина в шоке, поняла она.

— Не надо сидеть на холоде, — мягко сказала она. — Вам есть куда пойти?

— Они разрешили мне взять только вот это, — ответила женщина, еще крепче прижимая к себе альбом. — Вы слышали, как ударило? Я подумала, что настал конец света.

Голос у нее был пронзительно тонкий. Ливи вздрогнула.

— Я чай заваривала. Весь мой фарфор разбит. А он мне от мамы достался.

— Сожалею.

Слова были отчаянно не те. Но что можно было сказать этой несчастной? Ливи тронула женщину за плечо:

— Давайте пройдем вон туда. Там врачи, они о вас позаботятся.

— У меня здесь еще друзья живут. — Женщина посмотрела на верхние этажи. — Миссис Макгивер из 607-й квартиры и Доусоны из 610-й. У них двое детей. Они успели выскочить?

Ливи услышала, как от пожара лопнуло еще одно оконное стекло.

— Я не знаю. Попытаюсь выяснить.

— У младшего был грипп, он сегодня не пошел в школу.

Потрясение сменялось скорбью. Ливи видела это по выражению глаз женщины. Позже нахлынет отчаяние.

— У меня его карточка здесь, в альбоме. Наконец она начала плакать. Надрывные рыдания раздирали Ливи сердце.

Сев рядом с ней у стены, Ливи обняла женщину. Та была хрупкая, слабая, как листок на ветру. Ливи очень боялась, что от младшего Доусона не осталось ничего, кроме фотокарточки в этом вот альбоме. И, еще крепче обняв женщину, Ливи заплакала тоже.

Кто-то тронул ее за плечо. Взглянув вверх, она увидела Торпа.

— Торп, — едва выговорила она, но глаза ее были красноречивей всяких слов.

Торп ласково поднял женщину на ноги. Та все еще крепко прижимала к себе альбом. Торп обнял ее и, что-то приговаривая на ухо, повел к бригаде «Скорой помощи». Ливи опустила голову на колени.

Необходимо взять себя в руки, если она хочет выполнить задание. Репортер не должен позволять себе личных эмоций. Она услышала, что кто-то рядом сильно закашлялся. Дым забивал легкие. А ветер все гнал и гнал его на людей.

— Ливи. — Торп уже снова был рядом и протягивал ей руку.

— Я в порядке, — сразу же заявила Ливи. Раздался новый взрыв. Кто-то закричал.

— О господи! — Она посмотрела на дом. — Сколько еще людей внутри?

— Никак не могут пробиться на шестой этаж. Кто бы там ни был, они погибли.

Ливи кивнула. Голос Торпа был спокоен, бесстрастен, но сейчас ей было необходимо именно это.

— Да, знаю. — Она глубоко вздохнула. — Мне надо дать в эфир репортаж с места событий. А что ты здесь делаешь?

— Я ехал на студию, когда это случилось.

У нее на щеке было пятно сажи, и он стер его большим пальцем. Торп старался говорить беззаботно.

— Но это не моя территория, Ливи. Репортаж я делать не собираюсь.

Ливи смотрела мимо него, туда, где врачи «Скорой помощи» отчаянно боролись за жизнь человека, получившего сильные ожоги.

— Как бы я хотела тоже этим не заниматься. — Откуда-то донесся плач девочки, зовущей мать. — Ненавижу эту часть нашей работы — копаться в кровоточащих людских ранах.

— Да, это нелегкое дело, Ливи.

Торп ее не коснулся. Ему хотелось, но он знал, что сейчас не нужно.

Ливи оглянулась. К ней пробивалась ее команда. Ливи взяла записку с наскоро нацарапанными сведениями.

— Ладно, будем снимать отсюда, на фоне здания, — и, вздохнув, повернулась к камере. — Когда я войду в кадр, покажи сначала весь дом.

С микрофоном в руке она ждала связи со студией.

— Потом сфокусируй на самолет и опять на меня.

В наушниках раздался счет. Сейчас начнется съемка.

— С вами Оливия Кармайкл. Я около жилого дома, в шестой этаж которого сегодня утром в девять тридцать врезался самолет, выполнявший чартерный рейс номер пятьсот двадцать семь.

Боб показал здание, а она продолжала:

— Причина катастрофы еще не выяснена. Пять пожарных команд эвакуировали кого смогли и теперь пытаются пробиться на шестой этаж и к самолету. На борту находилось, вместе с экипажем, пятьдесят два человека. Самолет выполнял полет в Майами.

Камера снова высветила Ливи.

— Пока мы еще не можем указать число пострадавших. Здесь несколько машин «Скорой помощи». Тяжелораненые немедленно будут отправлены в больницу.

Торп стоял сзади и наблюдал, как Ливи ведет репортаж. Лицо ее было спокойно, но во взгляде — настоящий ужас. Сознавала она это или нет, но взгляд делал только весомее ее слова. На щеках еще виднелись следы пыли и сажи. «Она хорошо делает свое дело, — подумал Торп, — может, и потому, что постоянно подавляет свои чувства». Он-то видел, каких усилий ей это стоит. Но зрителям, кто заметил ее скрытое смятение, это делало ее лишь понятнее и ближе.

— Репортаж вела Оливия Кармайкл из Вашингтонского отделения «Новостей мира».

Она подождала, когда их уберут из эфира, и сняла наушники.

— Ладно, — обратилась она к Бобу, — пойди сделай несколько медицинских кадров, а я узнаю, не пробились ли они еще на шестой этаж. И срочно пошли курьера на студию. Им пригодится все, что мы отсняли.

Ливи чувствовала, что самообладание полностью вернулось к ней. Она не собирается разваливаться на куски.

— Отлично, — одобрил Торп.