Любовь вопреки

Я уже ненавижу себя за то, что опускаю Машу спиной на диван и прокладываю дорожку поцелуев к ее груди, но оторваться от нее и уйти к себе в комнату сродни пытки.

Ее грудь в моих руках, сосков касаюсь языком и губами, осторожно прикусываю зубами и зажимаю Машке рот ладонью, когда с ее губ срывается первый стон.

— Тише, малышка, если внизу открыты окна, то нас может быть слышно, — бормочу в ее животик, опускаясь поцелуями ниже и ниже.

Меня колотит. От ощущений, от их яркости, от остроты наслаждения и того, что Маша наконец-то в моих руках. Я не могу поверить в происходящее, но судя по тому, как Машка впивается пальцами в мои волосы на затылке — это правда происходит. Чёрт… Что я творю.

— Идем в комнату, — доносится до слуха тихий шепёт и я поднимаю голову, словив себя на мысли, что уже целую Машкины бедра. Мать твою, я даже не успеваю за своими действиями, так улетаю сознанием куда-то за пределы вселенной. — Пожалуйста, вдруг правда услышат…

Я киваю. Она права, вытворять то, что мы делаем, на открытом балконе, слишком рискованно.

Словно в комнате у нас не будет никакого риска, конечно.

Я киваю еще раз и встаю, подавай Машке руку. Это идеальный момент прекратить это безумие и сбежать. Закончить всё, практически не начав, не дать случиться тому, что случиться уж точно никак не должно.

Укутываю ее в полотенце, в котором она пришла, накидываю на плечи плед, пока она стоит покорно рядом и смотрит мне прямо в глаза. Я же, трусливо избегаю этого контакта.

Потому что я ненавижу себя за то, что творю.

В голове возникает план: отвести ее в комнату, уложить в кровать, поцеловать в лоб на ночь и сбежать, пожелав сладких снов. Возбуждение как раз спадет, пока мы будем медленно идти в ее комнату, и несостоявшийся секс не станет ни для кого из нас трагедией.

В крайнем случае, всегда можно помастурбировать. Это точно лучше, чем трахать собственную сестру.

Машка вцепляется в руку намертво, переплетает наши пальцы и идет в сторону своей комнаты. Открывает балкон, проходит первой, всё еще держа меня за руку, а потом, как только я прикрываю дверь…

Чёрт. Она сведет меня с ума, клянусь.

Она толкает меня к стене, срывает с себя полотенце и прижимается всем телом, сразу набрасываясь с поцелуем. Я пару секунд борюсь с собой, а затем снова все стены падают. Я снова падаю. Позорно, не сумев справиться с самим собой, прямо к ее ногам падаю и скулю побитым щеночком, выпрашивая ласку.

— Думал, я такая глупая? — шепчет Машка. Она ниже меня, но смотрит словно свысока. Губы красные от поцелуев, пальцы подрагивают, а взгляд горит сумасшедшим огнем. В нем пламя, искры от которого летят точно нам на кожу и оставляют легкие ожоги, покалывая. Мы горим в нем, кричим от боли, но горим вместе, и это приносит наслаждение.

Через секунду у стены уже Маша, а я продолжаю исследовать ее тело губами. Она улыбается так красиво, что у меня челюсти сводит от желания, а член в штанах напрягается почти до боли.

Я не трону ее, конечно. Во-первых, у меня под рукой нет резинок, во-вторых, это будет ровно та грань, перейдя которую будет уже совсем край.

Сейчас мы ходим по самому краю, сваливая в бездну обрушивающиеся камушки. И до падения остаются считанные миллиметры.

Огромная глыба падает вниз, когда я накрываю ладонью промежность Машки, а губами вцепляюсь в губы, жадно сминая те и покусывая. Машка стонет, задыхается, старается быть тише, пока я аккуратно провожу пальцами по половым губам и клитору, сходя с ума от того, насколько эта ведьма мокрая для меня…

Это в очередной раз сносит крышу. В сотый уже, наверное. Но я ничего не могу с собой поделать.

Именно поэтому я спускаюсь поцелуями к шее, а одним пальцем проникаю внутрь. Горячая, влажная, невероятная. Для меня. Вся моя, каждый клеточкой только моя.

Запрокидывает голову, ударившись затылком об стену, открывает рот и зажмуривается, испытывая наслаждение. Я подарю тебе звезды, малышка, а потом сожру себя за это.

Губы ниже — я по очереди провожу языком по соскам, добавляя второй палец.

Ловлю движение: Машка закрывает рот ладонью, чтобы не вскрикнуть, и выгибается ко мне, прося большего.

Я даю.

Опускаюсь на колени перед ней, готовый делать это круглые сутки, и приникаю губами к жаждущему лону.

Это нереально. Это взрыв мозга. Это какой-то гребаный апокалипсис. Разрыв всех шаблонов. Абсолютное сумасшествие.

Она дрожит так сильно, словно у нее зашкаливает температура. Еще сильнее прижимает ладошку ко рту, а второй гладит меня по затылку, царапая кожу ноготками.

Я слышу ее тяжелое дыхание, ее тихие мычащие в ладонь стоны, и, кажется, слышу даже быстрый стук сердца. Это всё выносит мозг на максимум, я целую смелее, пальцами двигаю активнее, облизываю, покусываю, посасываю…

И Машка кончает. Сжимает мои пальцы до одурения сильно, всхлипывает в ладошку, сгибается, пальцами в кожу головы еще сильнее прежнего цепляется и так сладко кончает, что я сам чуть не заканчиваю в штаны, как сопливый школьник, от ее удовольствия.

Пока ее потряхивает — дарю ей еще несколько аккуратных поцелуев, а потом поднимаюсь, проводя языком по животику, груди, и шее, и прямо перед ее лицом облизываю пальцы, закатывая глаза от вкуса.

Машка краснеет тут же, хотя десять секунд назад кончила от моих пальцев и языка, и это вызывает у меня искреннюю улыбку.

Около минуты она пытается отдышаться и сфокусировать взгляд, пока я нагло шарю руками по ее телу и уже начинаю себя ненавидеть. Твою мать. Что я натворил?

Она тянется к поясу моей одежды и я перехватываю ее за кисти, отводя те в сторону.

— Что такое? — пугается она, глядя мне в глаза так доверчиво, что я снова готов прыгнуть с головой в омут и будь что будет.

— Не надо, Маш, — умудряюсь сказать, — я и так сделал слишком много того, чего не должен был. Я сожру себя и без того.

— Но ты же не… — она опять краснеет, невероятная девушка, и опускает взгляд вниз. У меня стоит, конечно.

— Взрослый мальчик, справлюсь.

Я целую ее в лоб, как и планировал, и усмехаюсь своим идиотским мыслям. Я планировал поцеловать ее в лоб, да, а вот отлизывать ей у стены — абсолютно точно нет. Целую, в очередной раз поднимаю ее полотенце, а потом застываю и машинально прижимаюсь к Маше.