Любовь-война
Шрифт:
Утвердительно киваю, начиная спускаться по лестнице.
– От женской тоже?
– Ага.
– Давай его сюда.
– Не, я сам открою и закрою, - хитро отзываюсь я. – Вдруг ты ключ куда-нибудь спрячешь, а Никитич из меня потом душу вытрясет.
– Что за детский сад, Шульц? – возмущается она. – Не буду я его прятать! Не до этого мне. Лечь хочется…
Оборачиваюсь и с грустью замечаю, что Крис действительно выглядит измученной и все эти дурацкие игры ей явно ни к чему. Видать, и впрямь неслабо досталось бедняжке... Я как-никак детина крупный и силы явно не подрасчитал.
Бросаю
Проходит не меньше пятнадцати минут, а Крис так и не появляется. Я, конечно, слышал, что девчонкам на переодевание требуется больше времени, но не в три же раза? Тем более Крис явно не из тех, кто любит копаться. Не многоножка же она в конце концов, чтобы четверть часа свои конечности наряжать!
Напряженно хмурюсь и опять кошусь на часы. А вдруг ей поплохело резко? Вдруг в обморок упала и лежит там одна, пока я гипотезы строю? Нет, это не дело! Надо пойти проверить, все ли у нее там в порядке!
Подкрадываюсь к женской раздевалке и, мысленно убеждая себя в том, что я не какой-то там подглядывающий маньяк и это правда необходимая мера, легонько толкаю дверь. К счастью, она оказывается незапертой и в образовавшуюся щелку я вижу Крис.
Она стоит ко мне спиной, обеими руками опершись на верхнюю полку открытого шкафчика. Из одежды на ней только юбка, та самая, в складочку, в которой она была первого сентября, и лифчик, о наличии которого я догадываюсь по горизонтальной белой полоске под ее лопатками.
Крис не шевелится и даже как будто не дышит. Замерла.
Я понимаю, что по-хорошему мне надо как-то обозначить свое присутствие, ведь не дело - вот так пялиться на нее втихаря через щелку… Но меня будто парализует. Я завис и ничего не могу с собой поделать. Просто стою и любуюсь плавными изгибами ее полуобнаженного тела. Узкой талией, острыми плечиками и изящными щиколотками. Крис, оказывается, очень тоненькая, прямо как тростинка, но в обычной жизни это не бросается в глаза. Видимо из-за ее буйного темперамента, который, пожалуй, больше подходит пацану. Никогда раньше она не казалась мне слабой или уязвимой, а сейчас почему-то кажется…
Что с ней происходит? Почему она застыла? О чем думает?
Едва я успеваю озадачиться этими вопросами, как Крис слегка трясет головой, как бы сбрасывая с себя морок, и глухо, явно обращаясь к самой себе, говорит: «Все, соберись, хватит. Он никто. Просто никто, слышишь? Даже не смей выдумывать то, чего нет!»
После этих слов она начинает с остервенением копошиться у себя в шкафчике, а я медленно отступаю назад, предварительно осторожно прикрыв за собой дверь.
Глава 41
Кристина
Выхожу из раздевалки и тут же натыкаюсь на стоящего неподалеку Шульца. Он привалился плечом к стене и выглядит непривычно задумчивым, будто только что узнал какую-то страшную тайну и пытается ее переварить.
– Готова? – спрашивает Андрей,
когда я протягиваю ему ключ от женской раздевалки. При этом смотрит на меня тоже как-то странно - слишком внимательно и напряженно…– Да, но провожать меня не нужно, - холодно отзываюсь я, направляясь к выходу. – Сама дойду.
– А я все же провожу, - тоном, не терпящим возражений, отвечает он.
Жму плечами, потому что спорить с Шульцем бесполезно. Сейчас он пойдет на стадион, чтобы вернуть на ключи физруку, и тут-то я дам деру. Ни за что не догонит.
Однако Андрей снова оказывается хитрее меня: он просто оставляет ключи вахтерше с просьбой передать их Никитичу, когда тот вернется после урока. Ну не засранец ли?
Гордо задрав подбородок, выхожу из школы, стараясь не замечать его присутствия. Голова еще немного побаливает, да и в теле ощущается легкая слабость. Медсестра права: сегодня мне нужно отлежаться, даже на тренировку вечером не пойду.
Шульц держится от меня на расстоянии метра и, в отличие от прошлого раза, не пытается завязать «непринужденную» беседу. Кажется, наше молчание его ничуть не тяготит, и он глубоко погружен в свои мысли.
А вот я, наоборот, становлюсь комком нервов, потому что совершенно не понимаю внезапных перемен в его настроении. То он из мести чуть не заколачивает меня в ящик, то игнорирует целый год, то теперь вдруг ни с того ни с сего проявляет почти что дружеское участие: в медпункт со мной таскается, до дома проводить хочет… Что это с ним? Забыл, как по моей вине в больничке целый месяц валялся? Или опять чего задумал?
Так не сказав друг другу ни слова, мы доходим до моего дома, и когда я, открыв подъездную дверь, захожу внутрь, Шульц, к моему удивлению, заваливается следом за мной.
– Куда намылился? – развернувшись на пятках, спрашиваю я.
– До квартиры провожу, - заявляет он, поднимаясь по ступенькам.
– Ты издеваешься? – я начинаю злиться. – Что тебя от меня нужно?!
– Сказал же, проводить до квартиры хочу, - терпеливо повторяет он, будто я какая-то умственно отсталая.
– А я сказала, не надо! – рявкую я. – Ты какой-то слишком навязчивый!
– Это называется настойчивость, - безмятежно бросает он, скрываясь за поворотом лестничного марша.
Несколько секунд стою в нерешительности. Ну и что мне, из-за этого придурка домой не идти? А вытянуться-то на кроватке страсть как хочется.
Плюнув на свои заморочки, поднимаюсь на восьмой этаж вслед за Шульцем и перед тем, как вставить ключ в замочную скважину, вперяюсь в него выразительным взглядом.
– До квартиры проводил. Теперь можешь идти, - произношу чуть ли не по слогам, чтобы звучало более убедительно.
– Да ты открывай-открывай, - тем же тоном, полным монашеского спокойствия, отзывается он. – Или боишься меня?
Понимаю, что провоцирует, но все равно ведусь. Каждая его реплика для меня, как красная тряпка для быка. Завожусь с пол оборота.
– Страх – это последнее, что я испытываю по отношению к тебе! – запальчиво отвечаю я.
– А что первое? Симпатия? – в его зеленых глазах загораются шаловливые искры, а рот кривится в издевательской усмешке.
Ну поганец! Опять меня бесит!