Любовь.ru. Любовь и смерть в прямом эфире

— А кто мне обещал картинку написать?

— Опять! — в один голос вздыхают Люська и Серафима Евгеньевна. Сцена происходит в гостиной, где они все, как обычно, проводят время после ужина за теплой и дружеской беседой.

— Виолетта, ты роковая женщина, — усмехается Градов. Теперь ему приходится много говорить: участников «Игры» заметно поубавилось. — После того как ты полюбила Сеню, он попал в больницу. Суворов умер. Что будет с Яковом Савельевичем?

— Я что, в постель к нему лезу? — огрызается Виолетта. — Я только картину прошу.

— Да зачем она тебе сдалась? — спрашивает Люська.

— А вот это не ваше дело, — улыбается Виолетта. — Вы все считаете меня тупой, а я на самом деле умница.

— Ну да, — язвит Градов. — А дурочкой только прикидываешься.

— У меня сообразительности больше, чем у вас всех, вместе взятых. Если вы, Яков Савельевич, напишите мне картину, я вам секрет скажу.

— Какой секрет? — очень уж вяло интересуется Кучеренко.

— Интересный. А вам никому не скажу! — Виолетта показывает язык остальным.

— Господи, вот девчонка! — качает головой Зося. — А ведь я младше тебя на год! Должно быть, человек взрослеет, только когда чувствует ответственность не только за себя, но еще и за другого человека.

— Хорошо сказано! — с чувством говорит Кучеренко. — А знаете, Зосенька, хоть вы мне и конкурентка, но я искренне за вас порадуюсь, если выиграете два миллиона.

— Вот, значит, как? — прищуривается Виолетта. — А за меня кто-нибудь порадуется?

— Если изменишь свое поведение, — говорит Градов.

— А что такого в моем поведении? Только то, что я искренна, а вы все притворяетесь? Я честно заявляю, что возненавижу любого, кто отнимет у меня эти деньги, а вы лицемерите, комплименты друг другу говорите.

— Ты не веришь в хороших людей? — тихо спрашивает ее Люська.

— Представь себе. Мне такие не попадались. Папочка бросил меня в младенческом возрасте, мамочка тут же нашла другого, он тоже слинял через годик, потом был еще один и еще. Что-то среди этих папочек не нашлось ни одного порядочного человека, который взял бы на себя заботу о бедной девочке. Только все о себе, о себе. Попить, пожрать, причем не на свои, на чужие. Да, я забочусь только о себе, потому что обо мне никто никогда не заботился. И не хочу я никаких детей. Мне в жизни удовольствий не досталось. А я хочу.

— Деточка, вы еще так молоды. — Серафима Евгеньевна снова на слезах. — Вы не знаете, что такое не иметь детей. Не знаете одиночества. А это кара. Страшная кара.

— Да ладно вам, — машет рукой Виолетта. — То-то вы под гнетом этой страшной кары так хорошо выглядите! Ухоженная, сытая, без жилищных проблем. Никто вас не обобрал, в дом престарелых не выставил. Моей бабке, между прочим, тоже под семьдесят…

— Деточка! Как можно!

— Да можно! Небось наврали Кучеренко, что вам шестьдесят? Ха! Почти семьдесят!

— Шестьдесят восемь, — шепчет Серафима Евгеньевна.

— Все равно это кошмар! Шестьдесят восемь! Мрак! Так вот моя бабка тоже еще жива. — Ирисова громко всхлипывает. — И мамаша регулярно отбирает у нее пенсию, потому что свою жалкую зарплату пропивает с очередным хахалем. Я, правда, давненько не была в родном доме. Да, заботы у меня ни о ком нет. — Виолетта победно смотрит на Зосю. — Но я не ребенок! Мне такое приходилось в жизни делать, такое, такое… — Она вдруг спохватывается, что опять ляпнула лишнее, и замолкает, соображая, как вывернуться. И тут Люська кидается к блондинке:

— Дрянь! Ты зачем бабушку обижаешь?!

Виолетта увертывается, визжит:

— Ай! Уберите от меня эту бешеную кошку!

— Дрянь! — Люська все-таки добирается до ее волос и дергает за белокурую прядь изо всей силы: — Дрянь!

Виолетта спрыгивает со стола: Люська ей до плеча не достает. Блондинка очень легко отшвыривает ее прочь:

— Да уберите эту ненормальную! Что я такого сказала?

Люську успокаивает Зося. Потом негромко говорит Виолетте:

— Ты еще своего допросишься.

— Что-что?

— По-моему, надо выпить, — поднимается с дивана Алексей Градов. — Пива.

— Мне водки, — решительно говорит Люська.

— Вот-вот. — Виолетта язвит, держась от нее на расстоянии и с опаской косясь на Люську-Апельсинчика. — Все с этого начинают. Ты сопьешься, точно говорю. Сопьешься. И Сережа тебя бросит.

— Кто… кто… кто… сказал ей, как зовут моего мужа? — Люська по очереди обводит глазами Градова, Ирисову и Зосю.

Серафима Евгеньевна рассеянно говорит:

— Я же не имела в виду ничего плохого. Мы просто разговаривали.

— Заступайся за эту ведьму, заступайся, — усмехается Виолетта. — А она, между прочим, не такая простая. Ведь нам всем надо быть перед телекамерами хорошими. Бабулька-то профессиональная актриса. У нее роль доброй старушки. А я девушка простая и естественная.

— Я давала Вите уроки актерского мастерства, — продолжает оправдываться Серафима Евгеньевна. — Это же ее заветная мечта, стать актрисой.

— Так вы сцену, что ли, здесь разыгрываете? Про добрую бабушку и злую молодую стерву? — спрашивает Алексей Градов.

— Ха! — усмехается Виолетта.

— Нам не надо ссориться, — примирительно говорит Серафима Евгеньевна. — Надо сохранять лицо.

— А у Виолетты тушь потекла, — говорит Зося.

— Где?! — Блондинка в ужасе.

— Иди в комнату, поправь макияж, — советует Градов.

Когда Виолетта убегает, Кучеренко, недоумевая, говорит:

— По-моему, все у нее в порядке. С лицом.

— А по-моему, она нас просто провоцирует, — говорит Градов. — На нервный срыв.

— Но зачем? — смотрят на него все.

— Транквилизаторы никто не принимает случаем? Или снотворное?

— Нет. — Они дружно качают головами. — Серафима Евгеньевна?

— Да что вы, деточка! Я сплю как младенец!

— Видите ли, в этом доме опасно глотать порошки.

— Да что вы такое говорите!

— Дело в том, что наша молодая скандальная особа — девица кое в чем сообразительная. Интересно, какой она узнала секрет? Как, Яков Савельевич, будете ей интерьер писать?

Пенсионер тяжело вздыхает:

— Старый я уже для таких игр. Она же меня умотает!