Любовь.ru. Любовь и смерть в прямом эфире

— А наша Серафима Евгеньевна испытывает к Якову Савельевичу настоящее серьезное чувство, — говорит Зося. — Она влюбилась в Кучеренко.

— Да ну? Вы это серьезно?

— Я старуха, старуха! — отчаянно говорит Ирисова. — Я же говорила! Говорила, что все это смешно!

— Да прям! Все равно надо выдергивать нашего Кучеренко из пасти этой акулы. Как бы сделать так, чтобы эта стервочка отсюда убралась? А? — Люська задумчива. — Кстати, женщины, яду ни у кого нет?

— Проще ее с лестницы скинуть, — усмехается Зося. Не такая уж она, оказывается, добрая и безобидная.

— С лестницы? Кстати, мысль. Сломала бы она руку. Или ногу.

— Лучше шею.

— Девочки, девочки!

— Они уже два часа там сидят! — напоминает Ирисовой Зося.

— О-о-о!

— Не понимаю. — Люська в растерянности.

— Чего? — хором спрашивают Ирисова и Зося.

— Почему она взялась за Кучеренко? Программист и моложе и интереснее.

— Он Виолетту на дух не выносит, — уверенно говорит Зося. — И вообще, Леше нравится другая женщина.

Люба замерла у экрана телевизора. Вторник, вечер. Она пришла с работы усталая, ноги промокли. И вот этот невинный треп женщины привел наконец и к обсуждению чувств Алексея Градова.

— Женщина? Кто? — спрашивает Ирисова.

— Здесь? — Это Люська.

— Нет, — отрицательно качает головой Зося. — Не здесь. На воле.

— А… — Люська слегка разочарована. Какая женщина не прочь иметь поклонника, хоть тайного, хоть явного? — Кстати, а где сейчас наш программист?

— В спортзале, — невинно говорит Зося.

— Где?!

— В спортзале. Решил тоже поработать на тренажерах.

— Ни к чему хорошему это не приводит, — печально замечает Ирисова.

В этот момент под руку с Кучеренко появляется Виолетта в пролете второго этажа:

— Ау! Тетки! А это мы!

Она цепляется за рукав Кучеренкиного свитера и нащупывает ногой ступеньку. На высоких каблуках спускаться по такой крутой лестнице неудобно, но для Виолетты главное не удобство, а красота. Ее ножки в шелковых чулочках и туфельках на высоких каблучках смотрятся бесподобно.

— Яков Савельевич, держите меня крепче!

— А лучше подтолкните, — громко советует Люська.

— Я знаю, что вы все меня ненавидите. А я вот все равно здесь. И получу два миллиона.

С помощью Кучеренко блондинка спускается наконец в гостиную.

— Не повторяйся. Это уже скучно, — замечает Зося.

— Ну, расскажи тогда что-нибудь веселенькое, — усмехается Виолетта. — Про розовую любовь. Интересно, ты к мужчинам отвращение испытываешь или они тебе безразличны? А ко мне что испытываешь? Я же красивая девушка! Ой, надо же! Как-то и не подумала! Все по мужикам промышляю, а можно и…

— Да замолчишь ты наконец! — не выдерживает Люська.

— А что? — невинно смотрит на нее Виолетта. — Я любви хочу. Зося, давай с тобой выпьем. На брудершафт, с поцелуем. Как знать, может, тебе понравится?

Кучеренко в который уже раз болезненно облизывает губы.

— Яков Савельевич, принесите нам вина, — командует Виолетта.

Тот послушно идет к бару, приносит бутылку. Виолетта улыбается;

— А сами? Опять не присоединитесь?

— Нет. Не хочу. — Кучеренко отрицательно качает головой.

— Нет, Яша, у тебя определенно есть какая-то тайна. — Виолетта плюхается на диван, отпивает глоток из бокала и явно передразнивает пожилую актрису: — Ах, какая прелесть!

Ирисова и без того в шоке. От Виолетты и ее интимного «Яша». Просит Кучеренко:

— Будьте любезны, Яков Савельевич, и мне налейте вина.

Когда Кучеренко приносит бокал, Серафима Евгеньевна чуть придерживает его за рукав:

— И присядьте, пожалуйста, рядом.

— Нет, сюда, — хлопает ладошкой по дивану рядом с собой Виолетта.

Кучеренко замирает в нерешительности.

— Ну что? Так и будем стоять? — атакует блондинка. — Да! Подумать только! Наш старичок в нерешительности!

— На вашем месте, — не выдерживает Люська, — на вашем месте, Яков Савельевич, я бы осадила эту нахалку. Садитесь к Серафиме Евгеньевне и забудьте свой последний писаный маслом интерьер. Выставите картину за дверь вместе с этой юной нахалкой.

— Поздно, — игривым голосом говорит Виолетта, — мы уже стали с Яшей так близки!

Ирисова громко ахает, Кучеренко бормочет:

— Что ты такое плетешь?

— В смысле духовно, — громко хохочет Виолетта. Потом поднимает бокал: — Ну, за здоровье! И за наше семейное счастье!

Серафиме Евгеньевне плохо. Она бледнеет, а блондинка, усмехаясь, говорит:

— Я же не сказала конкретно — за чье. За наше общее семейное счастье. Ведь мы с вами все — одна большая единая семья. Разве не так? Коллектив единомышленников, сплоченный общей задачей: насыпать друг другу соли на хвост. А впрочем, что касается личного семейного счастья, если Яков Савельевич выиграет два миллиона, я пожалуй что и рискну. Яков Савельевич, ау! Я делаю вам предложение. Неприличное!

Кучеренко наконец тяжело плюхается в кресло, стоящее рядом с креслом Серафимы Евгеньевны. Виолетта одним жадным глотком допивает бокал:

— Ха-ха-ха! Жених сбежал! Должно быть, у нашего Яши интимные проблемы: ему нипочем не справиться с молоденькой.

— Ну, разошлась! — брезгливо морщится Люська.

— Ничего не поделаешь: гены, — качает головой Зося.

— На свои посмотри, — огрызается Виолетта. — Интересно, розовость передается по наследству? Или это болезнь?

— Заразная, — прищуривается Зося.

— Тогда на Крокодилицу дыхни, — просит ее Виолетта. — Глядишь, мне достанется ее Сережа.

Люське стоит больших трудов себя сдержать. Она пожимает плечами и переводит разговор на другую тему:

— Интересно, кто будут те двое, которым предстоит провести, общаясь только друг с другом, последнюю неделю в этом доме?

— Боишься, что это будем мы с тобой? — усмехается Виолетта. — Нет, милая. Ты в любом случае пролетаешь.

— Почему это я пролетаю? Да еще и в любом случае?

— Потому. — Виолетта загадочно улыбается.

И Любе, которая внимательно слушает этот диалог, вновь становится страшно за Люську. Виолетте что-то известно. Неужели все роли в этом телешоу расписаны заранее? Но Люська не сдается:

— Учти: все может случиться. Интересно, а рабы в «Лицезрении любви» пытались бунтовать?

— Это бесполезно, — говорит Зося. — Кто пойдет против Римской империи? Даже времен ее заката? Рабы — это только рабы. Их купили, они и делают то, что велено. Потому что за хозяином сила.

Виолетта вдруг хмурится и резко поднимается с дивана: