Любовь
Шрифт:
Такая же притянутая за уши картина мнимого вкуса женщин вырисовывается при взгляде на перечисленные ими предпочтительные душевные и социальные качества мужчин. В своем опросе Дэвид Басс интересовался также важнейшими чертами характера потенциального избранника или избранницы. Последовательность критериев оказалась одинаковой у мужчин и женщин: на первом месте «дружелюбие», на втором — «интеллект». Никто не желает связываться со злобным и к тому же глупым партнером. У женщин, правда, главная причина такого выбора заключается в том, что дружелюбный партнер скорее всего будет готов больше вкладывать в семью, чем гнусный злодей. Не хочет ли автор сказать, что женщины, добровольно решившие остаться бездетными или перешагнувшие детородный возраст, больше склонны уживаться с мрачными и угрюмыми субъектами? Для эволюционных психологов женщина — в высшей степени ограниченный биологический вид: их интересует исключительно размножение и воспитание потомства.
Что еще важно для женщин? О циничных играх серых сорокопуток в духе Макиавелли мы уже
Можно согласиться с тем, что многие женщины предпочитают мужчин, которые с помощью денег и своего высокого положения обеспечивают им красивую жизнь. Но и мужчины в большинстве случаев ждут того же от женщин. Как правило, деньги повышают возможность самореализации личности вне зависимости от заинтересованности в воспитании потомства. То, что многие женщины из таких соображений предпочитают пожилых мужчин, также является фактом, не требующим доказательства. Однако нередко это предпочтение меняется, когда женщина перешагивает сорокапятилетний рубеж; по крайней мере так происходит в тех случаях, когда женщина вполне обоснованно рассчитывает привлечь молодого партнера. Мадонна и Деми Мур не представляют здесь исключения.
То, что «надежность» и «власть» привлекают женщин, неудивительно. Но по данным опроса Басса выше этих двух критериев женщины ценят совершенно иное мужское качество: юмор! У эволюционных психологов пока нет объяснения этого факта. Мы ничего не знаем о юморе каменного века. Не нашли пока и какой-нибудь потешной птички, блещущей веселым остроумием. Правда, при известной доле фантазии, можно и здесь прибегнуть к обычной схеме. Лично я хочу сказать, что юмор — великолепное средство от паразитов! Разве смех не укрепляет психику и иммунную систему? Определенно, веселые люди живут дольше мрачных субъектов и имеют возможность до старости распространять по миру свои драгоценные гены. Неудивительно поэтому, что человек такой смешливый биологический вид.
Стоитли продолжать дальше эту игру? Должныли мы вслед за Бассом и руководствуясь данными, полученными им в 1993 году в опросах американских студентов, поверить в то, что мужчина в своей жизни желает в среднем переспать с восемнадцатью женщинами, а женщины — всего лишь с четырьмя или пятью мужчинами? Это абсурдно низкое число, к тому же весьма загадочное, если учесть, что мужчины думают только об одном — оплодотворить своим генами как можно больше женщин. Воистину, мир полон чудес: согласно Бассу, женщины охотно заводят романы с мужчинами, занимающими высокое общественное положение, так как они могут «предложить» лучшие гены. Так ли это? Что это за гены — гены власти и богатства? Правда ли, что у людей, как у горилл, самое высокое положение занимают самые здоровые? Должны ли мы верить пуританским россказням Басса о том, что в женских изменах стремление к половому удовлетворению «не играет главной роли», и что основное — это желание длительных отношений? (33).
Промежуточный итог? Многие мужчины предъявляют к женщинам одинаковые требования, и многие женщины предъявляют одинаковые требования к мужчинам. Многочисленные исключения лишь подтверждают это правило. Мужчины в большинстве своем любят привлекательных, веселых, дружелюбных и умных женщин. Еще лучше, если у такой женщины есть деньги. Мы и раньше об этом догадывались, но Дэвид Басс доказал это научно. Дальнейшие обобщения — это опасная спекуляция. Есть мужчины и женщины, выбирающие не тех партнеров. Встречаются люди, находящие чрезвычайно привлекательным потенциального полового партнера, но не способные и не желающие с ним жить. Одни руководствуются сексуальным вожделением, а другие — трезвым расчетом. Есть люди, проявляющие особую склонность к конкретным чертам характера или физическим качествам. Есть люди, влюбляющиеся в улыбку и забывающие обо всем остальном. Есть мужчины, любящие пожилых женщин, и женщины, влюбляющиеся в молодых мужчин. Есть люди, влюбляющиеся в смертельно больных и вступающие с ними в брак. Я хочу привести слова, которым уже почти 140 лет: «Человек скрупулезно изучает характер и родословную лошадей, быков и собак, прежде чем допустить их спаривание. Когда же речь идет о его собственном браке, человек редко проявляет такую предусмотрительность, а иногда и не проявляет ее вовсе» (34). Человек, написавший это, не был философом, рядящимся в тогу биолога. Его имя — Чарльз Роберт Дарвин!
Неразумная культура
Все живущие сегодня люди обладают выкованной в ходе
эволюции наследственностью. Именно эволюция сформировала их физические тела и их психику. Все это верно. Спорным, однако, представляется утверждение о том, что и поведение человека сформировалось в результате биологической эволюции. Дарвин предположил, что в этом отношении влияние эволюции было довольно слабым. Вероятно, человек — единственное животное, которое становится в некоторое отношение к самому себе и формирует для себя свой образ. Эта способность позволяет человеку отклоняться от данных природой образцов. Поскольку люди всего мира ведут себя сходным образом, постольку эволюционные психологи считают, что наше поведение обусловлено сложившейся в ходе биологической эволюции наследственностью. Но этому факту можно дать и другие объяснения. Так, например, в подавляющем большинстве современных культур моногамия является общепринятой формой связи мужчины и женщины. Повсеместно во множестве культур находим мы предписание моногамии — будь то иудаизм, христианство или буддизм; моногамия господствует в Южной и Северной Америке, в Европе и во многих регионах Азии. Но сформулированный сегодня в виде заповеди закон моногамии ни в коем случае не доказывает, что моногамия была характерна для наших первобытных предков. То, что сегодня, несмотря на полигамную предрасположенность человека, господствует моногамия, не является следствием действия некоего эволюционного «модуля» моногамии. Намного важнее здесь культурные аспекты. Иудаизм предписывал моногамию во избежание эпидемий. Римское право предписывало моногамный брак с тем, чтобы не допустить конфликтов из-за наследства. Из этих предпосылок развилась наша западная христианская мораль.Если считать биологию глиной, то культура — это гончар, придающий глине определенную форму. Различие между материалом и формой может быть очень значительным. Если верить биологам, то смыслом существования мужчины является его генетический вклад в массовое вое-производство нашего вида. В Германии 2008 года такие взгляды, однако, не проходят. В апреле 2008 года журнал «Шпигель» провел опрос среди двух тысяч немцев и немок. Респондентам задали вопрос: «Что важнее секса?» (35). Только 40 процентов опрошенных немецких мужчин ответили: «Ничто — секс важнее всего на свете». Если бы нами безраздельно управляла биология, как полагают Гринстайны нашего мира, и если бы была справедлива Доукинсова теория «эгоистичного гена», то такой ответ был бы совершенно немыслим. Да и 22 процента немецких женщин, ответивших, что не видят в своей жизни ничего важнее секса, тоже слишком много для подтверждения этих теорий. Еще менее объяснимыми оказались ответы на вопрос: «Заключается ли смысл жизни в счастливой и гармоничной совместной жизни?» Положительно на этот вопрос ответили 63 процента опрошенных женщин. Пожалуй, маловато. Напротив, эта тема задевает за живое, как выяснилось, мужчин. Утвердительно на второй вопрос ответили 69 процентов респондентов мужского пола! Только 56 процентов опрошенных женщин видят смысл жизни в том, чтобы иметь детей. Что с ними случилось? Отказала биологическая программа? У мужчин процент утвердительных ответов равнялся 48.
Здесь отчетливо выступает на поверхность ошибочность суждений поборников эгоистичного гена: несомненно, передача наследственности немыслима без полового влечения. Влечение стоит на службе размножения. Это верно. Но при этом интересно следующее: само влечение ничего об этом не знает! У него свои собственные интересы. Наше сексуальное вожделение выступает совершенно независимо от его исходной роли в размножении. Вместо четкой линии, связывающей через половое влечение гены с зачатием, мы имеем цепь, отдельные звенья которой мало зависят друг от друга. Другими словами: если в мире существует влечение, то служит оно прежде всего самому себе. Влечение можно уподобить гонцу — гонцу, который, уйдя от хозяина, забыл о данном ему поручении — ведь в мире можно пережить так много других захватывающих приключений.
Можно согласиться с тем, что лишь условиями современной жизни можно объяснить нашу склонность слишком многое объяснять давлением генов. Не каждый из нас располагает достаточным временем и деньгами для создания семьи. Но аргумент не верен по своей сути, ибо если верно, что наши гены неумолимо вынуждают нас к размножению, то почему мы не подчиняем все наши прочие потребности этому принуждению? Как нам удается держать под замком наши эгоистичные гены? И, ради Бога, кто-нибудь знает, в каком месте нашего мозга происходит диалог между генами и разумом, диалог, результат которого так часто выходит за рамки разумного? Эволюционные психологи не знают ответа на этот вопрос, да, собственно, они его даже не ставят. По их мнению, культура обладает совещательным голосом и правом вето в вынесении решения о запрете биологических влечений. Но как эта «Война миров» будет развиваться дальше, им в голову не приходит.
Напротив, я считаю, что такой войны вообще не существует. Наши гены отнюдь не столь эгоистичны, как думают некоторые. И манипулируют они нами отнюдь не так беззастенчиво, как полагают эволюционные психологи. Наверное, наша наследственность изрядно заражена культурой. По крайней мере наше половое влечение несет на себе культурный отпечаток, едва ли менее глубокий, чем отпечаток биологический. «Чем более высокое место занимает организм на иерархической лестнице, — писал уже в конце XIX века русский философ Владимир Соловьев, — тем больше ограничено его стремление к размножению, но тем больше становится сила полового влечения» (36). Но как можно это объяснить?