Любовная западня

— Входите, входите, моя дорогая! — Доркас широко распахнула дверь перед гостями, стряхивающими с себя хлопья снега. — Вы выглядите просто великолепно, — сказала она Франческе. — Правда, Питер? — Доркас тут же поспешно отвела взгляд от скульптора, внешний облик которого явно нельзя было назвать великолепным. К счастью, с тех пор как Питер стал «модным» художником, его эксцентричная манера одеваться больше никого не шокировала.

— Ну конечно! — немного с досадой сказал скульптор. В душе он считал, что черный бархат чересчур подчеркивает ослепительную красоту Франчески. Последняя прямо-таки бросалась в глаза, в то время как Питер предпочитал более, так сказать, приглушенные эффекты. — Но я уже говорил Франческе, что ей не следует надевать черное. Это ее слишком старит.

— Старит? — Доркас засмеялась и повела Франческу в гостиную.

Здесь везде были свечи и цветы с одним и тем же серебристым оттенком, из-за чего Франческа чувствовала себя так, как будто находится в ледяном дворце. На белом фоне выделялись только пылающий огонь и яркая одежда гостей.

— Питер, вы ужасный человек, если заговариваете о возрасте, когда рядом с юной богиней стоит другая женщина! Дорогая, — прошептала Доркас, обращаясь к Франческе, — неужели эти нынешние ужасные битники, или как их там, одеваются на манер нашего Питера?

— Да, но, ради Бога, в разговоре с ним не касайтесь данной темы, — с улыбкой прошептала в ответ Франческа. — Питер считает себя неотразимым, особенно в этом старом армейском плаще с Десятой улицы. Конечно, я могла бы сказать еще кое-что, особенно насчет его длинных волос, но он такой милый, и мне не хочется его огорчать.

Доркас сладко улыбнулась.

— О, конечно! У вас такое доброе сердце! — Она ловко взяла два бокала шампанского у фланировавшего среди гостей официанта и подала один из них Франческе. — Наверное, мне тоже придется приспосабливаться к этому неряшливому новому стилю. Пожалуй, выглядеть как битник скоро станет модным, особенно после того как Гинзберг наделал столько шума своей странной поэмой.

С серьезным видом поддакивая Доркас и веселясь в глубине души, Франческа решила сказать Питеру, когда они останутся одни, что у него складывается репутация законодателя мод. Но ее приподнятое настроение исчезло сразу же, как только Франческа вслед за Доркас подошла к гостям: вечеринка ничем не отличалась от тех, на которых она уже была.

Почувствовав на себе пристальные взгляды мужчин и открытую враждебность женщин, Франческа подумала о том, что зря пренебрегла советом Питера и надела эффектный черный бархат. Ей нужно научиться лучше учитывать ситуацию, чтобы не выглядеть вызывающе или ослепительно. Например, простое черное платье с жемчугом сейчас очень бы подошло.

— Дорогая, я думаю, моим гостям не терпится узнать, кто вы. Я чувствую, как все спрашивают про себя: «Кто это великолепное создание?» Где же моя воспитанность, если я вот так держу вас при себе? — С этими словами Доркас потащила за собой Франческу и принялась представлять ее своим знакомым.

Переходя от одного гостя к другому, Франческа чувствовала, как ее улыбка становится все более натянутой. Все та же знакомая враждебность. Всегда одно и то же: у мужчин она вызывает одновременно и желание, и раздражение, потому что они считают ее недоступной, а женщины завидуют ее внешности. Девушка уже жалела, что пришла на эту вечеринку.

Доркас позвали к телефону. Предоставленная самой себе, Франческа сидела у огня, моля судьбу, чтобы Питер почувствовал ее страдания и пришел с ней поговорить. Но он был занят оживленной беседой с молодым человеком, в котором бледный вид и выразительные руки выдавали художника. Более чем вероятно, что он тоже гомосексуалист, с отчаянием подумала Франческа. На спасение не оставалось никаких шансов.

Приглушенный гул голосов разорвал пронзительный вой сирены. Сердце Франчески зашлось от необъяснимого страха. Каждый раз, когда после бегства из приюта она слышала вой сирены, ей казалось, что это по ее следу идет мисс Пиплз. Франческе вновь вспомнились толстые губы, блеск нездоровых желаний в темных глазах… Она зажмурилась, желая избавиться от непрошеных воспоминаний.

— Франческа, вы похожи на мраморную статую! — Перед ней стояла Доркас, лицо ее горело от возбуждения. — С чего это вдруг вы впали в транс? Но я рада, что застала вас одну, потому что у меня потрясающие новости. Этот телефонный звонок… Дорогая, вы ни за что не угадаете, о чем шла речь!

Франческа покачала головой, думая о том, не почудился ли ей звук сирены, сейчас ставший более отдаленным.

— Сирена… Вы ее слышали? Она так близко! — Франческа вздрогнула. — Какой ужасный звук!

— Дорогая, здесь это обычное дело — горные дороги то и дело заносит снегом. И конечно, под Новый год случаются ужасные аварии. Люди выпьют, а потом едут туда, куда вовсе не стоит ехать. Дорогая Франческа, — сменила она тему, — наверное, вы мой талисман! Вы знаете, о чем я говорила по телефону?

Франческа постаралась стряхнуть с себя оцепенение.

— Откуда? Я ведь не дала вам возможности об этом сказать! — Сосредоточившись, она поняла, что Доркас Лунелли в самом деле сильно возбуждена.

— Моя дорогая, помните, как в первый день, когда мы встретились, я сказала, что в мире моды я ничего собой не представляю, что Атланта не Нью-Йорк…

— Вы отправляетесь в Нью-Йорк! — с искренней радостью воскликнула Франческа.

— Тепло! — Глаза Доркас лукаво блеснули. — Еще лучше, чем Нью-Йорк! Вы слышали что-нибудь о «Мода маньифика» [17] Энрико Джибальди? — Заметив смущенный взгляд Франчески, она засмеялась. — Бедное дитя, сколько вам еще предстоит узнать о мире высокой моды! «Мода маньифика» — единственный весенний показ мод в Европе. По своему статусу он не уступает крупнейшим парижским показам. — Доркас буквально пританцовывала от возбуждения. — Синьор Джибальди входит в первую десятку европейских модельеров, — и он выбрал меня! Меня! О, я как знала, что деньги, потраченные мною на него прошлой весной, окупятся сторицей!

17

«Великолепная мода» (ит.).

— Мне кажется, что в первую очередь окупаются ваш талант и упорная работа.

— Ну, и это тоже, — скромно согласилась Доркас. — Но все-таки ложа в опере, которую я выбила, кое-чего стоит.

Франческа улыбнулась. Энтузиазм Доркас был заразительным.

— Значит, мистер Джибальди хочет, чтобы вы представили модели для его показа?

— Не только! Он предложил мне открыть отделение моего агентства в Риме — при условии, что я обеспечу все его показы людьми и поставлю хореографию.

— В Риме, который в Италии?

— Ну конечно, в Италии! — Доркас плюхнулась на диван, обмотав вокруг шеи оранжевый шифоновый шарф. — Так что вы думаете о том, чтобы работать у меня сейчас, кара миа [18] ? — В глазах Доркас появилось мечтательное выражение. — Я вижу, как вы в одном из платьев синьора Джибальди стоите, прислонившись к дорической колонне, перед руинами Колизея.

На этот раз засмеялась Франческа. Она завидовала Доркас, и не только из-за открывающихся перед ней перспектив, но и из-за ее бьющей через край энергии.

18

моя дорогая (ит.).