Любовница опекуна

Вынырнув из воспоминаний, я выдохнула и, посмотрев на коробочку, открыла ее и застыла.

– Не может быть.

Она пустая.

– Не может быть. Я… нет…

Я резко открыла тумбочку, сначала один ящик, потом второй. Оббежала кровать и посмотрела ящики второй тумбочки. Но там тоже было пусто!

Что за шутки? Это шутки, да? Кто-то решил надо мной пошутить?

Захлопнув коробочку, я еще раз осмотрелась на всякий случай, но точно помнила, что я никогда не оставляла украшения без коробки. Они не могли просто так исчезнуть.

Выбежала из комнаты и быстрым шагом спустилась в гостиную.

– Ивар!

– глаза затуманивали непрошенные слезы.
– Ивар!

– Что, девочка? Ассоль, ты плачешь? Что случилось?
– Ивар тут же встревожился, а я, быстро поморгав, чтобы прогнать слезы, выставила на ладони вперед пустую коробочку.

– Их нет, Ивар. Их нет.

Он выхватил коробочку и, убедившись, что она пуста, снова перевел на меня встревоженный взгляд. По моей щеке скатилась слеза, я всхлипнула, смахнула влагу, и тихо прошептала:

– Их украли.

Мне не была важна материальная ценность данных украшений. Они были важны для моей души и памяти. Все, что принадлежало моим родителям, так или иначе грело мою душу. И эти сережки не были исключением. Боже! Я не могла их потерять.

– Ты уверена, что их нигде нет?

– Ивар, я никогда не оставляла украшения где попало. Всегда клала обратно в коробочку. Это мамины, понимаешь? Это не игрушка, не цацки.

Я снова смахнула непрошенные слезы и увидела, как у Ивара напряглись желваки. Он сжал кулаки и одним из них вытерев губы, посмотрел на меня из-подо лба.

– Пойдем, - кивнул в сторону кабинета и размашистым шагом пошел вперед.

Я буквально бежала за ним, а сама рукой придерживала свою подвеску ангела. «Мамочка, я обязательно их найду».

Зайдя в кабинет, Ивар прошел к рабочему столу, открыл ноутбук и принялся что-то искать там. Я стояла посреди комнаты, то и дело думая, кому могли понадобиться мои серьги, кто вообще посмел рыться в моих вещах. И неважно, что я уехала, но ведь это чужое, не оставленное тем, кто забрал. Разве можно брать чужое? Никто же не знает, как оно досталось человеку, по какой причине и что значит для него.

– Тварь!
– я вздрогнула и перевела взгляд на Ивара.

Он был крайне недоволен.

– Что случилось, Ивар?

– Это Настя украла их. Дрянь паршивая!

– Настя? Но зачем она это сделала?

– Иди сюда, - мужчина уступил мне место, и я присела в его кресло. Сам Ивар встал рядом со мной и запустил на экране ноутбука видео.

На нем видно, как Настя, горничная, выходит из моей комнаты и с довольной злобной ухмылкой прячет сережки себе в карман. От этого действия у меня внутри все загорается гневом. Да как она посмела? Как она посмела трогать то, что мне так дорого.

– Гадина. Да я ей патлы выдеру за это. Как она вообще посмела рыться в моих вещах?
– Зло прошипела я, крепко сжимая пустую коробочку.
– Она сегодня на работе?

– Нет, Ассоль, я уволил ее в тот день.

– Черт… а номер телефона есть?

– И номера телефона нет. Эта дрянь оставила тогда свой телефон у меня. Вернее, я его ей не отдал, потому что она хотела заснять на камеру видео, где якобы меня ублажает.

– Что?
– я прищурилась, не веря в услышанное.

– Да, и трусы красные, это были ее. Она их подбросила мне в комнату.

– Господи. Что с ней не так?

– Я сразу понял, кто это сделал. Слишком уж не нравилось ей твое присутствие в этом доме. Я в тот же день вызвал ее на разговор, а она начала рассказывать, какая она достойная женщина, чтобы быть со мной. Хотела на камеру все записать, да только я заметил.

– А что она хотела на камеру записать?

– Настя думала, что я растаю и соблазню ее.

– Господи, - я прикрыла лицо руками, не веря во все сказанное. Что вообще происходит?
– Что было дальше?
– снова перевела взгляд на Ивара.

– Я уволил ее, приказал, чтобы она убиралась из дома и никогда не смела приближаться к тебе.

– А она и не приблизилась, - прошептала я с горечью на языке.

– Я сейчас же прикажу своим людям, чтобы нашли эту тварь. Мы вернем твои украшения. Поняла меня?

Ивар понял мое лицо за подбородок, заставляя посмотреть в его глаза. Я медленно кивнула.

– Она пожалеет о том, что сделала. И заплатит за твои слезы. Я тебе обещаю.

– Мне бы только вернуть сережки. Они мне очень дороги, - прошептала я, ощущая, как снова начинает дрожать нижняя губа. Я готова разрыдаться от обиды.

– Я обещаю, мы их вернем, - снова повторил Ивар и, склонившись, приблизился к моим губам.

Я застыла на миг, вспомнив, что все еще желаю, чтобы этот мужчина был рядом. Чтобы целовал и обнимал, чтобы говорил приятные слова и при этом был спокойный, не ревновал меня к каждому столбу. Он уже наклонялся для поцелуя, когда я как раз и вспомнила, чем закончился последний наш разговор.

– Прости, Ивар, - я оттолкнула его и поднялась из кресла, - не так быстро… Я, пожалуй, пойду.

– Ассоль, - он перехватил меня за руку, и я бросила взгляд на то место, где касались его пальцы. По руке прошли искры от его прикосновений, и мурашки расползлись по всему телу, напоминая мне те эмоции, которые мог дарить только этот человек.
– Я скучаю по тебе.

Прошептал он, а у меня в душе лавина нежно разливается от его слов. Только вот простого «скучаю» мало.

– Мне важно, чтобы ты осознал свое поведение и… чтобы сделал какие-то выводы. Если… тебе это нужно.

– Я каждый день думаю об этом, Ассоль. И думаю о том, как мне тебя не хватает.

Я кивнула, но ответить ничего не могла. Я не хотела сейчас говорить, что тоже дико скучаю по нему, что мечтаю прыгнуть в его объятия и навсегда остаться в этой гавани. Но гавань ли это, если он по-прежнему будет срываться на любой взгляд мужчины на меня.

– Я пойду уже. Позвони мне, пожалуйста, как только будет известно что-то о сережках.

– Позвоню, а ты снова трубку не возьмешь.

Я грустно улыбнулась в ответ.

– Тогда напиши.

– Напишу. А как же чай? Вкусный, китайский.

– В следующий раз, ладно? Обязательно попьем.

Я медленно вышла из кабинета, а когда пропала с поля зрения Ивара, быстро рванула к выходу. Сердце как бешеное колотилось в грудной клетке, напоминая птицу, пытающуюся вырваться на свободу. В общем так все и было, только я мечтала наброситься на мужчину и остаться здесь. Но нет, сдерживалась из последних сил, понимая, что за неделю ничего не могло поменяться. Всегда нужно время, время, чтобы что-то поменять.