Любовник из провинции

Если бы он рассказал Вере, та бы посоветовала, но Вере - про РИТУ? Это - невозможно, немыслимо!

Да она бы бросила его тут же, - пошляка, блядуна, нечистоплотного морально человека... А каков он есть? Так, по чести...

Но его размышления прервала бабушка, - она, все так же улыбаясь, протянула лодочкой руку и, поклонившись, представилась: Раиса Артемовна, бабушка вашей... она замялась, - нашей Анички... ... Так, понял Митя, - не велено называть меня папой... Но девочка еще маленькая! Будет постарше - он сам решит, как ей его называть.

Ему захотелось утащить эту очаровательную куклу к себе домой и как-нибудь упросить, умолить, утрахать, наконец!

– Нэлю,

чтобы она приняла Анну, чтобы жила девочка не в этой развалюхе,

с пьянчугой бабкой, а у них, с ним, с Нэлей, Митенькой... и называла его папой.

Митя протянул девочке шоколадку, та взяла ее, посмотрела, и бросила на пол.

Бабка замельтешила: Аничка, чего ж ты, деточка, конфетку на пол бросаешь? Надо бумажку снять, а потом скушать, - Раиса, кряхтя, наклонилась, развернула шоколадку, отломила кусочек и вложила Ане в ротик. Та вяло пожевала и выплюнула прямо на белое платьице.

Начались бабкины ахи и вопли Риты: ты что, зараза такая, с платьем чистым делаешь? Нарочно ведь! Конфетку тебе хороший дядя принес! Дядя Митя!

... Ах, вот оно!
– он дядя! Этому не бывать, подумал Митя, но

его несколько смутила какая-то злобность девчушки: она вроде бы

нарочно выплюнула шоколадку на платье... А что с ней будет дальше

в этой семейке?...

Наконец конфликт разрешился: Аню переодели в менее торжественную одежку: ситцевый комбинезончик, застираный, - не раз видно видавший виды аниного характера. Но все равно девочка до щемящей нежности нравилась Мите. Он уже любил ее.

Раиса опять поклонившись ему, - что ж она так кланяется? будто я - ее помещик, хозяин? подумал Митя, - пригласила за стол, отведать, что Бог послал.

Митя пробормотал, что ему нужно идти и есть он не хочет, но понял, что застолья не избежать, да и ел он давно, вернее, совсем не ел: кофе они выпили с Верой...

Митю провели в большую комнату, где было вполне прилично для средней руки семьи - стенка, тахта, телевизор Темп, цветной...

Неужели Анатолий за три года не купил Сони или Панасоник?..

Митя удивился. Вообще в комнате было незаметно присутствие приехавших из загранки, - ни одной вещицы не было...

Стол был уже уставлен к его приходу.

Настоящее российское застолье: грибочки и холодец, два салата, селедка под шубой, пироги, маринованные огурцы, в одной та

релке два сорта колбас и только заграничными были две бутылки:

виски и полиэтиленовый литровый контейнер с содовой.

Митя давно ничего подобного не ел и чуть руки не потер от предвкушения,- аж слюна наполнила рот.

Раиса увидела его загоревшиеся глаза и запела: все своими ручками Риточка заделала, до единой капелюшечки. Кушайте на здоровье, как вас? Дмитрий?..

– Александрович...
– подсказал Митя.

Первый тост произнесли за Аничку. Она сидела тут же на довольно стареньком высоком детском стульчике и возила пальцем по тарелке с салатом.

Потом выпили за аничкину мамочку, потом за бабушку, потом... за папу. Какого?... Не уточнялось.

Рюмки были с хорошую четвертинку, и Митя "поехал".

Он как можно твердо сказал: за Анатолия!

За столом наступила тишина и Раиса вдруг снова запела-запричитала: ой, да знаю я все, Митрий...

– Зовите меня Митя, - разрешил он.

Раиса обрадовалась: вот-вот, Митя, мне так и дочка говорила... Да чего тут таится-то, все свои! За папу, Аничка, за твоего папаню - Митю!

– Мама, я же говорила, - не лезь!
– Закричала Рита и щеки ее пошли пятнами, - мы сами с Митей разберемся!

Митя хоть и был в подпитии, однако ему не понравился этот хозяйский тон Риты, - она говорила подстать Нэле.

... Почему к нему вяжутся такие трудные бабы? Одна Вера! Только

она! Нежная, тонкая, только его, и ничья больше.

Ему уже перестала нравиться даже его дочь Аничка, он и пьяной головой, но понял, что Аничка - УЖЕ НЕ ЕГО ДОЧЬ. Она - их.

А Раиса и Риточка пытались споить Митю окончательно, чтобы он проснулся у них в квартире, и все решилось само собой.

За те полтора-два года, что Рита и Анатолий провели в Союзе, отношения между мужем и женой не улучшились, а ухудшились.

Анатолий купил себе квартиру, хотя Раиса уговаривала его не выписываться от них и не тратить деньги зря, - их хибару вот-вот должны снести, а им дать жилье в соседних строящихся домах, - так было обещано.

Анатолия же заело как старую пластинку: нет, твердил он, я мечтаю отсюда поскорее отвалить - я вас видеть не могу.

И это было так.

Правда изредка он приставал к Риточке и она давала ему, но это была чистая физиология.

Итак, Анатолий ненавидел Ритку, тещу Раиску и... скажем мягко,

– был равнодушен к "своей" дочери.

Чем больше девочка становилась человечком, тем явственнее проступали в ее личике зловредные митькины черты: его нос, глаза, рот, волосы... Ну и крепкая же у этого поганца порода, думал Анатолий, рассматривая девочку, и злился, злился, до одури.

А тут еще эта хитрожопая дура-теща: как увидит, что он смотрит на девочку, так и начинает сусально сюсюкать: ой, Толичек

(был Толиком, теперь в ранге повысила - стал ТОЛИЧЕКОМ, недобро

усмехался Анатолий), смотришь на Жаночку? Вылитый папка! Ну, все

твое: и носок, и роток, и глазыньки!..

Анатолию очень хотелось треснуть тяжелым предметом ее по голове,- еле сдерживался.

И однажды понял, что больше ни дня не сможет провести здесь,кого-нибудь грохнет и присядет лет на десять-пятнадцать.

Он поспешил с кооперативом. Дал взятку. Деньги понадобились немалые, но у него они были. Мебель он из загранки привез, все хозяйственные причиндалы - тоже.

Этим ничего не оставит. Пусть их Митька обеспечивает.

И съехал.