Любовник королевы

– Но она – его жена, которая не сделала ничего дурного ни мужу, ни тебе, – напомнила брату Лиззи. – Она не бунтует против мужа. Эми просто верна брачной клятве, которую когда-то дала.

– Меня не заботит, кому и какие клятвы она давала в прошлом, – отчеканил Уильям. – Я учитываю нынешнее положение вещей. Сэр Роберт и королева Англии живут как муж и жена, только их брак пока не узаконен. Леди Дадли – помеха на пути их счастья. Я не хочу быть хозяином дома, где нашла пристанище женщина, мешающая счастью королевы Англии.

У Лиззи не было доводов, противостоящих железной логике брата, а никаких призывов к милосердию он слышать не желал.

– Но что ей теперь делать?

– Переехать в другой дом.

– А дальше?

– В третий, пятый, десятый… пока она не уступит сэру Роберту, не получит средств на свое содержание и не найдет себе постоянное жилье.

– Ты хочешь сказать, пока ее не заставят согласиться на развод, не отправят в какой-нибудь иноземный монастырь или пока она не умрет от сердечного удара.

– Сестра, только не надо разыгрывать передо мной трагедию, – поморщился Уильям Хайд.

– Я не разыгрываю. Положение Эми и впрямь трагическое.

– Но я-то здесь при чем? – теряя терпение, воскликнул Уильям Хайд. – Нечего обвинять меня в черствости. Не я создавал эти сложности. Не хочу сломать на них шею.

– А кто же тогда виноват? – с вызовом спросила Лиззи.

Она не думала, что у брата хватит жестокости сказать такое вслух, но ошиблась.

– Она, кто же еще! Потому Эми должна отсюда уехать.

Три предыдущие попытки Сесила поговорить с Елизаветой провалились. Королева не позволила ему и рта раскрыть, снова и снова обвиняя его в преступной мягкости, проявленной на переговорах с французами. Первые два раза он встречался с ней в присутствии Дадли и нескольких придворных, стоял, опустив голову, и слушал гневные слова о своей нерадивости в исполнении государственных дел, забвении интересов родины, равнодушии к национальной гордости англичан и их правам. Конечно же, именно Сесил был виновен в плачевном состоянии английских финансов. После публичной порки в главном зале он не пытался защищаться и только удивлялся, как уверенно королева поет с чужого голоса.

Да, по нотам Роберта Дадли. Сесил без труда угадывал это по интонациям. Оба раза Дадли стоял возле окна, смотрел на летний сад и нюхал ароматический шарик, поднося его к носу изящной белой рукой. Он постоянно менял положение тела, тихо или, наоборот, громко вздыхал и прочищал горло. Королева сразу же умолкала и поворачивалась в его сторону. Казалось, она готова дать ему высказаться. Сесилу было даже интересно, что этот знаток лошадей и устроитель придворных празднеств скажет по поводу государственной политики.

«Она его обожает, – думал Сесил, почти не вслушиваясь в поток жалоб, льющихся из уст королевы. – Елизавета полюбила по-настоящему. Дадли – ее первая не девичья, а женская любовь. Его глаза заменяют ей свет солнца, слова сэра Роберта содержат ту единственную мудрость, которую она способна услышать. Только улыбка лорда Дадли приносит королеве радость. Бесполезно сетовать, сердиться на ее глупость. Молодая женщина, потерявшая голову от первой любви. Можно ли сейчас призывать ее к здравомыслию, когда она радуется своему положению верной служанки Дадли? Да что там служанки! Его верной собаки!»

Придя в третий раз, он застал у королевы сэра Николаса Бэкона и двух фрейлин.

– Сэр Роберт что-то задерживается, – пояснила Елизавета.

– Давайте начнем без него, – очень кстати предложил сэр Николас. – Насколько я помню, в прошлый раз сэр Уильям говорил об условиях договора и подробностях вывода французских войск. Вопросы весьма серьезные. Вам не составит труда повторить то, что вы тогда сообщили?

Сесил кивнул и разложил перед ними свои бумаги. Наконец-то королева не отошла от стола и приготовилась слушать. Она сидела, разглядывая схему вывода французских войск.

Осмелев, Сесил встал, подробно рассказал об условиях, на каких заключал договор, после чего снова сел.

– Ты действительно считаешь, что это принесет нам прочный мир? – спросила Елизавета.

На какой-то момент все стало по-прежнему. Молодая женщина смотрела на своего умудренного жизненным опытом советника и спрашивала его мнение. Она знала, что он служит ей верой и правдой, не имеет никакой собственной корысти. Он вглядывался в личико своей ученицы и тоже знал, что она не обделена ни умом, ни мудростью, а опыт придет к ней с годами. Сесил чувствовал, что мир возвращается на круги своя, звезды и луна тоже встали на обычные небесные пути и ничья прихоть больше не заставит их падать к ногам земной правительницы.

– Да, ваше величество, я так считаю. Французы очень напуганы протестантским мятежом в Париже. Им сейчас не до войн. Они боятся, что гугеноты приобретут силу и влияние, опасаются вашего вмешательства. В Париже убедились в том, что вы защищаете протестантов повсюду. События в Шотландии наглядно это продемонстрировали. Понимаете? В их глазах вы стали гарантом свободы сторонников Реформации. Французам теперь будет очень невыгодно ссориться с Англией. Им сейчас мир нужен ничуть не меньше нашего. Я в этом уверен. Младшая Мария не позарится на Шотландию, пока ей весело живется в Париже. Она назначит другого регента и пошлет туда. Но ему уже придется считаться с тамошними лордами и выполнять условия мирного соглашения. Так что власть французов над Шотландией сохраняется лишь на словах. Они знают, как к ним там относятся, и не станут рисковать.

– А Кале? – ревниво спросила Елизавета.

– Он был и всегда будет темой отдельного разговора, – привычным спокойным тоном ответил Сесил. – Для нас это не является новостью. Я думаю, мы должны требовать возвращения этого города на условиях договора, заключенного в Като-Камбрези, когда истечет срок аренды. Теперь они будут соблюдать условия того договора тщательнее, чем делали это до сих пор. Французы научились нас бояться. Ваше величество, мы их удивили. Они не верили в нашу решимость, больше не посмеют смеяться над нами и двадцать раз подумают, прежде чем снова ввязываться в войну.

Елизавета кивнула, подвинула к нему текст мирного договора и спросила:

– Хорошо. Ты клянешься, что достигнутое тобой было лучшим из возможного?

– Да, ваше величество. Я рад, что мне удалось достичь мира с ними на таких условиях.

– Слава Господу нашему, мы избавились от угрозы французского вторжения. – Она снова кивнула. – Не хотела бы я еще раз пережить то, что вынесла за этот год.

– Я тоже, – с жаром поддержал ее сэр Николас. – Вступление в войну было большим риском, на который вы пошли, ваше величество. Зато как блестяще разыграна партия!