Любовник

Но он ее жаждал! Ей никогда не понять, как сильно.

— Мужская сперма… — Ее дыхание овеяло Майклу губы. Воспитанный голос звучал тихо, как шепот, солнце коснулось кончиков ресниц, и они засияли золотом. — Как это по-французски?

Желание пронзило его чресла. Майкл понимал, куда это заводит. Следовало ее остановить, но он не мог.

— Came. — Ее тело было таким же жарким, как и ее дыхание. — Sauce. Blanc.

— Blanc? — Энн попробовала на языке незнакомое слово. — Разве твоя сперма белая?

— Белая, горячая и густая.

Возница громко прочистил горло. Энн смутилась: она позволила мужчине вольности на людях; высвободилась из рук своего спутника и приняла благовоспитанный вид.

Но Майкл оставил ее лишь на мгновение — чтобы бросить кебмену монету. И тут же нарочно положил ладонь на бедро, которое сжимал ночью, когда Энн восседала на нем и кричала от страсти.

На двери поблескивал бронзовый молоток, но не было никакой таблички, обозначавшей имя: ни Майкла, ни Мишеля. Выкрашенная белой эмалью дверь оказалась незаперта и легко повернулась на смазанных петлях. Их приветствовал аромат гиацинтов.

У смерти тоже сладковатый запах. Он скрывает вонь разложения, запах соблазна и неосмотрительности. Но в умирании нет ничего красивого. Как и в убийстве.

Энн шагнула вперед, а Майкл задержался на пороге, помедлив затворить за собой дверь. Прохладный воздух овевал пальцы, которые за секунду до этого опалял жар се

Он тщательно запер замок — напрасная предосторожность. Ни запоры, ни двери не уберегут от этого человека.

Энн держала спину удивительно прямо, и между воротником и прядью скрытых под шляпкой светло-каштановых полос виднелась полоска бледной кожи. Какой она была восемнадцать лет назад?

Как он мог просмотреть ее в толпе жеманных дебютанток и надушенных красоток? Майкл ткнулся лицом ей в шею и отвел в сторону по-детски тонкий локон.

Энн напряглась. Боль спиралью скрутила Майкла: жертва отвергала охотника. Он на мгновение закрыл глаза, все его чувства были настроены па ее тело.

— Ты сказала, что не стесняешься меня.

— Так и есть, — ответила она шепотом, будто стены в этом доме имели уши и могли засвидетельствовать о ее недостойном поведении.

Что ж, быть может, это было справедливо.

— В таком случае ты стесняешься прикасаться ко мне или желать меня.

Мимолетный вздох нарушил тишину вестибюля.

— Нет.

— В таком случае ты бы смотрела на меня и дотрагивалась открыто, без всякой сдержанности.

Энн моментально обернулась. Стыд боролся с желанием, непосредственность — с чувством самосохранения.

— Ты это имела в виду, когда говорила, что намерена получить от меня все?

Теперь Майкл не думал о том человеке, пока не думал, до вечера.

— Да. — Энн решительно запрокинула голову. — Скажи, если женщина хочет поцеловать у мужчины bitte, как говорят об этом французы?

В кебе Майкл ожидал такого вопроса, но теперь он застал его врасплох. Он слишком ясно представил эту картину и оценил ее порыв доставить наслаждение наемному мужчине.

Пять лет ни одна женщина не принимала его в рот. Какое-то мгновение он думал, что прямо на месте кончит, как случилось, когда его впервые ласкала мадам.

— Bonjour, monsieur. — Гулкое эхо шагов быстро приблизилось к ним. — Мадемуазель.

Лицо Энн потускнело, она снова превратилась в сдержанную старую деву. А Майкл еще так мало успел. И времени оставалось совсем немного. Он встревоженно наблюдал за Энн, пока Рауль, не говоря ни слова, принимал ее плащ. Он мог читать ее мысли, словно женщина произносила их вслух. А выражение лица было точно таким же, как в ателье, когда он представлял ее мадам Рене.

Ее волнует то, что дворецкий знает, что она купила услуги Майкла. Она потупила глаза и уставилась на влажное пятно на его брюках. Кровь бросилась ей в лицо, но то был не румянец возбуждения.

Рауль крепко ухватил золотой набалдашник трости Майкла — пальцы в белой перчатке коснулись искромсанной шрамами кожи.

— Изволите сегодня ужинать, месье?

Энн вскинула голову. Ее осенило, каков должен быть буквальный перевод французского эквивалента слова «сперму». А фиалковый взгляд Мишеля подтверждал: да, она вполне съедобна.

— Да, — бесстрастно ответил он. — Сегодня мы с мадемуазель собираемся ужинать дома.

Энн провела розовым кончиком языка по губам. Тело Майкла напряглось.

— Позвольте вашу шляпку, мадемуазель, — повернулся к ней Рауль.

Энн машинально потянулась к голове, но остановленная взглядом Майкла рука застыла на полдороге. Красные пятна на ее лице слились в сплошной багрянец. Покусывание. Полизывание. Поцелуи. Точно так же ее губы ответят на мучительную ласку пера. И поцелуй его пениса.

Энн медленно опустила руку.

— Спасибо, я предпочитаю, чтобы шляпка осталась со мной.

Майкл резко выдохнул. Невероятно, но его эрекция усилились.

— Как вам угодно. — Дворецкий терпеливо тянул руку в белой перчатке, чтобы принять ее черные, шелковые. — Мадемуазель может познакомится с меню.

— Нет, спасибо. — Энн отвернулась от Майкла и уперлась взглядом в черный галстук дворецкого, потом посмотрела на молочно-белую стену: на что угодно, лишь бы не встречаться глазами с Раулем. А тот безучастно таращился на ее шляпку, нисколько не интересуясь ее смущением. Женщина неловко расстегнула плащ. — Я уверена, все, что бы ни приготовил ваш повар, будет замечательно.

— Слушаюсь. — Рауль спокойно принял ее черный гренадиновый плащ. — Благодарю вас, мадемуазель.

— Мы будем ужинать и восемь, — холодно распорядился Майкл, не сводя взгляда с Энн.

— Я сообщу повару, месье.

Майкл протянул ей руку — открыто, при посторонних, при свете дня, без всякого стеснения. А она из-под полей шляпки долго смотрела на его шрамы. Этой рукой он ее ласкал, этими пальцами проникал в глубины ее тела. Наконец, развернув плечи, она тоже подала ему руку.

Друзья. Любовники. Узы стали нерушимыми. Она не отвернется от него. А он возьмется ее защищать. Как — он еще не знал. Удовлетворенный ее чувственностью, понимая, что она его не оттолкнет, Майкл выпустил руку женщины и, положив ладонь ей на талию, повлек к лестнице: удары сердца отсчитывали пройденные ступени.

— Месье, вам почта. — Голос Рауля отразился от высокого потолка и крашеных стен. — Я отнес ее в кабинет.

Майкл ни на секунду не задержался.

— Хорошо, посмотрю позже.

Гораздо позже. Ведь смерть была невероятно близка. Пусть его старая дева не подпускает ее к себе хотя бы еще денек…

Энн ухватилась за искусно отлитые перила. Пять лет назад балюстрада была из дерева. Диана скатывалась по отполированным перилам прямо в его объятия и на его ждущий член.

Энн исподтишка поглядывала на вздутие на его брюках. Что она представляла? Каков он на вкус? Сумеет ли она его принять в другие места? И как себя поведет, когда мягкое перышко начнет щекотать укромнейшие части ее тела?