Любовники в заснеженном саду (Том 2)

– Не во что завернуть... надо же... Я пойду, поищу что-нибудь...

– Посмотрите в подсобках, - напутствовал девушку Никита.
– Наверняка что-нибудь найдется... Ненужное. Пара полотенец или что-то еще...

– Да-да, не волнуйтесь...
– девушку как ветром выдуло из кухни.

Ненужное... Все в этом доме было теперь ненужным, бессмысленным, даже вещи. И вещам было совершенно наплевать, чьи руки их касаются. Особняк всегда был нейтрален, в отличие от пропитанной Мариночкиными запахами квартиры на Пятнадцатой, она не успела приручить его. И слава богу, иначе память о Мариночке пришлось бы выковыривать отсюда довольно продолжительное время: заклеивать новыми обоями, застилать новыми полами, забивать новой сантехникой и завешивать новыми драпировками в стиле разнузданного, лишенного всякой совести и приличий модерна - именно его Мариночка и исповедовала по большому счету...

Сухой щелчок вывел Никиту из необязательных раздумий: кассета закончилась.

А Маша, не появилась ни через пять минут, ни - через десять. Спустя пятнадцать Никита начал волноваться, а еще через три отправился на поиски.

* * *

...Он нашел девушку там, где вовсе не ожидал найти: ни в нескольких подсобках, набитых техническим тряпьем, ни в одной из трех разбросанных по дому ванных, нет. Он нашел Машу в правом крыле третьего этажа - того самого, который, не в меру озаботившись судьбой проклятого сервиза, позабыл закрыть.

В комнате покойной Мариночки.

Робкое существо, сама деликатность, сама невинность, она сидела на полу перед двумя хищно распахнутыми чемоданами с вещами покойной хозяйки и...

Принюхивалась.

Принюхивалась, Никита мог бы в этом поклясться, хотя слово было не совсем точным. Маша почти медитировала, держа в руках почти невесомые женские тряпки: она подносила их к лицу и снова отстраняла, и снова подносила. Ноздри девушки вибрировали, на щеках гулял румянец, как у мародера, застолбившего золотую жилу на месте крушения пассажирского поезда. Да она и выглядела мародеркой, которая дорвалась до чужой, никогда не принадлежавшей ей жизни, надо же, дерьмо какое!.. Никита вдруг почувствовал глухую досаду, как будто увидел что-то непристойное. А разве сам он был более пристоен, укладывая под пассажирское сиденье бестиарий? Хороша пара, гусь да гагара, прости Господи, глаза бы не смотрели...

– Эй!
– он сказал это чуть громче, чем следовало, больше досадуя на себя, чем на юную стервятницу.
– Маша?..

Девушка вздрогнула и, как в замедленной съемке, повернула голову в сторону Никиты. Голова ее вдруг неестественно дернулась, а на глазах проступили крупные детские слезы. Никита даже стушевался, он ожидал любой другой реакции. Любой другой, только не этой.

– Вы что здесь делаете?
– все же спросил он.

– Это не то, что вы думаете... Не то...
– прошептала Маша.

– Да ничего я не думаю.

– Не то... Не то... Я не хотела...
– вот они и пролились, первые тихие слезы, слегка увядшие слезы, так похожие на все мертвые цветы Мариночкиной комнаты сразу.

Они были такими искренними, такими неподдельными, что Никита сразу усовестился. Да что там, он и сам готов был заплакать вместе с Машей. Черт его дернул подняться, дурака...

– Будет вам...

– Нет... Вы, наверное, думаете, что я... Но это не то... Совсем не то...

– Успокойтесь...

– Я просто... Не могла удержаться... Не могла.

– Успокойтесь.

– Не могла, не могла, не могла...

Слушать этот отчаянный лепет было так невыносимо, что Никита осторожно присел на корточки перед девушкой и совершенно неосознанно, тыльной стороной ладони, снял пару слезинок с ее лица.

– Все в порядке... Все в порядке, девочка...

– Да нет... Правда... Никогда себе такого не позволяю... Вы не подумайте...

– Я вам верю, - пролепетал Никита, чувствуя себя последней сволочью.

– Мне жаль, что она умерла...

Очевидно, это относилось к покойной, чьи вещи теперь так и липли к Машиным рукам: развратные узкобедрые платьишка, непристойные юбчонки, провокационные топики.

– Всем жаль, - соврал Никита.
– Но что же тут поделаешь...

– Вы не понимаете... Мне по-настоящему жаль... Если бы я знала, что это произойдет...

– То что бы было?

– Вы были хорошо с ней знакомы?

– Я?

Никита на секунду задумался. Достаточно... Достаточно, чтобы чертова соблазнительница Мариночка вызывала в нем стойкий рвотный рефлекс, перемежающийся с подлючей непрошеной эрекцией, и такая фигня случилась с ним как-то во время внепланового кофепития на Пятнадцатой.

– Ну... Более-менее... А что?

– А вы знаете, кто она?

– Жена босса... Кто же еще?

– Нет... Вы знаете, кем она была на самом деле?

Голос Маши неожиданно поднялся почти до ультразвука, а потом рухнул вниз с такой оглушительной силой, что у Никиты сразу же заломило в затылке.

– И кем же она была на самом деле? Любая правда о Мариночке не будет выглядеть чудовищно, кем бы она ни была.

– А вы даже не подозревали?

– О чем я должен был подозревать?

– Но ведь... Ведь она одна из "Таис"...

От неожиданности Никита присвистнул: у похотливой Мариночки, оказывается, было не только бурное прошлое (в чем он ни секунды не сомневался), но и в прошлом этом имелся даже статус поп-звезды (что на секунду привело его в замешательство). Если, конечно, принять на веру слова этой экзальтированной девицы.

– Одна из "Таис"?

– Ну да... Та группа, которая так вам понравилась. Она была одной из "Таис"... Я сразу ее узнала, еще когда меня позвал Алеша... Обслуживать день рождения, - Маша всхлипнула.
– Я сразу ее узнала... Вернее, не сразу... она изменилась, конечно... Очень... Столько лет прошло... Но это она - она...

– Вы... Вы так переживаете, как будто лично знали ее...
– сказал Никита. Как будто были близкими подругами...

И тут же пожалел о сказанном: и без того тонкая, чувствительная к любой интонации, кожа девушки истончилась еще больше, волосы на лбу увлажнились, а на щеки взошли красные пятна.

– Нет... Нет, конечно... Просто я когда-то работала у них... На сайте... Недолго, совсем недолго... Письма фанатам и все такое... У них был свой сайт в Интернете... Я и видела их всего лишь один раз. Они были... Они были такие замечательные.

– И что же с ними все-таки произошло, такими замечательными?..

Уж наверняка ничего хорошего, если Мариночка сидела в кабаке на третьих ролях, - особо не высовываясь и довольствуясь песнюшками с латиноамериканским акцентом. Уж наверняка ничего хорошего, если даже не стала окучивать мужа с его деньжатами на предмет начала сольной карьеры... А ведь могла бы, могла. Слава никого так просто не отпустит, даже если это забытая слава. И надежда на еще один шанс всегда будет маячить у тебя за спиной... Странно, что Мариночка им не воспользовалась. Это шло вразрез с ее характером и темпераментом, с ее врожденной способностью флиртовать даже с крышкой унитаза... И в этом флирте всегда добиваться своего. Почти всегда...