Любовные чары
Шрифт:
— Ей лучше остаться?
— Да, — ответил я. — Там ее напарник. Думаю, она в порядке. Железная женщина.
Медик возразил:
— Какой порядок? Она в глубоком шоке! И говорит бессвязно…
— Что именно?
— Что-то лепечет, — сказал он, — никак не сообразит, как это удалось выбраться…
— Шок, — объяснил я. — Там такое было… Надо успокоительное ей… хотя бы палкой по голове. Ладно, это не мое дело. Господин Коннер…
Коннер сказал с готовностью:
— Да?
— Ваши доблестные орлы, — сказал я, — смогут доставить меня в аэропорт за сорок минут?..
Он пожал плечами.
— Да,
— Расписание поменялось, — сообщил я. — Через пятьдесят минут «Конкорд-2» вырулит на взлетную полосу.
Он посмотрел на меня несколько странно.
— Ну… если у тебя такие данные… Эй!.. Быстро сюда Джона Власюка. Джон, хватай джип, доставить этого товарища-коммуниста в аэропорт прямо к самолету, который он укажет.
Я ухмыльнулся.
— Я вроде как не совсем коммунист.
Коннер отмахнулся.
— Для нас русские все еще коммунисты. Спасибо, что подняли наш воинский дух! Ради такого случая могу даже спеть «Интернационал».
Я изумился:
— Знаете?
— Это у вас забыли, — ответил он тише, — а у нас нет.
Джон Власюк лихо вел джип по усеянной обломками улице Парижа, поглядывал на меня с интересом, но я тоже молчу, наконец он вспомнил о неких общих корнях славянских народов, сказал с сомнением:
— Ты ничего не темнишь?
— Вроде нет, — ответил я.
— А самолет точно будет?
— Судя по объявленному расписанию, — ответил я. — Отменят так отменят. Ты же сам из семьи летчиков, знаешь, как это происходит.
Он посмотрел на меня искоса.
— С чего ты взял? Мой отец банкир.
— Может быть, — согласился я. — Но твою ДНК не проверяли. Да, твой отец — банкир, но если проверят, то твой отец — летчик гражданской авиации. В прошлом году ушел в отставку, имеет две награды за участие в боевых операциях в Афганистане… что, и там были военные действия? Я думал, там только маковые поля…
Он нервно дернулся.
— Ты что?.. Я чист, кто это обо мне собирает информацию? Зачем?.. С какой целью?.. И отец мой банкир по всем документам…
— Только не копай глубже, — посоветовал я дружелюбно. — А то такое увидишь…
— Чего?
— Успокойся, — сказал я миролюбиво, — это все из социальной сети, где и ты расписываешь свою жизнь, и твой отец, что сейчас на пенсии, и твой болтливый двоюродный брат, любитель сэлфи и толстых кошек…
Он всхрапнул, глаза стали еще тревожнее, но умолк и сосредоточенно рулил, ухитряясь на скорости проскакивать мимо дымящихся развалин и воронок, иногда обезображивающих середину улиц.
Я поглядывал на руины, одновременно просматривая новости Инета, все еще удивительное чувство, когда могу вот так, по своему желанию прыгать по ссылкам, тегам, смотреть фото и стараться заглянуть в запретное, хоть так волнительно и сотрясательно, рылом уже как бы вышел, хотя ни разу не хакер, но защита совсем не защита, потому что задерживает меня на миллионную долю секунды.
В аэропорту охрана усиленная, часть рейсов отменена, но все-таки как-то странно, если смотреть, как Иммануил Кант, с позиции чистого разума. Идет жесточайшая война, однако самолеты летают, туристы ездят во все страны, в том числе и в воюющие, идет торговля вплоть
до того, что когда заканчиваются снаряды, то можно купить и у противника. Все-таки бизнес есть бизнес, современный человек должен бизнес ставить выше семьи как устаревшего института закабаления человека человеком и совсем уж устаревших понятий о каком-то диком отечестве…— Ты смотри, — сказал он в удивлении, — в самом деле вон самолет вытаскивают на взлетную полосу…
— Гони, — сказал я, — а то мое место у окна кто-нибудь захватит. Сейчас политкорректность даже во Франции в заднице.
— Да, — согласился он с явным удовольствием, — а так жалко, так жалко!..
— Трудно выразить, — сказал я.
— Да, — подтвердил он с чувством. — Трудно. Хотя вам в России легче. У вас холодно, у вас любая зараза мерзнет и не распространяется.
— А у вас на Украине так жарко, — сказал я с сарказмом, — так жарко!
— У нас и здесь Украина, — ответил он гордо. — Думаешь, кто не дал захватить Париж целиком? Украинская армия!
Показав пропуск, он выехал прямо на поле, а там я выскочил и побежал к самолету, пока не убрали трап.
Глава 14
Уже в самолете малость скрутило, когда вдруг осознал, что это все было со мной. Когда там бежал и действовал, не до рефлексий, как-то просто понимал, что я вот я и действую грамотно, но теперь, когда расслабился в уютном кресле, именно ощутил всеми фибрами, а это такое чувство, словно пинком выбросили из самолета без всякого парашюта в ночи на высоте в десять тысяч километров.
Да зачем это все мне, я же не тупой дурак, что с воинственно выдвинутой нижней челюстью прет в драку, раздавая удары направо и налево! Эстет я или не эстет, но понежиться люблю, и чтоб еще даже пальчик не прищемить, и тут на тебе…
Хотя, если копнуть, нащупываю то, что повело меня в ту авантюру по спасению заложницы. Хамски наглое чувство, что справлюсь, что с моими возможностями сумею как-то решить задачу…
И в самом деле сумел. Сейчас сам удивляюсь, но сумел. Чувство не подвело. Но это не значит, что и в следующий раз тоже повезет, нельзя наглеть, эстеты не наглеют, знают, ответка может прилететь сразу же.
Самолет, едва набрав высоту, пошел на снижение, от Парижа до Москвы рукой подать, я смотрел в окно и чувствовал со щемом, что мир не такой огромный, как выглядел из моего кукольного домика в огороженном коттеджном поселке, и война, что идет в Париже, может докатиться и до Москвы…
Мой стронгхолд уже ждет на стоянке, а когда я вышел из здания аэропорта, шустро понесся навстречу, распахнул дверцу, и едва я сел на правое сиденье, торопливо развернулся, пока не обидели охранники, и понесся в город.
Звякнул сигнал вызова, я кивнул, на лобовом стекле, превратившемся в экран, появилось довольное лицо Бориса.
— О, ты в машине?.. — заорал он. — Клево!.. Заезжай к нам, оторвешься!.. У меня тут пара новых подружек, повеселимся!
— Ага, — сказал я, — выпьем и повяжемся, это мне знакомо, а насчет веселья я не понял…
Он расхохотался.
— Так это и есть веселье, чудак!.. Что с тобой? Заболел? Ты какой-то смурной…
— Не знаю, — ответил я. — То ли заболел, то ли выздоравливаю.