Любовный узел, или Испытание верностью

– Разведи костер, – велел рыцарь Гавейну. – Может быть, ей поможет отвар девичьей ромашки с мятой. По крайней мере так уверяет Этель.

Развязав один из мешочков, он покрошил несколько сухих стебельков и цветочных головок в маленький котелок, который извлек из поклажи, затем ненадолго углубился в лес и вскоре вернулся с пучком лесной мяты. Эта трава тоже очутилась в котелке. Оливер налил туда воды из своей кожаной фляги и поставил котелок закипать на огонь, который Гавейн успел развести, подпалив с помощью кремня небольшую кучку сухих веток.

Кэтрин прислонилась спиной к стволу березы. Тень листвы заставила кожу на ее лице казаться еще зеленее, чем она была.

– И часто у нее бывают эти приступы? – поинтересовался Оливер, когда над котелком стал подниматься пар, а вода приобрела темно-золотистый цвет.

– Не знаю, – пожал плечами Ричард. – Наверное, каждый раз, как начинаются неприятности.

– Священник говорил, что в моей голове сидят дьяволы, – пробормотала Кэтрин, не открывая плотно сомкнутых глаз. – Он все порывался выбить их, но леди Эмис ни разу не дала ему попробовать.

– Когда я был в Риме, один костоправ говорил мне, что лучший способ избавиться от дьяволов в голове – сбрить с нее все волосы и проделать в черепе дыру, тогда демонам поневоле придется через нее убраться, – задумчиво проговорил Оливер. – Я далек от того, чтобы сомневаться в словах ученого человека, но сам всегда предпочитал обходиться отваром ромашки с мятой. Мне это отлично помогает наутро после ночи, проведенной за вином.

Кэтрин слегка содрогнулась, приоткрыла мутные, как со сна, глаза и тщетно попыталась сосредоточить взгляд на рыцаре.

– Если вы только попробуете приблизиться к моей голове, я убью вас.

– Все равно мой нож давно затупился, – весело отозвался тот, снял котелок с огня с помощью сложенного вдвое края плаща и перелил отвар в рог для питья.

Пока Оливер дул на воду и помешивал ее, чтобы побыстрее остудить, Гавейн затоптал огонь и отошел к лошадям.

– Вот, пей.

Рыцарь встал на колени рядом с Кэтрин, протянув ей рог.

Женщина сморщила нос. Пар пах весьма неприятно.

– Вы просто ублюдок, – жалобно прохныкала она, но все же взяла сосуд и поднесла его к губам дрожащими руками, чуть не промахнувшись мимо рта.

Вкус, как и следовало ожидать, был омерзительным. Кэтрин поперхнулась, но все же заставила себя проглотить варево.

– Я знаю, пить довольно противно, но обещаю, что боль станет легче, – в голосе Оливера прозвучал такой оптимизм, что она едва не возненавидела его за это. – Ты сможешь сесть на коня самостоятельно, или мне поднять тебя?

Кэтрин сглотнула. Перед глазами по-прежнему плясали яркие пятна, а питье едва держалось в бунтующем желудке.

– Сама справлюсь, – проговорила она сквозь зубы, усилием воли преодолела полуобморочное состояние, оперлась на предложенную руку, кое-как удержалась на ногах и заковыляла по направлению к серому жеребцу.

Бок лошади показался неприступным утесом. Оливер легко вспрыгнул в седло, едва коснувшись железного стремени. Гавейн с Ричардом уже сидели верхом и ждали.

Кэтрин закрыла глаза, поставила ногу туда, где по ее расчетам должна была быть нога рыцаря, и почувствовала, как мускулистая рука тянет ее вверх. Она плюхнулась на круп, как мешок с капустой, и судорожно вцепилась в пояс паломника, потому что конь испуганно всхрапнул и присел на задние ноги.

Оливер пробормотал коню что-то успокоительное и дал удилами знак трогаться с места.

– Уже не так далеко, как кажется, – заговорил он, обращаясь на этот раз к женщине. – Скоро доберемся до переправы Шарпнес, пересечем реку, а там поскачем прямо к Бристолю.

Кэтрин тихо застонала. В данный момент любое расстояние представлялось ей чем-то нескончаемым.

Они переправились через Северн и, спустя пять часов неторопливой рыси, добрались до города Бристоля. Оливер мог бы очутиться там вдвое скорее, однако заставил себя сохранять терпение. Он грелся в теплых лучах заходящего солнца и рассказывал Ричарду о родне, к которой вез его: Роберте де Кэне, графе Глостере, и его жене, графине Мейбл. Рыцарь описывал роскошь двора и великолепие, которое не так уж давно воцарилось за укреплениями бристольского замка. Мальчик почти не отзывался, но время от времени рыцарь видел поднятые брови или ловил кинутый украдкой загоревшийся взгляд, а это свидетельствовало, что он говорит не только для собственных ушей. Кэтрин спала, прислонившись к его спине. Иногда она слегка всхрапывала, но не проснулась, даже когда Оливер остановился, чтобы сделать несколько глотков воды из фляжки и съесть ячменную лепешку из дорожных запасов. У переправы ее снова скрутило, но уже не так сильно; цвет лица понемногу восстанавливался.

– А Кэтрин позволят остаться со мной? – деловито спросил Ричард, запив последний кусок лепешки водой из фляги Оливера.

– Разумеется.

Мальчик так пристально уставился на него, что рыцарю пришлось перекреститься и поклясться честью.

– Но ведь ты будешь делать то, что прикажут. Оливер прикусил губу.

– Я поклялся служить графу Глостеру и королеве Матильде, поскольку признаю ее законной королевой, но слово, данное твоей матери, в равной степени обязывает меня заботиться о тебе и Кэтрин до тех пор, пока ваша судьба не будет устроена. – Он взял у Ричарда флягу, мимолетным движением пригладил его темные волосы и приторочил почти опустевший сосуд обратно к седлу. – Не волнуйся. Обещаю, что не умою руки, как только мы завидим ворота Бристоля.

Взгляд мальчика не смягчился. Оливер прищелкнул языком, чтобы пустить лошадь быстрее. Прошлой ночью у костра Ричард сказал, что обещать легко. Видно, недаром.

Кэтрин разбудил громкий, проревевший чуть ли не в самое ухо голос:

– Угри из Эйвона, госпожа! Свежепойманные! И часа не прошло!

Она резко открыла глаза и ошарашено уставилась на блестящую скользкую массу в тростниковой корзине всего в футе от ее лица. Хриплый голос принадлежал крепкой женщине, одетой в потрепанное платье из домотканой холстины, которая трясла своим товаром перед всеми прохожими, расхваливая его достоинство. Кэтрин резко выпрямилась и опять ужаснулась. Боль пронзила череп, от вида и запаха рыбы снова замутило.

– Угри из Эйвона, господин! Только что из реки! Женщина бежала рядом со стременем, подсовывая корзину прямо под нос Оливеру.

Кэтрин огляделась, сначала несколько растерянно, потому что никак не могла прийти в себя после сна, но потом до ее сознания постепенно дошло, что они прибыли в Бристоль. Шум и суета портового города, избранного Робертом Глостером в качестве своей резиденции, подействовали на женщину как физический удар. Она потерла лоб. Щека онемела. Прикоснувшись к ней пальцами, Кэтрин почувствовала вмятины, оставленные кольцами кольчуги.

– Найди корзину, в которую их можно положить, и я возьму дюжину, – сказал Оливер торговке и глянул через плечо на свою спутницу. – Проснулась? Как отвар, помог?

– Голова гудит, как колокольня на Пасху, а спать я могла бы еще неделю, – ответила Кэтрин, – но, по крайней мере, хотя бы думать снова можно.

– Сможешь подержать корзину с угрями? Торговка успела вернуться с небольшой тростниковой плетенкой, куда она торжественно поместила двенадцать скользких блестящих рыбин.