Любовный узел, или Испытание верностью

Палатки и шатры постепенно становились красивее, кольчуги замелькали чаще, разговоры шли в основном на французском. Вместо сурового полотна и бурой кожи окраин лагеря засверкали яркие дорогие ткани и богатые вышивки. Разглядывали их по-прежнему, но никто не кричал и не пытался припугнуть. Чуть в стороне седобородый солдат обучал мужчин помоложе, как защищаться от брошенного копья. Окружающие наблюдали за его действиями с пристальным интересом.

У главной башни рыцаря и его спутников окликнули стражники в полном вооружении. Оливер что-то тихо ответил. Вероятно, его здесь хорошо знали, потому что их без всяких возражений пропустили в большой зал графа Роберта.

От царящей внутри сутолоки Кэтрин едва не лишилась последних остатков рассудка. За столами какие-то писари скрипели перьями, постоянно обмакивая их в чернила; солдаты, разбившись на группки, разговаривали, играли в азартные игры и возились с собаками; две женщины присматривали за котлом на огне, их дети затеяли игры и шумно гонялись друг за другом среди расставленных для ужина обеденных столов. Повсюду сновали слуги с корзинами для хлеба и кувшинами эля. Рядом с возвышенной частью зала – деисом – четыре менестреля настраивали свои инструменты. На самом возвышении важный слуга покрывал дощатую поверхность отдельного стола льняной вышитой скатертью и расставлял изысканные кубки из цветного стекла.

Стройный элегантный человек в голубой тунике заметил вошедших, тут же развернулся и кинулся им навстречу, изящно раздувая ноздри.

– Вы по делу?

– К самому графу, – ответил Оливер со сдержанным раздражением в голосе.

Кэтрин тоже заметила пренебрежительный взгляд, которым человек в голубом окинул их с Ричардом потрепанную одежду, но у нее уже не осталось сил ответить с должным презрением.

– Граф никогда никого не принимает до ужина, – высокомерно проговорил человек. – Я мог бы попробовать пристроить вас за одним из нижних столов, если…

– Ты всего лишь младший слуга графа, а не его герольд, – холодно сказал Оливер. – Можешь не сомневаться, что меня граф примет. А теперь немедленно пошли кого-нибудь доложить о моем приходе, иначе я поднимусь наверх и доложу о себе сам.

– Это невозможно! – по лицу слуги промелькнуло выражение ужаса.

– Тогда действуй или прощайся с жизнью.

Человек в голубом выпрямился во весь рост, но Оливер все равно был выше. Тогда слуга покосился на свободных от несения службы рыцарей, которые были в зале, однако Оливер быстро заставил его перевести взгляд обратно.

– Только попробуй пикнуть, чтобы меня вышвырнули, – заговорил он громче, – и я вырву тебе гортань, чтобы скормить ее вон тем собакам! Охотничье имение графа Роберта близ Пенфоса разрушено вооруженными разбойниками. Единственные свидетели – женщина и ребенок, в жилах которого, кстати, течет королевская кровь. Жаль, если данное известие повредит пищеварению, но лично я сыт всем этим уже по горло.

Люди, стоявшие поблизости, повернули к ним головы. Человек в голубом нервно облизнул губы.

– Сейчас, – проговорил он и, высоко задрав подбородок, зашагал к лестнице в башню.

– Самодовольный пузырь с поротой задницей, – пробормотал Оливер. – Считает, что раз уж ему доверено присматривать за солонкой графа и полоскательницей для рук, то все остальное тоже находится под его началом.

Кэтрин ничего не ответила. Поведение слуги только усилило страхи относительно приема, который мог оказать ей и Ричарду граф Роберт.

– Садись, – предложил Оливер, указав на скамьи, тянувшиеся вдоль стен зала.

Женщина покачала головой.

– Если я сяду, то уже не встану, ни ради графа, ни ради кого-либо еще.

Слуга вернулся, по-прежнему важный и с гордо поднятой головой, хотя и несколько поубавив спеси.

– Вам необычайно повезло. Граф согласился принять вас, – с выраженным неодобрением сообщил он и сделал знак мальчику с копной каштановых волос на голове и усыпанным желтыми веснушками курносым носом. – Томас проводит вас в его покои.

Мальчик выслушал распоряжение человека в голубом, почтительно сложив руки за спиной, глубоко поклонился и ответил «да, милорд».

Слегка умасленный «милорд» величественно удалился терзать прислужника, который накрывал стол на возвышении. Мальчик скорчил вслед голубой спине рожу, смешно сморщив нос, и расцепил руки. Оказалось, что он прятал за спиной толстый ломоть хлеба.

– Это для Брэна, моего пони, – доверительно сообщил паренек, старательно запихивая хлеб за пазуху. – Если старина Бардольф заметит, он меня высечет, – добавил он, мотнув головой в сторону человека в голубом.

– И часто тебя секут? – слегка насмешливо поинтересовался Оливер.

Томас покачал головой и по-прежнему доверительно сообщил:

– Я прыткий.

Затем он повел их по лестнице на следующий этаж к жилым покоям графа, время от времени внимательно поглядывая на Кэтрин и Роберта. Было ясно, что мальчик сгорает от любопытства, удовлетворить которое не позволяло воспитание. Зато он мог рассказывать о себе. Выяснилось, что его зовут Томас Фитц-Рейнальд, что он незаконный сын Рейнальда, графа Корнуэлла, который в свою очередь был незаконным сыном старого короля. Паренек явно гордился своими предками.

– А дядя Роберт взял меня к себе на воспитание, и я учусь, чтобы стать рыцарем, – закончил Томас как раз остановившись у крепкой дубовой двери, окованной железом, и торжествующе посмотрел на Ричарда.

Дверь охранял солдат в полном вооружении.

– Управитель Бардольф велел мне проводить гостей к милорду, – возвестил Томас Фитц-Рейнальд, постаравшись приглушить звонкий мальчишеский голос.

Стражник постучал в дверь кулаком.

– Вас ждут, – сказал он Оливеру и, подмигнув Томасу, махнул в его сторону копьем. – Катись ужинать, юнец.

Мальчишка снова сморщил нос, но на этот раз в шутку, без намерения оскорбить, затем отвесил красивый поклон Оливеру, Ричарду и Кэтрин и помчался вниз по лестнице.

Стражник ухмыльнулся в бороду, открыл дверь, повинуясь приказу, который раздался из комнаты, и пропустил гостей внутрь.

Кэтрин показалось, что она раскрыла украшенную миниатюрами страницу рыцарского романа. Стены были затянуты богатыми узорчатыми тканями красных, зеленых и золотых тонов. Там, где не было обивки, красовались фрески с изображением четырех времен года. Пол устилал сухой камыш с ароматными травами и палочками корицы. Лари и скамьи медово отливали полированным дубом. Покой удивительно ярко освещали свечи из лучшего пчелиного воска. Их аромат сливался с запахом потревоженных ногами трав.