Любой ценой

– О-о-о! – обескураженно помолчав, наконец подал голос Охотник. – Это же совсем другое дело! Алмазы – это много деньги! Такой простор для коммерция! Данке… Спасибо, герр полицай! Я ваш должник! – почтительно кивнув, заверил Ярослав.

– Я это запомню, синьор… э-э, – покачал пальцем явно довольный собой «шериф», скрещивая мускулистые руки на лохматой, плавно переходящей в круглый живот груди. – Э-э…

– Мое имя Ганс Розенберг, – представился русский диверсант. И, сверкнув глазами, заметил: – Думаю, теперь у меня действительно есть повод навестить вас после знакомства с Вервольфштадтом, лейтенант.

– Буду ждать, – улыбнулся Апорт. – Если что, имейте в виду – я пью только дорогой виски и ваш шнапс. Ха-ха!..

– Я запомню, – пообещал Охотник. Крепко пожав мясистую руку толстяка, он неспешно направился к лодочной пристани, на ходу обдумывая только что полученную от местного легавого важную информацию.

О том, что своим появлением на свет поселок нацистов обязан драгоценным камням, полковник Клименко в своем письме не обмолвился ни единым словом. Почему? Возможно, просто забыл. Как может пожилой человек забыть уделить особое внимание само собой разумеющимся для него вещам. По крайней мере, обдумывая ситуацию и так и этак, Ярослав не находил ни одной причины, по которой бывший белогвардеец, рискнувший предложить сотрудничество военной разведке СССР, мог умышленно утаить факт наличия в окрестностях Лас-Суэртоса алмазного рудника…

Однако теперь, с учетом вновь открывшихся обстоятельств, исполнение задачи по уничтожению генерала Шальке и саласпилского врача-изверга фон Тиллера значительно усложнялось. Если верить Апорту, – а не верить ему оснований не было, – Вервольфштадт представляет собой отнюдь не мирное, отдельно стоящее в сельве поселение, зайти в которое может любой, кому не лень, а хорошо охраняемую, окруженную забором территорию. Закрытую зону, куда посторонним вход заказан. Алмазы – это очень серьезно. Значит, есть и колючая проволока, и собаки, и оборудованный по всем правилам контрольно-пропускной пункт, на котором никому не известному чужаку придется пройти тщательную проверку, отвечать на множество вопросов и доказывать нужность своего пребывания в поселке. При этом задавать вопросы Охотнику будет не какой-нибудь идиот, а матерый волчара из СС. И хотя легенда Ярослава, созданная в московских кабинетах спецотдела ГРУ, была стократно отшлифована и выглядела, по мнению генерала Шелестова, почти безупречно, поводов для волнения явно прибавилось. Однако, как бы там ни было, поставленную задачу командования никто не отменял. Она должна быть выполнена, несмотря ни на какие препятствия…

У входа на пристань, где стояли быстроходные катера обитателей немецкого анклава, дорогу Ярославу неожиданно преградил рослый светловолосый здоровяк лет двадцати семи, в традиционной для этих мест легкой хлопковой одежде, с пистолетом в поясной кобуре, с явно бросающейся в глаза армейской выправкой. Типичный солдат легиона СС, вынырнувший из спасительного тенистого уголка навстречу чужаку, охранял здесь водоплавающее имущество птиц более высокого полета и выглядел достаточно сурово. Неужели, подумал Охотник, глядя в серые, холодные глаза выросшего словно из-под земли немца, кто-то из аборигенов, молящихся на рудник и его хозяев, как на икону, рискнул бы украсть или испортить катера богатых соседей? Однако ж мордоворота все равно поставили. На то они и фрицы. Ordnung и дисциплина во всем. Что ж, это для нас знакомо.

– Пристань – собственность… – начал было носатый, но Ярослав мягко, слегка небрежно перебил его.

– Жарко тут у вас, – сказал он по-немецки, скользнув глазами по охраннику и нахмурившись вовсе уж недвусмысленно, как делает это строгий офицер, обходящий строй солдат и вдруг заметивший грубейшее нарушение формы одежды. – Не то что в швейцарских Альпах. Верно… Kamerad?

Охотник не без удовольствия отметил, как, услышав из уст незнакомца это волшебное, похожее на своеобразный пароль при общении бывших эсэсовцев слово, вытянулся, расправил грудь и словно даже стал выше ростом стоящий перед ним скуластый «беженец». Батя был прав, – работает как часы. Тем лучше.

– Вольно, – дернул щекой Ярослав, сделав вид, что оглядывается через плечо. – Не надо субординации. Мы теперь мирные люди. И должны быть благодарны этой замечательной стране за возможность восстановить силы перед решающим боем. Скажи-ка лучше, согласится кто-нибудь из владельцев катеров подкинуть меня в Вервольфштадт? Тот черномазый полицейский, на пристани, возле «Гаучо», – Охотник небрежно ткнул пальцем за плечо, – сказал, что это единственный способ добраться до поселка. Он прав?

– Никаких сложностей не возникнет, я уверен, – четко отрапортовал охранник. – Как только вернется кто-нибудь из наших, вас обязательно возьмут на борт, герр… герр…

– Розенберг, – вкрадчиво представился Ярослав, с хитринкой сверкнув зрачками.

– Герр Розенберг, – кивнув (мол, понимаю), чуть улыбнулся блондин. – Я уверен, что долго ждать не придется. Как минимум двое из находящихся сейчас в Лас-Суэртосе хозяев катеров будут здесь не позднее чем в четыре часа.

– Не стоит торопиться, мой друг, – вздохнул Охотник. – Я просто подошел, чтобы узнать, можно ли верить этой лохматой обезьяне в мятой форме. Я слишком устал от долгого путешествия через океан и соскучился по женщинам. Поэтому сегодняшний вечер хочу посвятить отдыху, знакомству с городом и его… злачными заведениями. Где можно приятно провести не только вечер, но и ночь. А уже завтра, ближе к обеду, отправиться на рудник. Ты меня понимаешь, Kamerad? Я хочу расслабиться. Выпить шнапса. А уже потом приступать к делам.

– Так точно, герр Розенберг, – тонкие губы легионера растянулись еще шире. – Разрешите дать совет?

– Валяй, – ухмыльнулся Охотник.

– Есть здесь одно уютное местечко. Называется «Чайная роза». Там чистые девочки, в том числе африканские негритянки и белые, хорошая кухня и отдыхают только наши. Никаких латиносов. Там можно чувствовать себя совершенно спокойно. В других местах гарантии безопасности никто не даст.

– А кого я должен бояться, черт побери?! – взвился Охотник. – Полицейский сказал, народ здесь тихий. Послушный. Одно слово – стадо.

– Это не совсем так, герр Розенберг, – нахмурился блондин. – Большинству местных совсем не по душе наше присутствие в сельве и безраздельное владение алмазной добычей. Когда-то, еще до прихода испанцев, эти земли принадлежали индейцам качо. Людоедам. Большинство местных жителей – их прямые потомки… Днем в городе еще относительно безопасно, но когда стемнеет, одному, даже с оружием, лучше по Лас-Суэртосу не ходить. Уже двоих человек за полгода угрохали, обезьяны. И не просто убили, а содрали кожу, распороли живот, забрав сердце и вывалив наружу кишки, отрезали член, засунули его в рот и в таком виде подвесили на дереве, вниз головой.

– Шайзе! – со злостью прорычал Охотник, демонстративно раздувая ноздри и выражая лютое негодование. Мысленно же Ярослав широко улыбался и вообще испытывал нечто, похожее на злорадство. Так вам и надо, ублюдки. Вас бы всех до единого – за яйца и на сук. А потом порубать на куски и скормить пираньям!!!

– Тех, кто это сделал, до сих пор не нашли. И вряд ли когда-нибудь найдут. Местные наверняка знают, чьих это рук дело, но не спешат трепать языком. И лейтенант тоже знает, но молчит. Делая вид, что целиком на нашей стороне. Понятно – ему хорошо платят…

– Неужели Kameraden не могут заставить каких-то гражданских черножопых обезьян говорить?! – округлил глаза, кипя от негодования, Ярослав. – Что за бред?!

– Пробовали, – процедил охранник. – Молчат, как русские партизаны. Потому что у каждой обезьяны есть родня, жена, по три-пять и даже по семь детей. Если вдруг станет известно, что кто-то проболтался, всю его семью вырежут. Лучше уж одному сдохнуть… Я же говорю – дикари. Звери. С ними нужно всегда быть настороже, герр Розенберг. «Чайная роза» – это единственное место в Лас-Суэртосе, куда вход разрешен только арийцам. Круглосуточная охрана, из наших. И целый океан удовольствий. Те, кто уже успел попробовать всех девочек, предпочитают отдыхать в Сан-Паулу. Большой портовый город. Цивилизация…