Любвеобильный джек-пот

Почему они замолчали? Только что брехали так, что ей приходилось даже повышать голос, чтобы этот странный мужик ее услышал. А тут вдруг разом тишина.

– Почему? – Она подняла кверху указательный палец и снова оглянулась. – Почему стало так тихо?

– А что такое? – Георгий Сергеевич то ли не понял, то ли сделал вид, что не понял.

– Собаки! Они замолчали! Почему?

– А-аа, собаки, ох и делов-то! – Он осклабил в радостной улыбке ровный ряд удивительно белых зубов. – Это Шалый их тихомирит.

– Шалый? А кто это? – Она сколько ни оглядывалась, никого во дворе не видела.

– Да цыган тут один. Работает у нас.

– Давно?

– Да! Сколько помню себя, столько и работает. С собаками управляется. На кухне помогает, еще на скотобойне в соседней деревне подрабатывает. Иногда ребятам мясца перепадает от него. Добрый он. Любит их. Собаки опять же его слушаются.

У нее просто язык чесался спросить Георгия Сергеевича о наличии у Шалого кнута. Вовремя притормозила. Не за тем она сюда явилась. К тому же с трудом установившийся контакт нельзя было портить неожиданными вопросами. Она же здесь из-за Саньки, а не из-за Шалого...

– Шурка?! Сушков?! Ну, как же я этого поганца не знаю! Знаю, конечно же! Как не знать!

Георгий Сергеевич расплылся в радостной улыбке, что совершенно не вязалось с его нелестным замечанием в Санькин адрес. Почему поганец-то?..

– О-ох, и непутевая, буйная его башка! Красив зараза, как бог красив! Это малолеткой-то, а вырастет, что станет? У нас тут даже одна воспитательница из-за него чуть не уволилась. Молоденькая такая, после техникума, прямо почти влюбилась в него, сил нету. То пирожок ему сунет. То котлетку из дома привезет. А один раз чего удумала... Торт ему к дню рождения приволокла. Заведующая ее чуть за косы не оттаскала за такое-то непедагогическое дело. Вовремя опомнилась девчонка, а то прям беда. Сейчас сторонится его, как же... – Георгий Сергеевич в который раз улыбнулся и глянул на Лию по-доброму, без прежней настороженности. – Он неплохой мальчишка-то, гражданочка. Не злой и не жадный совсем. Последнее отдаст... Дурной какой-то просто, до дому непривыкший. Вечно в бегах. Все бы ему гонять да гонять.

– И от вас убегает? – спросила она, невольно проникаясь симпатией к этому мужику, который считал ее Саньку неплохим мальчишкой.

– А то как же! Уж сколько раз бегал. То на день, то на два. Правда, всегда возвращался. Заведующая поначалу его наказывала. Потом перестала. Сколько можно?.. Сейчас вон опять в бегах. Уж прилично нету его. А вы?.. – Тут до него начало наконец доходить, что неурочный визит милицейской дамы может иметь под собой нехороший подтекст, и Георгий Сергеевич моментально опечалился. – Натворил все же таки что-то поросенок?! Так ведь?

Любому другому она бы ни за что не рассказала, в чем и за что обвиняют ее Саньку. Но Георгий Сергеевич так тепло отзывался о нем, что она, вопреки собственным правилам, поделилась с ним своей бедой.

– Да не может такого быть!!! – Это было первое, что выпалил сторож и физрук в одном лице, дослушав ее рассказ. – Ни за что не поверю! Чтобы Санька! И убил!!! Вот сныкать что-нибудь, это может. Тут врать не буду. Украсть может. И соврать еще, медом не корми. Но чтобы с бандой какой-то... Да еще на убийство пойти... Не-еет, гражданочка, тут ваши коллеги просто крайнего нашли. Ох, и беда! Ох, и беда!!! А ведь засудят его! Засудят, как пить дать! Заступы-то никакой, гражданочка... Кто же за сироту заступится?! Некому!..

Да, заступаться за Саньку точно было некому, кроме нее, конечно. Тишаков – тот уж точно не станет. Тот теперь дело парню шьет. И делает это весьма профессионально и с удовольствием. Интересно, как у них прошел следственный эксперимент? Лия пыталась разузнать, но тщетно. Тишаков после ее свидания с Санькой на контакт не шел.

– Послушайте, Георгий Сергеевич, – перебила Лия, с трудом сдерживаясь, чтобы не разреветься у него на плече. – Мне нужно знать о каждом его шаге, поминутно! Что делал, с кем говорил, когда исчез из интерната Сушков Александр Александрович. Все буквально, поминутно! Может быть, он ни при чем, понимаете! Может быть, его подставили, я не знаю. Или... Он просто оказался не в том месте, не в то время... Поможете?

Георгий Сергеевич глядел на нее теперь, широко раскрыв глаза от удивления. Представить себе инспектора по делам несовершеннолетних в роли адвоката ему, видимо, было весьма затруднительно. Он покрутил, прошептал что-то неслышное и снова полез в карман ватника за папиросами.

– Так сразу сказать я вам не могу, с кем он тут общался, – произнес он, пыхнув в ее сторону густым клубом сизого дыма. – Дружить вот точно ни с кем не дружил. А общаться... Они ведь все тут друг с другом общаются. Живут ведь вместе. Но он скрытный – Сушков. Улыбнется загадочно и отмолчится. А то такое выдаст, что учителя рот открывали. Меня учить тоже пытался, я его быстро отослал куда подальше с его жизненной философией. Умник тоже еще!..

– Итак, если я правильно понимаю, – перебила его Лия, все еще продолжая оглядываться от неприятного колющего ощущения в затылке. – Сушков ни с кем здесь не дружил, никому не поверял своих тайн и не делился планами. Так?

– Ну, да, так. – И тут вдруг ни с чего Георгий Сергеевич тоже насторожился. Пару раз глянул настороженно куда-то ей за спину и заторопился сразу. – Пора мне, гражданка. Работы полно. Листва словно очумела. То зеленая стояла, стояла, а теперь сыплется дождем. А вам... Вам тоже, думаю, пора. Где же спутник-то ваш? Как ушел в спальник, так и пропал.

Гольцов вышел на улицу минут десять спустя. По тому, как именно он оттуда вышел и с каким выражением ужаса на застывшем, будто маска, лице, Лия поняла, что правильно сделала, отказавшись от идеи посещения корпуса. Такого, наверное, не выдержали бы даже ее подготовленные нервы.

– Идем отсюда. – Он ухватил ее под руку и потащил к воротам, приговаривая треснувшим каким-то голосом: – Господи! Какой ужас, Лия!!! Какой это ужас!!! Это же наши дети... Хорошо, что ты не пошла туда! Очень хорошо... Готов поспорить, такого ты еще не видела...

Они выбрались с территории детского дома-интерната и быстро пошли вверх по грунтовой пыльной дороге туда, где они оставили машину Гольцова. Старенький «Фольц» уткнулся потрепанной мордой в заросли бузины, терпеливо дожидаясь их возвращения.

Лия быстро шла под руку с Гольцовым, то и дело оглядываясь на поселение осиротевших детей.

– Не смотри туда, не нужно, – попросил он вдруг и легонько сжал ее ладонь в своей.

Она послушалась, ускорив шаг. До машины оставалось еще метров пятьдесят, не больше.

Продуваемая насквозь березовая посадка, вдоль которой тянулась грунтовка, неприветливо встряхивала бронзовой листвой. Солнце без конца ныряло в пухлые облака, нагоняя на землю широкие полосы мятущихся теней. По воздуху привидением скользила липкая паутина. Пахло сухой травой, подпревающими листьями, за неделю успевшими устлать землю плотно и ровно, и холодным загородным запустением.

Именно этим, думала Лия, вышагивая рядом с Гольцовым, должно быть заполнено запустение: холодным сквозным ветром, неуютными шорохами и тревожным треском крыльев вспорхнувших птиц.