Любви хрустальный колокольчик

А я была тогда веселой и счастливой, у меня был отличный парень — Андрей, и мне казалось, что именно это и есть любовь. Накануне Андрей сделал мне предложение, а в этот день привел меня к своим друзьям, чтобы представить им свою невесту. Увидев Володю, я поняла, что увлечение — это одно, а любовь — совсем другое. Ситуация была ужасная! Конечно, я не сдалась сразу, я решила, что если постараюсь как следует, то смогу все расставить в своем сердце по местам. И действительно, на следующий день мне довольно легко удалось убедить себя, что это совсем и не любовь, а временное помрачение, вызванное помолвкой, знакомством с друзьями жениха и выпитым вином. Помогла мне и разница во внешности: Андрей был очень красивым, высоким, что называется, видным молодым человеком, он и сейчас красив, ну а Володя, ты же сама знаешь, невысок, худощав, лицо обыкновенное, только улыбка прекрасная, ну, и конечно же, обаяние. На несколько дней аутотренинг помог — я не думала, не вспоминала о нем, ну все, думаю, излечилась. За две недели до свадьбы мы поехали с Андреем в выходные дни на дачу одного из его друзей, туда же приехал и Володя. Вот когда мне стало плохо. Ничего не помогало, все мои благие намерения полетели псу под хвост. Все кругом веселятся: жарят шашлыки, пьют вино, поют песни под гитару, а я хожу как побитая. Ничем не могу заняться, все валится из рук, ничего меня не радует, Андрею сказала, что у меня голова болит, а сама боюсь даже взглядом с ним встретиться — стыдно. Два дня продолжалась эта пытка, а потом мы вернулись в Москву. Время было позднее, не до разговоров, Андрей проводил меня и уехал к себе, договорились встретиться с ним через два дня. На эти дни я в буквальном смысле затворилась дома, никуда не выходила, никого не видела, ни с кем не говорила, все думала, что же мне теперь делать. Выход представлялся один — все рассказать Андрею, иначе было бы просто непорядочно. Когда Андрей приехал, я все ему выложила, выпив предварительно лошадиную дозу валерьянки, чтобы не заплакать на первых же словах. Он слушал меня внимательно, сцепив руки и опустив глаза. Когда же я закончила словами: «Как видишь, наша свадьба состояться не может», он поднял на меня глаза и спросил: «А почему, собственно?» Я была так ошарашена его вопросом, что просто не знала, что тут можно сказать, и молчала, только смотрела на него во все глаза.

— То, что на тебя подействовало очарование Володьки, я понял сразу. Не ты первая, не ты последняя, такой уж он «чаровник». Он ведь для этого ничего не делает, все само собой получается, и я что-то не заметил, чтобы он обращал на тебя особенное внимание. Ты же не считаешь, что он разделяет твои чувства?

— Нет, не считаю.

— Значит, в нашем разговоре он не участвует, можно оставить его персону в покое. Главное — ты и я. Чувствуешь ли ты ко мне неприязнь, отвращение, разочаровалась ли ты во мне?

— Нет, этого ничего нет. Мне только очень стыдно перед тобой, я чувствую себя виноватой. Но в остальном, пожалуй, ничего не изменилось.

— Ну, стыд еще понятен, это естественная реакция. А вот насчет вины передо мной, это ты брось. Ты не Господь Бог, знать заранее ничего не могла и ни в чем не виновата ни передо мной, ни перед собой. Про себя я могу сказать, что я по-прежнему тебя люблю и по-прежнему хочу на тебе жениться. И без всякого зазрения совести я напоминаю тебе, что ты дала мне слово, и я настаиваю на его выполнении, так как убежден, что наш брак будет прочным и счастливым.

Наташа замолчала и погрузилась в какие-то свои мысли. Я понимала ее, но мне не терпелось услышать продолжение этой неожиданной истории. Поэтому я кашлянула, чтобы привлечь ее внимание, а когда она взглянула на меня, спросила ее:

— Ну и?..

Она улыбнулась:

— Что ж, он оказался прав, Женя, совершенно прав. Наш брак был и остается прочным и счастливым, и я ни разу ни на минуту не пожалела, что вышла замуж за Андрея. Он не только любящий, но и внимательный, заботливый муж, никогда ничем не обидел меня и не укорил. У нас двое детей — дочь и сын. Сына ты видела, он открыл тебе дверь, а дочь живет у своего мужа. Знаешь, первое время мне даже начало казаться, что мои чувства к Володе — это просто наваждение, романтический флер и жизнь быстро развеет их, но ничего не развеялось, ничего! Не знаю, поверишь ли ты мне, но оказалось, что можно любить двоих. Каковы мои чувства к Володе, нет нужды говорить, вряд ли они сильно отличаются от твоих. А к Андрею я всегда чувствовала уважение, привязанность, доверие, я восхищалась им и никогда ни в чем не предала.

— А Володе ты так и не призналась? Я понимаю, что он догадывался, он всегда все знал, не успеешь подумать, а он уже знает. Но сама ты ничего ему не говорила?

— Ты права, мне кажется, что он сам все понял с первого же мгновения. Долгое время у меня не было повода заговорить об этом с ним. А признаться вот так, ни с чего, мне казалось непристойным и глупым. Но однажды случилось несчастье, один из их друзей погиб, у них ведь работа связана с постоянным риском. И Андрей, и Володя очень переживали эту смерть, Володя прямо почернел весь. После смерти дочери и разрыва с женой он очень болезненно переносил потери, старался не заводить новых прочных знакомств и связей, но тем больше дорожил старыми. Не помню теперь уже отчетливо, почему возникла потребность сказать ему о своей любви, но, скорее всего, я хотела, чтобы он знал, что есть еще кто-то, кому он бесконечно дорог, кто думает о нем и переживает за него. Я хотела хоть немного поддержать его, облегчить его горе. Он мне сказал:

— Я знаю. Спасибо, что ты есть, — и поцеловал мне руку. Больше мы никогда не говорили на эту тему, хотя виделись довольно часто.

— Наташа, а я не могу познакомиться с друзьями Володи? Мне очень интересны люди, которых он знал и любил. Поверь, что это не праздное любопытство, а потребность души.

Наташа замялась, но потом решительно подняла на меня глаза и сказала мягким тоном:

— Боюсь, это невозможно, Женя. Их осталось всего двое, Володиных друзей, Андрей и Виктор, и, увы, они оба заочно к тебе не расположены.

— Но почему?!

— Умные люди имеют свой слабости, их слабостью был Володя. Они очень любили его, многое пережили вместе. Им кажется, что, не будь тебя, Володя прожил бы дольше.

— Так они что, обвиняют меня в смерти Володи?

— Нет, конечно же. Володя был очень болен, и все шло к неизбежному концу. Но им кажется, что из-за тебя конец наступил слишком быстро.

— А ты, Наташа, ты тоже так думаешь?

— Нет, я так не думаю. Точнее, я думаю не об этом. Не знаю, прожил бы он без тебя дольше, столько же или меньше — вряд ли это дано знать. Но то, что без тебя он не был бы счастлив в свои последние дни, я знаю совершенно точно, а для меня это куда важнее. Моя любовь, несмотря на всю ее силу, не смогла обогреть его сердце, а твоя смогла, потому что он сам любил тебя, в то время как ко мне относился только по-дружески. А ребята? Они не понимают этого, не могут да и не хотят. Андрей счастлив в личной жизни и просто не в состоянии понять эту сторону жизни своего друга, знаешь по поговорке: сытый голодного не разумеет. А у Виктора всегда было множество женщин, он легкомысленен и непостоянен в связях, не верит в любовь и не придает ей значения. Встречаются иногда эмоционально неполноценные люди, во всем остальном полноценны, а любить не могут, вместо любви у них секс. Вот и Виктор такой. Так что, как видишь, они оба не в состоянии принять любовь Володи к тебе. Ну и ревность, конечно, они же живые люди: по тридцать, сорок лет были вместе, сколько вместе пережито, а тут появляешься ты, и он весь твой. Как им спокойно переварить такое?

При последних словах Наташи у меня чуть не сорвалось с языка: а как тебе, тебе, так его любившей, переварить такое? Но, тут же поняв, насколько мелким и непорядочным будет сказать ей это, я устыдилась своих мыслей и, порывисто встав, обняла ее.

Потом мы с ней пили чай и говорили, говорили, словно впрок наговаривались. Конечно, средоточием наших разговоров был Володя. Я спросила о кладбище и попросила показать мне его могилу.

— Могилы нет, только урна, он так хотел. Я не присутствовала при кремации, поэтому не знаю, где урну захоронили, и тебе он просил этого не сообщать. Я думаю, что он был прав. Неужели какое-то место в длинном ряду таких же может напомнить о нем? Его место в нашем сердце, и никакие камни и земляные насыпи нам для памяти не нужны.

Я посмотрела на нее и, неожиданно даже для себя, вдруг проговорила:

— Оставьте мертвым погребать своих мертвецов. Ты права, Наташа, для нас он всегда будет живой, просто отсутствующий, и могила нам не нужна.

Она посмотрела на меня, улыбнулась и тоже процитировала:

Будет бабочкой легкой над мертвым конем Голубая кружиться душа.

Слова эти так точно отразили мое состояние, что я встрепенулась:

— О, что это? Чьи это стихи, это ведь стихи?

— Да, это стихи. Есть такой прекрасный поэт — Николай Панченко. Володя его очень любил, я прочитала последние строки из его стихотворения «Послание Хирона». Никогда не слышала о таком поэте?

— Нет! — с сожалением отозвалась я.

— Не огорчайся, я дам тебе его сборник.

Она вышла в соседнюю комнату и через минуту вернулась с толстой светло-серой книгой.

— На вот, держи. Прочитаешь и поставишь на место, это Володина книга, он мне дал ее 1 января, мы с Андреем и Витя с очередной пассией были у него на Новый год.

Я смотрела на нее непонимающе:

— Как и куда я ее поставлю?

Какое-то мгновение Наташа тоже смотрела на меня озадаченно, а потом легонько стукнула себя ладонью по лбу и рассмеялась как девочка:

— Очевидно, у меня начинается склероз. Я же совсем забыла тебе сказать. Ведь ты теперь Володина наследница! Он все, что у него было, оставил тебе: дом в Фирсановке, все, что находится в доме, счет в банке, но вряд ли большой, деньги копить он не умел. Все оформлено официально, через несколько дней нотариус введет тебя в наследство, я позвоню тебе и скажу, когда точно это будет. Или ты предпочитаешь, чтобы нотариус сам позвонил тебе?