Любви хрустальный колокольчик

Говорил он не приказным тоном, а вполне будничным, спокойным голосом, но ослушаться его было невозможно. Вздохнув, я принялась рассказывать свою историю второй раз за сегодняшний день.

Внимательно выслушав меня, они принялись задавать многочисленные вопросы. Сначала Андрея заинтересовало, что сообщили мне в милиции, когда в прошлом году они искали Павла. Но я знала мало, можно сказать, вообще ничего, чем весьма разочаровала мужчин. Но при чем тут я? Я не следователь, дело вела милиция, мне они ничего не сообщали, а я всего лишь бывшая жена, какой с меня спрос? Но ведь у мужчин своя логика, с ними не поспоришь. Потом Андрей перешел к более свежим событиям и стал интересоваться подробностями недавнего похищения: по какой дороге мы ехали, что миновали, сколько времени занял весь путь, сильно ли петляли, как выглядела дача, что было во дворе. Мне казалось, что и об этом я не смогу сообщить ничего существенного, но что-что, а спрашивать он умел. С помощью его вопросов я, к собственному удивлению, смогла все-таки выдать кое-какую информацию. Андрей задумался, но за меня тут же, без передышки принялся Виктор, этого почему-то очень интересовала женщина на даче: как выглядела, как была одета, как двигалась, как говорила. Я практически ничего не могла ответить, кроме нескольких фраз, произнесенных ею, и никакие наводящие вопросы тут уже помочь не могли. Виктор был неприятно удивлен отсутствием каких бы то ни было сведений об этой женщине и спросил меня с издевкой: уж не была ли та женщина в плаще и маске, раз я ничего о ней не запомнила? Кажется, он решил, что я что-то знаю, но намеренно утаиваю. Это задело меня, и я в запале нечаянно проговорилась о том почти невменяемом состоянии, в котором была на даче. Поэтому у всех троих на лицах выразилось удивление, смешанное с недоверием, и я поняла, что раз уж затронула эту тему, то только максимальная откровенность с моей стороны может спасти положение. И я описала все так подробно, как только смогла, задушив в себе ощущение неловкости. Наташа женским чутьем поняла, насколько мне трудно сейчас, когда я буквально выворачиваю душу наизнанку, присела на подлокотник моего кресла и обняла меня. От ее нежного, дружеского участия мне стало немного легче. Виктор все никак не мог успокоиться и стал выспрашивать у меня, какой голос и интонации были у этой женщины, когда она говорила со мной по телефону. А я недоумевала, почему он с такой настойчивостью интересуется женщиной, явно не имеющей ко всей этой истории никакого отношения, ведь она звонила мне, потому что ее об этом попросил Павел, вот и все. Но потом я вспомнила, что Наташа рассказывала о Викторе как о большом любителе женщин, и подивилась тому, насколько он неутомим в поисках удовольствий, что даже в такой момент уделяет столько внимания незнакомой мадам. Мужчины же тем временем перебросились несколькими непонятными фразами и решили выйти из комнаты, но Наташа остановила их:

— Вы можете поговорить здесь, мне все равно нужно идти на кухню обед готовить, я и так с ним подзадержалась. Ты не поможешь мне, Женя?

Я с радостью последовала за ней, ибо мне срочно требовалась смена впечатлений, мужчины, и в особенности Виктор, действовали мне на нервы, а готовка — занятие привычное и успокаивающее. Наташа принялась стряпать, а я ей помогала. Суп у нее уже был — грибная лапша, теперь же она резала мясо на тоненькие полоски, а я терла сыр и чеснок. Сложив все это в чугунок, она отправила его в духовку и стала шинковать свежую капусту и сладкий перец на салат, а я вызвалась порезать лук — очень удобный способ поплакать немножко, но в этот раз лук на меня не подействовал, странно, обычно я от него плачу. Вот дожила, даже лук от меня отступился! Потом мы с Наташей быстренько почистили картошку, и в конечном итоге у нас обед поспел раньше, чем смогли договориться между собой мужчины. Когда Наташа позвала их за стол, оба выглядели мрачными и недовольными. Посмотрев на их смурные лица, Наташа молча достала из холодильника бутылку «Кремлевской» водки. Андрей сначала покосился на бутылку недовольно и даже махнул рукой — убери, мол! Но в последнее мгновение передумал, и Наташа протянула ему стопку. Она собралась было налить и Виктору, но он не позволил: «Я за рулем!» Андрей при этих словах так на него посмотрел, что было ясно — дело вовсе не в водке или машине, а в каких-то их скрытых разногласиях. Наташа тем временем принесла из комнаты начатую нами бутылку арманьяка. Обед прошел в полном молчании, лишь когда все пили кофе, а я чай, Наташа спросила, косясь обеспокоенно на Виктора, но обращаясь к мужу:

— Хотелось бы надеяться, что вы не собираетесь действовать сами? Вы, конечно же, люди опытные, просто асы, что и говорить, но все-таки вам обоим далеко не двадцать пять, и даже не сорок, уже как-то не солидно самим бегать и прыгать. Пожалуйста, помните об этом.

Андрей хотел возразить, но передумал и только молча показал рукой на Виктора. Наташа, видимо, хорошо поняла, что хотел сказать муж, потому что неодобрительно покачала головой и вздохнула. Тот только поднял плечи, но ничего не сказал. Я во всем этом ровным счетом ничего не поняла: при чем тут какой-то бег да еще прыжки и что собирается сделать Виктор? Я не только подумала об этом, но и задала вопрос вслух. Ответом мне было гробовое молчание, и при этом все смотрели в разные стороны, ну просто очень интересно! Наконец Андрей нарушил затянувшееся молчание:

— Ты ведь собиралась ехать в Фирсановку, Женя? Сейчас Виктор отвезет тебя туда на машине, а когда тебе надо будет возвращаться, ты позвони заранее, и кто-нибудь за тобой приедет, только обещай, что позвонишь обязательно!

Я согласилась, предложение было действительно разумным. Вскоре стали прощаться, мы обнялись с Наташей, и я первой вышла из квартиры. Виктор последовал за мной, в лифте мы молчали, но он все косился на меня, неодобрительно, как мне показалось. «Жигули» Виктора были темно-синие, изрядно потрепанные, а кое-где даже битые. Почему-то мне казалось, что у него должен быть «мерседес», не иначе, и я слегка удивилась, что он ездит на машине такого непрезентабельного вида, но вслух, естественно, ничего не сказала. С места тронулись плавно, это мне понравилось, не переношу, когда резко трогают; насколько хватало моих скромных познаний, он был хорошим водителем. Мы тут же влились в общий поток машин, и внимание мое рассеялось. Я стала думать, чем займусь в Фирсановке, и совсем было увлеклась этими мыслями, но насмешливый голос Виктора быстро вернул меня к действительности:

— Интересно узнать, сколько же вы были знакомы? Если это не секрет.

Я сразу поняла, что он спрашивает о моих отношениях с Володей и просто старается поддеть меня, тем не менее ответила: полтора месяца. Он протяжно свистнул и покачал головой:

— Однако быстро же ты дело сделала!

Я поморщилась от его откровенно враждебной реплики, но ответила спокойно:

— Я знаю, Виктор, как ты ко мне относишься, но изменить прошлое ты не в силах. Наша встреча с Володей уже была, как и наша любовь. А что касается сегодняшнего дня, то, что бы ты там ни думал, я не искала помощи ни твоей, ни Андрея. Когда я шла к Наташе, то просто собиралась поговорить с человеком, который пришелся мне по сердцу, с которым можно не бояться быть откровенной. Она сама позвонила вам, без моего ведома, поскольку я бы на это никогда не согласилась. И насколько я понимаю, ты сам вызвался меня подвезти, не так ли? Я благодарна тебе за это, но буду еще более благодарна, если ты оставишь все свои комментарии при себе.

Тут он бросил руль и, повернувшись всем корпусом ко мне, отдал честь:

— Есть, товарищ командир! Какие будут еще указания?

Я испугалась, но, оказывается, мы встали на светофоре и никакой опасности врезаться не было, я вздохнула облегченно и промолчала, решив больше не препираться с ним. Но он-то как раз думал иначе и вскоре снова заговорил:

— Что, Женя, правда глаза колет?

Голос у него был обманчиво мягким, но смотрел он недобро, да и усмехался тоже. Уж не для того ли он вызвался отвезти меня, чтобы иметь возможность без свидетелей шпынять в свое удовольствие? Повезло, однако! Впрочем, я и вообще везунчик тот еще.

— Да, Витя, твоя правда колет. Ведь у каждого человека она своя. Одно дело — правда человека беспристрастного, и совсем другое — правда человека, заранее враждебно настроенного, как, например, ты. Но если ты думаешь, что меня задевает твое плохое отношение, то ошибаешься. Твое мнение — это твои проблемы, и мне нет до них никакого дела. Ты волен думать обо мне все, что угодно, но вот зачем меня посвящать в свои мысли, непонятно. Мыслей у меня и своих невпроворот.

То ли он не нашелся с ответом, то ли ему, наконец, надоело со мной разговаривать, но только до самого дома он молчал. Я-то думала, что он сразу уедет, как только высадит меня, но он закрыл машину и последовал за мной в дом. Меня это неприятно удивило, но я промолчала. Виктор, не раздеваясь, прошел в гостиную, постоял там, оглядываясь по сторонам, потом спросил:

— Я вижу, ты ничего здесь не меняла. Почему?

— Нет, конечно, зачем? Ведь это Володин дом.

— Но его больше нет, дом он оставил тебе, теперь ты здесь хозяйка и вольна все делать по собственному усмотрению.

— Вот я и делаю. Мне приятно оставить все так, как было при нем, словно он только вышел прогуляться, сейчас вернется, и мы сядем пить чай с его знаменитым вареньем из китайки.

— Чай — это хорошо, это прекрасно, а с вареньем — еще лучше! Давай в самом деле попьем чайку.

Нет! Он просто невозможный человек, ну как можно с таким разговаривать? Я пожала плечами и отправилась ставить чайник. Подумав немного, со вздохом достала баночку. Варенья осталось совсем немного, и я его берегла. Больше к чаю подать было нечего, даже хлеба не было, по дороге мы в магазин не заходили, а я перед отъездом в Москву последний хлеб раскрошила птицам, чтоб не плесневел здесь. Собирая на стол, я совершенно машинально извинилась за его скудость и тут же об этом пожалела.

— Я и не ожидал, что ты хорошая хозяйка, но ничего, я тебя прощаю.

Я уже открыла рот, чтобы отчитать этого нахала как следует, но вдруг передумала. И что он все ко мне цепляется, словно нарочно провоцирует на скандал, может быть, таким путем он хочет лишний раз убедить себя, какая я плохая и злобная? Насколько смогла, я приветливо ему улыбнулась:

— Что же делать? Какая есть. Но все равно я рада, что ты меня прощаешь, как-то сразу легче на душе стало. Пей пока чай с вареньем, Володя его сам варил, а уж поешь дома.

— Ты что, уже выгоняешь меня?

— Нет, ну что ты! Как можно! Конечно, посиди еще, мне нравится, когда ты говоришь гадости, это так приятно.

Чуть не подавившись чаем, Виктор отодвинул недопитую чашку от себя, резко встал и подошел ко мне совсем близко:

— Послушай меня внимательно, язвочка моя распрекрасная! Все эти твои бабские штучки на меня не действуют, я не Володька, светлая ему память! И заруби себе на носу, что, если бы не он, я никогда в жизни не только бы не стал помогать тебе, но даже и смотреть-то в твою сторону.