Лючия, Лючия

– Когда я начинаю шить, все просто валится у меня из рук, к тому же, я дальтоник. Все еще хочешь, чтобы я работала с вами?

Максин идет в кабинет Делмарра и кладет чек на его рабочий стол.

– Тебе не обязательно шить. Не надо! Ты могла бы считать деньги, – говорит ей Делмарр и наливает себе уже третью чашку кофе за это утро. – И когда мы пустим по ветру этот отдел, ты уйдешь отсюда вместе со мной, Макс. Мне понадобятся толковые работники, когда я открою собственное дело.

– По рукам, – смеется Максин.

– Мне приятно слышать, что я не единственная на свете девушка, которая любит работать, – подмигиваю я ей.

– О, я работаю не потому, что люблю работать, – говорит Максин. – Мне приходится. Если в шесть утра люди втискиваются в М-10, следующий в центр города, то они это делают вовсе не потому, что у них есть мечта. Видела бы ты, какие у них хмурые лица.

Максин уходит, чтобы разнести остальные чеки.

* * *

Рут, Виолетта, Элен и я обычно приносим еду с собой из дома. Если погода хорошая, то мы идем к открытой галерее Нью-Йоркской публичной библиотеки на углу Сорок второй и Пятой, или в Мэдисон-сквер на Двадцать третьей улице. Но сегодня день зарплаты, поэтому за ланчем мы встречаемся в кафе «Чарльстон-гарден» на шестом этаже «Б. Олтман». Обычно мы берем по куску пирога и кофе. Для сотрудников здесь есть скидки. Кафе оформлено в южном стиле, от пола до потолка украшено фресками, на которых изображены зеленые холмы Джорджии с редкими деревьями магнолии в цвету.

Нас четверо подруг. У нас, можно сказать, свой клуб, потому что все мы родились в 1925 году. И зовемся мы «Флэпперс» [19] . Мы познакомились семь лет назад в школе секретарей имени Кэти Гиббс. Каждая нью-йоркская выпускница школы, которая хочет получить профессию и написать что-то более-менее пристойное в своем резюме, идет туда учиться. Заботами моей бабушки я хорошо научилась шить и этим могла зарабатывать себе на жизнь, но я ничего не смыслила в делах. В школе секретарей у нас было несколько предметов, включая работу на печатной машинке, ведение бухгалтерской отчетности и стенографию, которые помогли мне устроиться на работу в «Б, Олтман», потому что сюда предпочитают нанимать девушек с образованием. Я начала работать здесь самая первая; потом замолвила словечко за Рут, которая порекомендовала Элен; та в свою очередь устроила Виолетту.

19

От англ. flapper – молодая женщина (обычно ветреная, взбалмошная, без особых моральных устоев).

– Трудно было? – спрашивает Элен. Ей не терпится побыстрее узнать все подробности свадьбы Роберто и Розмари.

– Ужасно. Бедная мама. Она все никак не может смириться, ведет себя так, словно наш дом – место боевых действий.

– Невероятно! Миссис Сартори так гордилась своей семьей, – качает головой Рут.

– Уже не гордится, – вздыхаю я. – Но я бы очень хотела, чтобы родители совладали со своими чувствами и были приветливее с девушкой. Что было, то было, – накалываю я на вилку кусочек салата-латука.

– Лучше уж покончить с собой, чем выходить замуж в таких обстоятельствах, – серьезно говорит Виолетта. – Я из католической семьи, и единственная наша родственница, которой пришлось выйти замуж, – это моя третья кузина Бернадетта. В наказание она сидела взаперти в цокольном этаже. И только после рождения ребенка ей позволили выходить во двор, да и то в четко установленное время.

– Как жестоко. – Рут ест черный хлеб вместо пирогов, о которых ей придется забыть до последней примерки свадебного платья. Бедняжка. – Если бы она спросила меня, я бы ей сказала, что никто не имеет права заставлять ее рожать ребенка, если она не замужем. Ей надо было поговорить с врачом и сделать операцию.

– Моя мама просто пристрелила бы меня, – возражает Виолетта. – Разве это не унизительно для твоих родителей? – спрашивает она меня.

– Несомненно. А что поделаешь? Скоро родится ребенок. Так уж задумано матушкой-природой, – говорю я.

– Она тебе нравится? – интересуется Виолетта.

– Она такая молоденькая.

– Все они молоденькие, – затягиваясь сигаретой, заявляет Элен. – У Сартори два несчастья кряду. Сначала их единственная дочь отказалась выходить замуж за сына лучшего в городе пекаря, а потом старший сын привел домой беременную невесту. Что же дальше?

– Если спросишь маму, она ответит – конец света. Она уверена, что она плохая мать. Никто из ее детей не поступает так, как она хочет. И я чувствую себя виноватой, потому что, расстроив помолвку, именно я положила начало череде несчастий.

– Поверь мне, – утешает Рут, – твой отказ совсем не то, что беременность Розмари. Ты как думаешь, Виолетта?

Виолетта краснеет и молчит.

– Твоя мама считает, что Данте – отличная партия, – говорит мне Элен. – Он пекарь, поэтому у вас всегда будет достаток. Он занят в семейном деле, как и твои братья, в этом ваши семьи похожи. Но главное – он итальянец. Если бы мы и захотели, то вряд ли нам удалось придумать что-то более тебе подходящее. Мне продолжать?

Элен любит все расписывать, а еще ей нравится говорить правду. Сейчас она преуспела в обоих делах.

– Данте, несомненно, хорошая партия, но Лючия встретит лучшего, особенного парня, – защищает меня Рут.

– Это сложнее, чем… – начинаю я, но замолкаю.

Здравый смысл подсказывает мне попытаться все исправить и выйти замуж за Данте, потому что он обходителен со мной и обеспечен. Но это совсем не то, на что я рассчитываю. Мне хочется стать второй Эдит Хед [20] , которая шьет костюмы для кино, или Клер Маккарделл, конструирующей спортивную одежду для широкого потребления. Но моим подругам и так известны все мои планы. Хотя сами они, как и моя мама, и мысли не допускают, что можно совершенствоваться в своей профессии.

20

Обладательница восьми «Оскаров» за костюмы.

– Не могу поверить, что ты вернула кольцо, – вздыхает Виолетта. – Камень на нем был самым ослепительным и самым чистым из всех, что я прежде видела. Идеальный бриллиант, как искрящаяся льдинка.

– Меня не волнуют драгоценности, – говорю я, разглядывая свою руку, где еще вчера красовался бриллиант. Сейчас моя кисть кажется детской, особенно с этим колечком с гранатом – моим счастливым камнем.

– Должны бы волновать, – с осуждением говорит Рут. – Когда мужчина покупает тебе бриллианты, то он вкладывает в тебя деньги. Что с того, что у мужчин много денег, они ведь понятия не имеют, что с ними делать. Они не умеют выбирать. Единственный для них способ выбрать действительно стоящую вещь – это спросить женщину. Эти мужчины, они понятия не имеют, как сделать жизнь красивой. Им не приходит в голову украшать дом, готовить вкусную пищу, заботиться о своей внешности. Допустим, они любят машины. Но на что им еще тратить деньги? Поэтому что может быть лучше для нормального мужчины, чем жена, которая любит дорогие украшения?

– Если бы только мужчины всегда выполняли наши просьбы. Так трудно найти приличного парня, – сетует Виолетта и запихивает носовой платок в рукав своего темно-серого жакета. Потом, словно удивляясь чему-то, приподнимает брови: – Если бы мне однажды повстречался порядочный человек, и мы полюбили друг друга, я бы ни за что с ним не рассталась. Я бы попыталась видеть в нем только хорошее. Только вот моя мама уверена, что все хорошие парни погибли во время Второй мировой войны.

– Меня это даже как-то успокаивает, – кладу я сахар в свой чай со льдом.

– Не хочу поучать тебя, Лючия. Но по-моему, ты сделала большую глупость, – говорит Виолетта. – Данте Де Мартино – само совершенство. Думаю, ты еще будешь сожалеть, что рассталась с ним.

– Ради бога, Виолетта. Не буду. Когда мы обсуждали предстоящую свадьбу, мне казалось, словно кто-то невидимый взял меня за шею и начал душить.

– Это не человек-невидимка. Это была его мать, – отпивает Элен свой кофе. – После помолвки каждая девушка чувствует себя не такой свободной, как прежде. И у меня было такое же чувство. От многого приходится отказываться. Слава богу, муж разрешает мне работать, иначе я с ума сошла бы от безделья. Уборка квартиры у меня занимает всего полчаса, а чем заниматься в остальное время?