Люцифер. Путь Падшего

Уф. Никогда раньше не задумывался о создании краткой инструкции для Всадников Апокалипсиса, но, видать, настало это время.

— Эй ты! — крикнул Война китайцу, — Не делай так.

Я мысленно шлепнул себя по лицу.

Какое же убожество!

— Сиво? — не понял Чунь Хе.

— Обидишь мелких, и я тебе ноги вырву и в жопу засуну. Понял?

— Не понимать твоя. Глюпый китаитса, — замотал башкой узгоглазый.

— Напугать, да? — задумчиво посмотрел на меня начинающий Война.

А потом он ушел в Тень.

Пространство между ним и китайцем сжалось в небольшой тугой комок. Майку хватило одного короткого шага, чтобы оказаться рядом с Чунт Хе.

Шага длиной метров в двадцать.

Война вдруг возник за спиной тощего узкоглазого, его ровесника. Но какие же они были разные! Тощий, сгорбившийся иммигрант, со впалым животом и торчащими через драную засаленную рубашку ребрами, прячущийся за спины не то сестренок не то племянниц.

И широкоплечий, почти двухметровый Война, пышущий силой и здоровьем. В правой руке он сжимал мою «Немизиду», а из его плеч и предплечий торчали трехсантиметровые шипы, сформированные из некроброни, пронзившие кожу и недавно купленную джинсовую куртку.

В общем-то, выглядит довольно стильно и грозно.

— Убью, макака желтожопая! — проревел Майк, демонстрируя свой внушительный кулак перепуганному китайцу.

Из костяшек которого (кулака, а неЧунь Хе) тоже торчали шипы, только чуть длиннее, напоминая когти зверя.

Ого! А у парня явный талант к разрушению — я даже невольно им залюбовался.

— Мастер? — Голод сделал шаг вперед, но я его остановил.

Любопытно же!

Китаец явно испугался, как сделал бы любой здравомыслящий человек на его месте. Война же схватил его за подбородок и вынудил смотреть себе в глаза, для чего мелкому желтолицему пришлось встать на цыпочки, настолько велика оказалась разница в росте между ними.

— Слушай меня внимательно, — в голосе Майка зазвучал металл.

В самом прямом смысле: каждое его слово словно сопровождалось звоном сталкивающихся клинков и звуками щелкающих по броне пуль — парнишке таки удалось настроиться на нужную волну! Я обошел его и встал за спиною китайца, чтобы убедиться: в глазах бывшего спортсмена полыхало пламя войны и ярости.

Красота!

— Слушай меня внимательно. Эти девочки — самое дорогое, что у тебя есть. И ты будешь заботиться о них и оберегать даже ценой своей жизни. Понял?

Мда, это, конечно, не Приказ Вечного Всадника, но эффект внушения был достаточно сильным, чтобы я его мог ощутить даже со слабой человеческой чувствительностью к подобным вещам — у смертных отсутствует несколько органов восприятия, которых мне постоянно не хватало.

— Моя не понимать твоя. Глюпый китаитса! — Чунь Хе задергался, затрепыхался и…

…отчаянно рванувшись, оставил в пальцах Майка кусок рубахи. Ловко приземлившись на ноги, перепуганный китаец задал стрекача, бросившись наутек и даже позабыв о своих сестрах, или кем ему эти девочки приходились…

Ну пиздец. Типичный вавилонский сценарий*.

И что с ними делать?

— И чего с ними теперь делать? — словно озвучил мои мысли Война.

— Сам заварил кашу — сам и расхлебывай, — пожал я плечами.

Не хватало еще вам слюни подбирать и задницы вытирать каждый раз, когда вы обосретесь. Я вообще тут кто: безжалостный инфернальный Дьявол, или заботливая мамочка-наседка?

Впрочем…

Я закрыл глаза, и «огляделся». Перепуганная душонка беглого китаезы обнаружилась неподалеку. Похоже, он просто спрятался, и теперь выжидал, когда мы уйдем.

Вы не подумайте, что я какой-нибудь там расист или что-то вроде этого. Мне плевать, черные, белые или желтые — я всех смертных презираю совершенно одинаково. Тем более, что уж мне-то прекрасно известен изначальный замысел, и почему разные народности людей получились именно такими, со всеми их отличиями и особенностями. Да и весят души совершенно одинаково, что у китайцев, что у гордых кельтов или ариев.

— Поехали в церковь, — повернулся я к индусу.

— А дети?

— Никуда не денутся, Чунь Хе за нами наблюдает во-о-он оттуда.

Вряд ли он мне поверил. Впрочем, оно и не важно. Главное, что мы снова вернулись в машину.

— Есть какие-то предпочтения? Может, русский православный храм*? Тут как раз недалеко…

Я скривился:

— Нет уж, на сегодня с меня хватит русского. Что еще есть поблизости?

— Церковь святого Причастия? Я не особо разбираюсь во всех этих штуках, но ее показывает навигатор, как ближайшую.

— Сойдет, вези нас туда…

Церквушка оказалась довольно приличной, хоть и без особых архитектурных излишеств: главное здание на тысячу-полторы человек, да пристроенная рядом часовня с неизменным источником моей головной боли — колоколом. Главный фасад выглядел вполне современно, и если бы не неуместные колонны, торчащие слева и справа от входа, церковь можно было бы принять за обычную небольшую школу. Хотя статуи святых, скрывающихся в нишах боковых фасадов слева и справа от высоченных витражных окон, выглядели весьма грозно.

— Что с вами, Мастер?

Похоже, на моем лице отобразилась вся гамма неприятных эмоций, которые вызывал у меня один лишь вид священного строения. Зубы разнылись, из глаз непроизвольно покатились слезы, а кончики пальцев начало неприятно покалывать.

— Все в порядке… А-а-апчхи!

Ну вот, аллергия, как и следовало ожидать. А это значит, что зданию никак не меньше сотни лет*, и все это время оно использовалось по назначению, причем, весьма интенсивно — верующие намолили вполне ощутимую ауру, которая…

— А-а-апчхи!

Собственно, вот.

— Держи, — я протянул нашему водителю честно заслуженные 150 баксов, — Еще сотню получишь, если дождешься нас и отвезешь назад.

— А сколько за душу дашь? — деловито поинтересовался индус.

— Чего-о-о?

— Я видел, как ты покупал души у тех бродяг. У меня тоже есть душа.

Точно, в индуизме ведь активно продвигается тема бессмертной внутренней энергии, составляющей главное «Я» человека. К слову, за свои 43 года Масуд успел сколотить довольно неплохой капитал — его душу можно было оценить хоть и в небольшие 5 единиц, но зато светлой энергии. И это при его-то характере! Невероятно.

— Сотню, — предложил я.

И мысленно приготовился накинуть еще половину от этой суммы — там, внутри, у меня каждая крупица энергии будет на счету.

— Двести? — неуверенно предложил индус.

— Сто пятьдесят.

— По рукам! — тут же согласился он.

Видать, боялся, что я попробую снова провернуть вариант с ассиметричными ставками.

— И не боишься?

— Чего? — не понял тот.

— Отдать Дьяволу свою душу, обрекая ее на вечные мучения.

— Ай, — беззаботно махнул тот рукой, — Оставь это все глупым христианам. У моей души осталось еще три перерождения. Так что недолго тебе ей владеть, Искуситель.