Люди «А». Второе издание

Были и другие ночные возвращения, уже с операций. Уставший, довольный, он обнимал жену, что-то рассказывал. И она радовалась. Но всегда знала: однажды она откроет дверь и там будут люди в форме. Которые скажут ей то, что сказали сейчас.

Она сорвалась всего однажды. Это произошло после Будённовска, где мы, сотрудники «Альфы», были брошены на штурм больницы, её главного корпуса, в котором басаевцы удерживали две тысячи заложников.

Жёнам тогда позвонили и сказали, что «Альфа», дескать, на учениях. Но по телевизору начали целыми днями «крутить» кадры из Будённовска. Вся страна, не отрываясь от экранов телевизора, жила только этим, ожидая развязки. И всем было понятно, кто там, на огневых рубежах.

Как только муж вернулся домой, Наталья Михайловна в отчаянии сказала:

– Или я, или работа. Выбирай!

Савельев тут же скомандовал:

– Пошли со мной.

Он привёз жену в госпиталь, где лежали молодые офицеры, покалеченные под огнём чеченских террористов в Будённовске. Рядом сидели их родители. Савельев подходил к каждому и просил прощения. За то, что не уберёг их сына. За то, что недоучил, раз пуля всё же достала.

– Это полностью моя вина, простите меня, – говорил Анатолий Николаевич.

Они вышли из больницы.

– Прости, – сказала тогда жена Савельева. Она никогда больше не ставила мужа перед выбором: долг или семья.

Теперь пришла пора ей исполнять свой долг. До конца.

Утром того же дня младшая дочь полковника, студентка МГУ, должна была идти на сессию. С матерью вдвоём они молча сидели на кухне. И тут дочь сказала:

– Мама, мне пора собираться на экзамен.

Наталья Михайловна тогда вспылила:

– Какой экзамен?! Ты имеешь полное право никуда сегодня не ходить! Я позвоню в университет, ты сдашь его потом.

Но дочка ответила:

– Нет. Папа не одобрил бы такую халяву.

Экзамен она сдала на отлично.

1997, декабрь. Москва

Хоронили Анатолия Николаевича 22 декабря.

К ДК на Лубянке, где проходило прощание, выстроилась огромная очередь, огибавшая главное здание ФСБ. Люди всё шли и шли. Шли, чтобы выразить уважение полковнику Савельеву и Группе «А» в целом. Шли, выражая молчаливый протест против разгула преступности и терроризма.

На Анатолии Николаевиче был парадный мундир. Его сшили за ночь. Оказалось, у полковника парадного мундира не было.

Среди венков и букетов лежал один с жёлто-голубыми лентами. На нём было написано: «Анатолий, я буду вечно благодарен Вам за жизнь». Его положил на могилу торговый представитель посольства Швеции Ян-Улоф Нюстрём, чью жизнь Савельев спас ценой своей.

За операцию у шведского посольства полковник Савельев был удостоен звания Героя России. Посмертно.

* * *

Анатолий Николаевич шёл на опаснейшие операции, не думая о своей безопасности. Даже тогда, когда к прочим факторам риска прибавилось его собственное сердце.

Потом я много раз вспоминал наш первый разговор. Савельев знал, что с давлением у меня не всё в порядке, и мог запросто исключить меня из подразделения. Даже должен был исключить. Но не стал. Не потому ли, что сам скрывал подобный грешок? Он никогда не жаловался на здоровье, но Наталья Михайловна рассказала, что после его смерти нашла в карманах его одежды нитроглицерин. И вспомнила, что Анатолий Николаевич с трудом прошёл последнюю диспансеризацию: врач не хотел подписывать документы – кардиограмма была очень тревожной. Но он настоял, продавил авторитетом.

Впоследствии в его сейфе нашли стихи, переписанные от руки. Все они – об усталости, о желании уйти из мирской, земной жизни.

Я их не помню, те его стихи. А вспоминаю всё того же Давыдова: полковник Савельев умер «средь мечей» – умер, уже победив, уже сделав дело, уже спасши чужую жизнь.

Я знаю: он хотел уйти из жизни именно так.

Денис Давыдов Я ЛЮБЛЮ КРОВАВЫЙ БОЙ

Я люблю кровавый бой,Я рождён для службы царской!Сабля, водка, конь гусарской,С вами век мне золотой!За тебя на чёрта рад,Наша матушка Россия!Пусть французишки гнилыеК нам пожалуют назад!Станем, братцы, вечно житьВкруг огней, под шалашами,Днём – рубиться молодцами,Вечерком – горелку пить!О, как страшно смерть встречатьНа постеле господином,Ждать конца под балдахиномИ всечасно умирать!То ли дело средь мечей!Там о славе лишь мечтаешь,Смерти в когти попадаешь,И не думая о ней!Я люблю кровавый бой,Я рождён для службы царской!Сабля, водка, конь гусарской,С вами век мне золотой!

Алексей Филатов НАШ КОМАНДИР

Посвящается Анатолию Николаевичу Савельеву – командиру и боевому товарищу

Он был лучше и собранней многих из нас,Он был твёрдым внутри и снаружи не вата,И в бою нас от пули спасая не раз,Улыбаясь, журил: «Аккуратней, ребята!»Он был старше, чем мы, и во многом мудрей,Но в атаках за ним мы едва успевали.Говорил нам: «За мною, ребята, смелей»,Когда в первом бою наши нервы сдавали.Он словами впустую играть не любил,Но когда говорил – было точно и верно.И заслуг боевых не считал, не дробил,И не гнался за званьем, за ростом карьерным.Нас учил он своих не бросать, не сдавать,Оставаясь для всех молчаливым примером,Не задумавшись, жизнь за людей отдавать,А иначе зачем тебе быть офицером?Наша дружба в бою закалилась огнём,И мы помним те годы для нас дорогие.Соберёмся все вместе и скажем о нём:Жизнь свою он отдал, чтобы жили другие.Как и прежде, по небу бегут облака,Как и прежде, заря новый день зажигает,Твой приказ, командир, слышен издалека,Мы на службе, как встарь, но тебя не хватает.

Сергеев

Фото из архива автора

1993, ночь с 3 на 4 октября, 3:15. Москва, Кремль, третий этаж первого корпуса, зал заседаний

За овальным столом никто не сидел.

Вдоль стен стояли стулья, на них расположились командиры силовых структур – около тридцати человек. Все молчали. Говорить было не о чём.

Раздался звук шагов. Барсуков и Коржаков [12] шли в ельцинскую приёмную. Барсуков чуть отстал, на ходу бросил Герасимову [13] :

12

Михаил Иванович Барсуков – в 1993 году комендант Кремля, начальник Главного управления охраны (ГУО) Российской Федерации. Александр Васильевич Коржаков – на тот момент начальник охраны Ельцина и первый зам Барсукова.

13

Дмитрий Михайлович Герасимов – генерал-лейтенант ФСБ, в 1992–1994 годах командовал подразделением специального назначения «Вымпел» (разведывательно-диверсионный спецназ).

– Дмитрий Михайлович, президенту доложите вы.

Никто не пошевелился. Ждали Ельцина.

Наконец он появился на пороге. Огромный, страшный, с серым лицом.

Президент Российской Федерации боялся.

Ему было чего бояться. Решалась его судьба. Снова, как в 1991-м. И снова – в Белом доме. Только тогда защитники Белого дома были за него, а теперь – против.

Он обвёл взглядом зал. В нём сидели люди, отказавшиеся выполнять приказ. Его личный приказ, его решение – взять Белый дом штурмом.

Главным тут было слово «штурм».

Обычно мы получаем такую команду при проведении операции по освобождению заложников. Главная цель которой – сохранение жизни гражданских. Наша цель – не убивать, а обезвредить злодеев. Желательно – руками, в рукопашном бою. Такая задача ставилась до сих пор перед «альфовцами». Частенько на штурм сотрудники шли с пустыми магазинами, чтобы в перестрелке случайно не поранить заложника и не повредить захваченный самолёт.

Но Ельцин вкладывал в это слово совершенно иной смысл. Армейский.