Люди божьи собаки
Шрифт:
— А вчера, — машинально ответила Татьянка. — Садись посиди.
— Спасибо, — поблагодарила почтальонка, не понимая, что происходит. И по инерции продолжала разговор: — Я вам с Лёдей пенсю принесла. А кто ж теперь распишется?
— Давай я, — приободрилась Татьянка. Но почтальонка возразила, что ее подпись теперь недействительна, вежливо извинилась, попятилась и притворила за собой дверь. Под окнами растерянно прошлепали
Татьянка представила, что сейчас начнется на селе — еще бы, покойник заговорил. Перевернулась, спустила осторожно одну ногу в вязаном носке, нащупала ею низкую скамеечку, потом опустила другую ногу, выбралась наружу и пошла в хлевы искать Лёдика.
Тот и правда спал на сеновале, с трудом дозвалась. В лазе над лестницей показалась его взлохмаченная голова в сенной трухе.
— О, воскреснула. Ну, жарь яичницу.
— Вынеси гроб. Здыхля эта, почтальонка, приходила, а я там разлеглася, как царица. Сейчас село прощаться пойдет.
Лёдик плюнул с досады, слез с сеновала и пошел прятать домовину. Пристроил ее за дровами, а она из-за поленницы выглядывает. Прикрыл корытом — все равно торчит. Отнес за дом — там соседские окна в упор смотрят. Носился с ней по усадьбе, как кот с мышью, чесал в затылке, потом психанул, взял топор и за минуту покрошил домовину на мелкие щепки. Сложил их горкой и сверху дровами закидал. Вошел в дом.
— Что ты там громил?
— Все, мать, придется тебе долго жить. Расхвостал я этот ящик. Куды ни поставь, везде мешает.
— Заругает дядька.
— Может, помиримся. Свояки же. Ну, пойду за ворота, а то народ уже и на велосипедах ко двору подъезжает. Сейчас почтальонку дураковатой выставлю. Как же по-другому? Кто-то из вас двоих — того… Тю-тю на Воркутю.
Ждали Троицу. Мать накануне украсила дом молодыми ветками березы. На полу настелила аира. Утром должны были прийти ее дети. Они всегда собирались на Пасху и Троицу.
…Гостей назавтра встречал Лёдик. С утра он сидел за столом, нарезал тонкими кружочками лук в миску, вылущивал из кружочков прозрачные дольки и перемешивал с солью. Дверь в светлую часть дома была прикрыта.
Когда прошумел автобус из города и в дом вошел Алексей, Лёдик встал из-за стола и подал ему, вытерев о штанину, пропахшую луком руку. Мышка приехал тоже, но первым делом побежал отметиться за сарай. Когда вошел, Лёдик утруждать
себя не стал, подал руку сидя. Вскоре пришла и Катька. Гости были рады, что они дома, сели, как после долгой дороги, — Алексей на табурет за столом, рядом с Лёдиком, стал помогать ему вылущивать дольки из луковиц. Катька опустилась на притороченные к печи полати, нашла в боковой печурке холщовый мешочек с семечками тыквы — гарбузиками, и лузгала, выбрасывая шелуху из кулака в помойное ведро у двери. Угостила братьев. Один Мышка, важно прохаживаясь по передней половине избы, где они собрались, от семечек отказался. Его мучил вопрос, оставит ли им американский отец хоть какое-то наследство. Над Мышкой подтрунивали: «Оставит тебе макухи, там ее много». Ждали, когда проснется мать.Потом Катька отмахнулась от Лёдика, постоянно предупреждавшего, чтоб не галдели, — что-то ее затревожило. Открыла фанерную дверь во вторую половину дома. Изменившись в лице, молча вглядывалась в ту комнату, и все подошли к ней. Они стояли и боялись переступить порог.
— Ночью она звала: «Федор, Федор», — сказал Лёдик.
— Ты подходил? — спросил, не отводя взгляда от кровати, на которой лежала мать, Алексей.
— Я ж не Федор. Я подумал, она во сне, — оправдывался младший.
— Мамо, — позвал Алексей. — Вы спите?
— Мамка, — подождав, подала голос Катька. — Авоечки! Божа!
— Мать, — фальцетом окликнул и Мышка. Каждый надеялся, что именно ему отзовется мать.
— Эй, — вторил эхом Лёдик, — старая. Ты ж меня не подводи. А то — недоглядел, выходит.
Не было им ответа.
Одни остались перед жизнью. Случись что — и пожалеть по-настоящему некому.
— Мамка, — повторила Катя. — Мамка!
— Мне страшно, — вдруг сказал Лёдик. — Не к кому теперь прислониться.
— Не надо, — тихо проговорил Алексей. — Давай без этих… бабских штучек. Если на Троицу померла — значит, святая. Пошли.
Друг за другом, по старшинству, как были приучены ею, они переступили узкую планку порога и вошли в чистую комнату, к ней.
Понимая, что ей скоро держать ответ перед Богом, встали на колени. Не все, только Алексей и Катя. Лёдик и Мышка остались стоять.
В углу светилась икона. Лик Господа был печален.
Январь 2007 года.