Люди, дружившие со смертью
Шрифт:
Потом я все же нашел себе иное занятие — коль скоро мне предстояло пуститься в путь, я решил сменить обличье. Магия здесь была ни при чем — в обиходе у меня было два лица, и право-слово, я не знал какое из них истинное.
В тот момент я носил усы. Борода у меня росла клинышком, что меня расстраивало — она мне совершенно не шла. Но бриться было лень, и обычно я ходил с недельной щетиной. Прическа тоже была довольно запущенной. Несмотря на кочевой образ жизни, я часто мыл голову, поэтому мог позволить себе длинные волосы. Говорят, они мне шли, к тому же я привык к подобному. Вдобавок благодаря такой внешности, я казался немного старше своих лет. В интересах
Однако в дороге мне больше подходило бы иное обличье. Сперва я спустился к владельцу постоялого двора и попросил его распорядиться нагреть воду, а потом пошел к цирюльнику.
К цирюльнику я шел второй раз в жизни. В детстве меня довольно прилично стригла гувернантка. Но затем я попал в военное училище, где нас всех тут же обрили. Казалось, необходимости в этом не было. Изначально из нас собирались ковать элиту армии — офицерство. Но это была такая традиция — одинаково обрить всех, выдать форму хоть и разных размеров, но одинаковую в пошиве, определить на похожие места в типовых казармах, выдать оружие ужасное в своей заурядности. Будто нам хотели сказать — нам плевать, какими по счету вы были в начальной школе, нам все равно кто ваши родители. Отныне и вовек вы должны все доказывать сами — право на расстегнутую верхнюю пуговицу, на рукава, закатанные выше локтя, на хорошую саблю, на пару лишних нашивок. В следующий раз нас обрили уже с помощью какой-то адской машинки, которая не столько брила, сколько выдергивала волосы. После нее оставалась не лысина, а короткий ежик.
В кампаниях мы мало обращали на прическу, было не до того — просто отрезали начинающую мешать пядь волос или же стригли друг друга сами. Оттого наши головы оставались подстрижены почти одинаково — будто шляпки опят.
Но со временем положение начало обязывать. И, однажды Таден привел меня в цирюльню, что стояла напротив магистратуры Тебро. Мотивировал он это тем, что прошло время, когда нам можно было выглядеть теми, кем мы были на самом деле — голодранцами, бездомными, наемниками.
В день, когда мне встретился Реннер, я тоже решил сходить туда.
Ей владел седенький старичок. Стриг он хорошо, но и драл соответственно. Оттого у него никогда не было очереди, что мне нравилось еще больше. Ждать я не любил, а деньги что? Были деньги, сплыли деньги…
Когда дверь закрылась за мной, он тут же появился из другой комнаты.
— Подстричься можно? — спросил я вместо приветствия.
— Отчего же нельзя? Раздевайтесь, садитесь.
Я сбросил на вешалку куртку, потом подумал немного и отстегнул саблю. Когда я сел в кресло, он накинул на меня покрывало. Подтянул его мне на шее, затянул ремни на талии, и я оказался будто спеленатый. Чисто инстинктивно мышцы напряглись, чтоб освободится.
— Расслабьтесь, молодой человек… Вы слишком напряжены. Я ведь так и порезать вас могу… Как будем стричься?
В прическах я не разбирался совершенно, поэтому решил смухлевать:
— На ваш вкус. Челку сильно не подрезайте, а так покороче…
Я смотрел в зеркало, как порхают ножницы над моей головой, и краем глаза следил за тем, что твориться за моей спиной. Когда он закончил стрижку, то спросил:
— Бриться?
Я кивнул. Старик достал помазок, сбил пену, намазал шею и подбородок.
— Усы тоже сбривайте… — добавил я.
Он кивнул и добавил еще немного пены мне на лицо. И тут холодная сталь прикоснулась к моему горлу. Я перестал дышать —
а вдруг старик куплен кем-то и я сейчас умру. Но лезвие скользнуло к подбородку, снимая полосу пены. Он работал быстро и уверенно — не только не взрезал мне глотку, но даже не оцарапал меня. Постепенно в зеркале проявилось лицо, которое мне было знакомо, но которое я давно не видел.— Минутку, юноша, — подтвердил мою метаморфозу цирюльник: я за полотенцами…
Он пропал в соседней комнате. Почти сразу звякнул колокольчик над входной дверью. Я посмотрел в зеркало — в цирюльню входил Реннер.
— Знаешь, — сказал он. — Реши я тебя убить, лучше момента я не придумал бы.
— Ты не поверишь, но я только что об этом думал…
Вернулся цирюльник. Он улыбнулся Ади — толи не узнал, то ли сделал вид, что не узнал:
— Вам тоже подстричься?
— Рекомендую… — встрял я
— Нет, спасибо… — ответил Ади, тихонько смеясь. Я тоже улыбнулся.
Цирюльник быстро закончил свое дело, я расплатился, и мы пошли на постоялый двор. Дорога была недалекой, но шла через центр города — люди расступались перед нами. Я подумал, что сегодня к моей дурной славе прибавится еще одна строчка. Я привязался к этому городу — не зажимал подать, даже жертвовал какую-то мелочь. Последнее время подумывал основать кадетскую школу, разумеется, вскладчину с кем-то. Но все равно —, в городе меня не праздновали. И здесь я был чужим. Впрочем, я и не навязывался.
Рядом со мной Ади пробыл недолго — ему не терпелось пуститься в путь. Он повторил место встречи и потребовал коня.
Перед тем двинуться, Ади все тщательно проверил — подковы, затяжку ремней. Я с Таденом стояли молча чуть в стороне. Лишь сидя в седле, Ади прервал молчание:
— Знаешь, я понял, кого мы вчера встретили…
Я не сразу понял, о чем он. Ади пришлось пояснять:
— Ну, подумай сам, что делать ребенку на кладбище. Та девочка — это смерть…
— Смерть?
— Смерть — а кто еще. Ты думал, что она курносая бабулька с косой? Она пришла за одним из нас, а мы ее не узнали. Потому что слишком долго замещали ее и даже забыли о ней. Но странно — не приди она, кто-то из нас достал бы другого. Она спасла нас. Мы с тобой — люди, которые дружны со смертью.
Я не ответил, он же ответа и не ждал. Ади ударил по бокам коня и поскакал. Я смотрел ему вслед и подумал, что с такой скоростью тот долго не выдержит. Надо было дать ему кобылу — они не такие быстрые, но гораздо выносливей…
Таден подошел со спины:
— Еще приказы будут?
— Нет…
Я осмотрелся по сторонам. Вечерело.
— А, впрочем, да… Приготовь факела на крышу…
–
Когда я поднялся на крышу, уже давно стемнело. Факела лежали у входа. Я зажег их заклинанием и расставил по углам крыши. Затем разделся, разбежался и рухнул с крыши. Поверхность полетела в меня, набирая скорость. Я раскинул руки, будто пытаясь обнять землю. Но руки становились все короче, все шире, обрастая перьями. Мгновение — и у меня уже не было рук. Но были крылья…
Выровнялся у самой земли и полетел в ровном туннеле улиц. Затем все выше и выше, туда, где звезды. Воздух был просто чарующий. Крепкий, твердо ложащийся под крыло. Он пьянил, я ловил в нем сотни ароматов — далекого моря, яблочных садов в предместье, лесов…
На земле царила ночь, но казалось, из-под горизонта еще бил свет. Луна карабкалась в вышину, горели звезды. Они отражались на воде, обозначая мне русла рек, озер. Часто набежавшая волна топила звезду, но она всплывала, перемигиваясь со своим оригиналом.