Люди и боги

Эрвин мчал туда, рядом Квентин и Обри, и Джемис со Стрельцом.

Орущий кайр стоял лицом к лицу с тем шаванским дозорным. Факел выпал из руки икса, но продолжал гореть на земле. Было видно: дозорный не делает ничего плохого, просто сидит верхом. Но почему-то иксы обомлели от страха, уронив факела, и один все вопит:

— Милооорд!

Джемис с налету хлестнул крикуна кнутом. Вопль затих. Обри поднял свой факел, освещая того шавана. Эрвин осадил коня и взглянул.

Медленно, в несколько вдохов он осознал, на что смотрит. Волосы поднялись дыбом, в груди заледенело, земля зашаталась под ногами.

Всадник не был шаваном. Эрвин видел перед собою Ребекку Литленд. Не живую. Лицо имело цвет высушенной мумии, стеклянные глаза пялились в пустоту. Однако и мертвой она не была. Кожа Ребекки поменяла цвет, но сохранила идеальную гладкость. Рука была занесена, словно для удара, рот приоткрыт в неслышимом крике. Больше того: труп — или не труп — привстал в стременах.

— Проклятые гады, — прорычал Квентин. — Сделали куклу из тела!

Ах, если бы он был прав… Святые боги… Квентин еще не заметил самого худшего. Мертвая — не мертвая — Бекка висела над конем. Она не просто поднялась в стременах, а прыгнула с коня — и замерла в футе над седлом. Никаких веревок, креплений, опор. Труп совершил прыжок и застыл в полете.

Дрожа, как от озноба, Эрвин опустил взгляд. Смотреть в глаза Ребекке стало невозможно. Мучительно казалось, что она — еще там, внутри этого…

Он отвел глаза и увидел коня Ребекки. Животное находилось в том же состоянии. Застывший выцветший не живой не труп.

А рядом…

Идова тьма!

Моран таки остался в Рей-Рое. Вот он, рукой подать. Эрвин так долго не замечал его потому, что Моран лежал. Верней, падал на спину. Его пятки касались грунта, а спина создавала острый угол с землею. Так, будто Морана толкнули, и он стал падать назад, и в футе от земли застыл, превратившись в… это. Как Ребекка. Как лошадь.

Внезапно Обри схватил Эрвина за руку и сдернул с коня. Лишь тогда он услышал крик:

— Тревога! Персты! К бойууу!..

Эрвин упал наземь, а в следующий миг что-то хлестнуло Дождя поперек спины — и разломило надвое. Кровь брызнула из порванного брюха, конь дико заржал, молотя копытами, плюясь багровой пеной.

— Прикрыть милорда! — Крикнул Квентин, поднимая щит.

Щит отрубило вместе с рукой. Вторая плеть попала в шею, и голова Квентина упала за спину, болтаясь на обрывках сухожилий.

Подле Эрвина оказался Стрелец. Пес пополз к ногам немертвого коня, Эрвин последовал за ним. Слепым чутьем оба ощущали: только там спасение. Плеть стегала над их головами. Кто-то хрипел, брызжа кровью. Чья-то плоть рвалась на куски.

— Джемис, Обри, сюда, под коня!

Джемис куда-то пропал, не видать. Вот Обри: размахнулся, далеко зашвырнул свой факел. Должно стать темно, стрелок не сможет целиться. Но слабый свет лился еще откуда-то, и плеть свистнула вновь. Наземь упал мертвец, у Эрвина взорвалось внутри: Джемис!.. Нет, другой, почти незнакомый.

Как они целятся? Откуда свет?.. Проклятый факел, да вот же он, на земле!..

Эрвин перекатился на спину, выхватил меч. Дотянулся, подцепил факел, уронил… Хлестнула плеть, сколов кончик клинка. Рядом, почти на Глас Зимы грохнулся труп. Нет, еще живой кайр — тот, что орал: «Милооорд!» Он поднялся на локти и колено, куда-то пополз. Одна нога волочилась, как кусок колбасы-кровянки… Эрвин толкнул в плечо Гласом Зимы, опрокинув на факел.

Темнота. Святая, блаженная. Вдвойне темная от того, что над головой — этот конь с этой всадницей.

Свист плести прекратился, и Эрвин рискнул поднять голову.

Ворота замка Рей-Рой были широко открыты. Предваряемая вспышками Перстов, оттуда вырывалась вражеская конница.

Маска-3

Конец июня 1775 г. от Сошествия

Крайнее море

Моряки не поверили Потомку. Пожалуй, он сам виноват: начал не с тем настроем. Лучше было зайти с удивления: «Братья, вы где-нибудь встречали такое? Вчера увидел — глаза на лоб полезли! Я думал, померещилось, но вроде ж был не пьяный…» Но Потомок решил отыграться за прошлые насмешки и заговорил с этаким превосходством:

— Все вы — глупые тюлени, что не слушали леди Мирей! Я от нее узнал столько, что вам и не снилось! Бросил крысу за борт — она растворилась, как сахар в чае. Сама вода ее сожрала, а я даже не удивился, ведь это — самая малость из рассказов миледи.

Поверить такой подаче означало уронить самого себя — вот моряки и не поверили.

— Вода растворила крысу? Ага, ага. А мозги тебе не растворило? Наслушался фольтийских сказок и нас кормишь!

— Леди Мирей — не фольтийка. А я сам видел, своими вот этими глазами! Да возьмите и убедитесь: поймайте крысу, киньте в воду!

Все только заржали.

— Иди Шкиперу с Юнгой расскажи, они любят небылицы.

— Да правду ж говорю! Проверьте!

Но никто и не думал повторять опыт с крысой — ведь, сделав это, моряки бы показали, что приняли всерьез слова вруна. Тогда сам Потомок, сменившись с вахты, побежал в трюм на охоту. Недаром говорят, что крысы — смышленые твари. Видели вчера, как попалась их товарка, и попрятались — не выманишь. Потомок промаялся полночи, делал приманки из сыра и сала, ловил петлей и коробкой — а толку чуть. Плюнул на грызунов, пошел простым путем: взял с камбуза кусок вяленого мяса и при всем честном народе бросил за борт. Потомок скорчил торжественную и мстительную мину — сейчас, мол, увидите, а я-то говорил! Ну, матросы и поглядели. В отличие от живой крысы, вяленый кусок не держался на плаву. Как плюхнул в воду — так и утонул, безо всяких приключений.

— Это был твой ужин, — сказал кок.

Команда проводила Потомка дружным хохотом.

Лишь леди София, наблюдавшая сцену, воздержалась от смеха. Она знала: по всем законам драматургии, тот чудак, которому никто не верит, в итоге окажется прав. Леди София не послала греев на охоту в трюм, поскольку признавала за крысами такое же право на жизнь, как за собаками и котами. Она дождалась очередного визита леди Нэн-Клер и задала вопрос:

— Миледи, знаете ли вы что-нибудь о воде, способной пожирать животных?

Мирей ответила в своем стиле:

— На свете много чудес, я видала лишь некоторые из них. Вот у вас на севере, миледи, встречаются клыканы и медведи, меняющие цвет. Должно быть, вы привыкли к ним и не удивляетесь, но для остального мира это — диковинка.

На сей раз София знала, что делает Мирей: становится зеркалом, вместо ответа превращается в слушателя, а Софию вынуждает говорить. Герцогиня сделала шаг назад, завлекая хитрую собеседницу в капкан:

— Вы лишь отчасти правы. Изумрудные медведи водятся только на крайнем севере, вдоль Моря Льдов, и на Граненых островах. Клыканы плодятся в Запределье и изредка приходят к Кристальным горам. Упомяну еще бегунца: это двуногая птица, вроде страуса, но покрытая таким густым пухом, что не мерзнет и в лютый мороз. Мы, северяне, хоть и видели этих существ, все же считаем их диковинкой. Могу понять ваш к ним интерес и готова удовлетворить его…