Люди и призраки

— Ваш попугай ругается по-немецки, — упрямо повторил мистер Осборн. — Кто научил его таким словам?

— Честно говоря, я не понимаю, о чем вы говорите.

— Я служил в Европе поваром в Первой пехотной дивизии. Мне приходилось встречаться с пленными немцами, и уж поверьте мне, я узнаю немецкие бранные слова. Наслушался всякой всячины.

— Мой попугай ругается как солдафон? — Мисс Голубая растерянно улыбнулась, потом вновь помрачнела. — Вы, конечно же, ошибаетесь, мистер Осборн!

— Пошли! — пихнул меня в бок Джонни. — А то ярмарка закончится!

— Конечно, он не только ругался, — примирительно продолжил мистер Осборн. — Там были и другие немецкие слова, но они были произнесены невнятно.

— Мой попугай — американец! — гордо заявиламисс Гласс Голубая, вскинув подбородок. — Я понятия не имею, о чем вы говорите!

— Ладно, лично меня это не касается, — пожал плечами мистер Осборн.

— Мальчики! Хватит стоять в дверях. Вы выпускаете из дома тепло.

— Пошли, Кори! — позвал меня Дэви Рэй из седла велосипеда. — Мы опаздываем!

Дверь гостиной снова открылась.

— Слава богу, наконец он затих! — раздался голос мисс Гласс Зеленой. — Прошу тебя об одном, Соня, не играй больше эту свою песню, ради всего святого!

— Это не песня виновата сколько можно тебе повторять, Катарина! Я всегда играла эту вещь для него, и она ему нравилась!

— А теперь он ненавидит эту мелодию! Больше не играй ее!

Сестры Гласс напоминали мне пару дерущихся попугаев, хрипло кричащих друг на друга. Зеленого и голубого попугаев.

— Пожалуйста, закройте дверь, мальчики! — крикнула мисс Голубая.

Джонни с силой толкнул меня в спину, и я пулей вылетел на крыльцо.

Он закрыл дверь, но пронзительные крики сестер Гласс, напоминавшие скрежет лесопилки, еще долго доносились из дома. Мне было отчаянно жалко маленькую девчонку Осборн.

— Эти старые девы — просто психованные! — сказал Бен, забираясь на свой велик. — Тут еще хуже, чем в школе!

— Тогда тебе надо устроить что-нибудь такое, чтобы твоя мама рассердилась на тебя и в наказание лишила уроков музыки! А сейчас время не ждет!

Издав радостный вопль, Дэви налег на педали и покатил в сторону ярмарки. Я отстал от остальных, стараясь не обращать внимания на призывы своих приятелей догнать их. Разумеется, я думал о немецких ругательствах. Насколько мне было известно, сестры Гласс не говорили ни на одном языке, кроме английского, на котором изъяснялись в наших краях, — диалекте американского Юга. Я понятия не имел о том, что мистер Осборн служил в Первой пехотной дивизии — весьма знаменитом армейском соединении, как мне было известно из книг. Выходит, мистер Осборн воевал на той же истерзанной войной части земли, что и сержант Рок! «Вот это да!» — сказал я себе.

Но откуда попугай мисс Голубой научился немецким ругательствам?

Тут до меня донеслись радостные звуки ярмарочного веселья вместе с ароматами жареного попкорна и яблочной карамели. Я решил оставить сквернословящего по-немецки попугая до лучших времен и приналег на педали, чтобы настигнуть своих приятелей.

Я выложил доллар за входной билет и вслед за своими друзьями ринулся в самую гущу ярмарочных наслаждений, подобно изголодавшемуся бродяге, завидевшему бесплатное угощение. Гроздья гирлянд мигали над нашими головами, словно пойманные в сети звезды. Вокруг было полно народу: и наши сверстники, одни и с родителями, и взрослые, были и старшеклассники. Карусель без устали кружилась, оглашая окрестности треском веселой музыки и мерным скрипом.

Первым делом, завладев билетами, мы уселись в «чертово колесо», причем я допустил ужасную ошибку, согласившись разделить сиденье с Дэви Рэем. Когда мы вознеслись на самый верх и колесо остановилось, чтобы внизу желающие прокатиться успели рассесться по своим местам, Дэви со зловещей усмешкой внезапно закричал, что болты наших кресел вываливаются из своих гнезд, раскачивая при этом гондолу взад и вперед.

— Перестань, Дэви, пожалуйста, перестань! — взмолился я, чувствуя, как руки и ноги леденеют от ужаса, а тело становится жестким и негнущимся. С жуткой высоты, куда подняло нас колесо, мне была видна вся ярмарка. Внезапно мой взгляд остановился на кричащей надписи с потеками театрально-красной крови среди намалеванной зелени джунглей: «Из Затерянного мира».

С Дэви Рэем я рассчитался в «доме с привидениями».

Когда ведьма с бородавкой на носу вдруг выскочила из темноты навстречу нашей скрипучей тележке, я схватил Дэви за волосы на затылке и заорал ему в ухо жутким голосом, в сравнении с которым все слышанные нами здесь наспех записанные на пленку завывания призраков и гоблинов могли показаться детским лепетом.

— Прошу тебя больше так не делать! — попросил меня Дэви, когда наконец смог найти в себе силы снова усесться на место.

После того как мы оказались снаружи, Дэви заявил, что ярмарочные «дома с привидениями» — самые глупые выдумки, которые он только видел в жизни, и что на самом деле ему ни капельки не было страшно. При этом, однако, походка его была несколько скованной, и он поспешил отправиться к рядам передвижных туалетов.

Потом мы погрузили свои физиономии в клубы сахарной ваты, поели жареного попкорна и угостились покрытыми глазурью маленькими пончиками. Мы отведали засахаренных яблок с арахисом, умяли по хот-догу в кукурузном тесте и наполнили животы пивом из корнеплодов. Бен пожелал прокатиться на мотоцикле «скрэмблер». Результат оказался более чем печальным: нам пришлось под руки сопроводить Бена в туалетную кабинку, где его прицел, к счастью, оказался верным и он сумел не забрызгать одежду. Бен гордо прошествовал мимо шатра с изображением морщинистой физиономии с единственным глазом. Что касается Дэви, то тот просто прорвался сквозь очередь, чтобы поскорей попасть внутрь. Мы с Джонни, вопреки своему скептическому отношению к подобным зрелищам, отправились следом.

Представлением в глубине тускло освещенного сарая заправлял угрюмый мужчина, с носом, напоминавшим маринованный огурец. Перед началом действа он держал речь перед полудюжиной любителей уродов о грехах плоти и всевидящем оке Господнем. После вступительных слов конферансье отдернул занавес и направил прожектор на вместительную бутыль со сморщенным розовым тельцем нагого младенца с двумя руками и двумя ногами, но единственным циклопическим глазом посреди выпуклого лба. Затем, чтобы нам было лучше видно, мужчина поднял наполненную формальдегидом бутыль, в которой младенец-циклоп плавал в своем сне, отчего я вздрогнул, а Джонни заерзал на своем стуле.

— Вот перед вами наглядный пример плотского греха и всевидящего ока Божьего, отмечающего и наказывающего греховодников, — объявил конферансье.

Мне показалось, что, если бы добавить немного пафоса, ярмарочный урод вполне мог бы составить конкуренцию преподобному Блессету. Когда мужчина со своей бутылью остановился прямо передо мной, я был потрясен, заметив, что единственный глаз младенца такой же золотой, как и у моей Ракеты. Личико младенца было сморщенным, словно у маленького старичка, его беззубый ротик был слегка приоткрыт, словно в немой просьбе к небесам ниспослать белую молнию, дабы освободить его от муки.