Люди как люди. Сборник рассказов
Шрифт:
Борис Петрович снова кивнул.
***
Маша очень пригодилась отцу – прибирала квартиру, ходила в магазины, общалась с визитерами и вечерами составляла компанию самому Борису Петровичу.
– Пап, вы такие молодцы, сделали ремонт, мебель всю поменяли, – Маша всегда радовалась за родителей.
– Да… это все мать твоя… – он обвел взглядом комнату. И правда, все было новеньким. Это при их скромных зарплатах-то. И как только выкраивала деньги?
– Папа, кстати, это все случайно не в кредит? Как бы не забыть платить?
– Нет-нет, Маша, кредит только на эту квартиру. Представляешь,
Они оба вздохнули.
***
Он был рад, что у него есть работа. В такой ситуации работа – спасение. Ведь хотелось только лежать и смотреть в потолок. Но как-никак каждое утро нужно было встать с кровати, побриться, умыться, выйти из дома, купить спортивную газету, дойти до института. Там на весь день получалось забыться, читая лекции студентам, погрузиться в мир литературы и высоких материй, общаться с одухотворенными людьми. Лариска была далека от всего этого, ее больше заботили практические вопросы. Прочитав книгу, она говорила что-то типа: «Хорошая книжка». И бежала по делам, успеть купить какой-нибудь диван со скидкой.
Это даже удачно, что в их паре один успешно решал бытовые вопросы, а другой – реализовался как филолог. Борис Петрович с добродушным презрением взирал на Ларискину мирскую суету, отдавая ей зарплату и не озадачиваясь мещанскими делами. Он днями пребывал в литературных чертогах, с учащимися-единомышленниками обсуждая тексты и подтексты произведений, изучая житие поэтов и писателей, как будто проживая с ними жизнь, то бродя по парижским подворотням с Бальзаком, то рассматривая картины будущего с Уэллсом. А вечером Петрович приходил домой, где его ждала в неизменно хорошем настроении Лариска, ждали любимые тапки, диетические котлеты и новый диван. Это его более чем устраивало. А души высокие порывы он, чего греха таить, несколько раз унял в романах с одухотворенными студентками.
В эту среду после работы Борис Петрович пошел выпить и поболтать с другом. Михаил – давний друг Бориса – был патологоанатомом. По иронии судьбы он работал в том же морге, куда привезли до похорон жену Бориса.
Они уже изрядно напились, сидя в баре, грызли чесночные гренки и периодически опрокидывали по рюмке.
– Миха, вот ты меня с Лариской познакомил, ты же ее последний и проводил… – печально изрек Борис.
– Да, Петрович, такая трагедия… такая случайность… кто бы мог подумать…
Они опять выпили.
– Да я как увидел, кого к нам привезли – обомлел! – Михаил стукнул рюмкой по столу. – Сразу подумал, как ты теперь? Такое горе…
– Миха, даже не рассказывай мне, как ее привезли…
«Не хочу думать, что ты видел Лариску голой. Хоть и при таких обстоятельствах».
– Не буду. Петрович, в общем, давай выпьем за Лариску, земля ей пухом. Ведь она была такая хорошая жена и вашим детям отличная мать, а ведь еще и красивая такая, даже в свои пятьдесят. И ведь всегда на нее приятно посмотреть, всегда нарядная… худая вон какая… не то что моя жена.. эх, знал бы раньше, не познакомил бы вас, – попытался пошутить Михаил.
– Да, красивая была, – повторил Борис.
«Даже странно, что Лариска до сих пор была такая красивая… Работала целыми днями, детей вон вырастила, на даче успевала батрачить. И сохранилась же
бодрая, глаза блестели, явно не из-за меня… странно».– Боря, тут такое дело, не хотел тебе говорить. Да и не имею права. Но ты ж мне товарищ.
Борису стало тревожно, он очень не любил сюрпризы и тайны.
– Ну?
– У нас в морге студенты-медики практику проходят, им дают разные задания, – он помолчал. – Один занялся исследованиями содержимого желудка поступающих мерт… поступающих лиц. И у твоей жены содержимое желудка проверял. Ты не переживай – все этично, все в пределах инструкций.
– И зачем вам это надо… – с сомнением в голосе насупился Петрович.
– Ну, они ж студенты… изучают всякое. И это тоже. Он мне потом показал результат, знал же, что Лариса моя знакомая. И вот что интересно – у нее в желудке любопытное содержимое было. Если не вдаваться в химические термины, то у нее был полный желудок устриц.
– Устриц? Всмысле? Каких устриц?
– Каких-каких.. едят которые! В раковинах.
– Она ела устрицы?
– Ну да, как будто перед смертью наелась устриц. Неожиданно так, – Миха пожал плечами. – Студент ее даже графиней назвал после этого.
«Устрицы… откуда устрицы? Графиня Лариска и устрицы?… Лариска и борщ, Лариска и пюре – вот это укладывается в голове. А устрицы? Посиделки у подруги что ли? Не с вареньем, а с устрицами?…».
– Да вы там напутали что-то со своими студентами. Откуда у Лариски устрицы. Они ж вроде еще и дорогие.
Миха пожал плечами:
– Ну, я не знаю. Просто передал тебе. Можешь не думать об этом. Давай еще выпить закажем.
***
«Устрицы…».
Они не шли из головы Бориса.
Устрицы скорее вязались с ним – утонченным филологом, преподавателем литературы, всю жизнь потрясающим перед лицом жены своими гуманитарными дипломами. Лариска с ее техническим образованием казалась ему хоть и красавицей, но простушкой без изысков.
А тут устрицы. Ишь чего.
Борис даже залез в интернет посмотреть цены на эти моллюски. Цена колебалась и доходила до пятисот рублей.
«Ничего себе…» – подумал Борис, прикинув, сколько штук мог бы купить на свою небольшую зарплату.
Он сказал об этом Маше. Но дочь только посмеялась, заявив, что мама, пожалуй, не то что не ела, а даже вряд ли их когда-нибудь видела.
– Наверное, это были шпроты, – усмехнулась она.
И добавила:
– Кстати, пап, я посмотрела – у тебя срок платежа по ипотеке подошел. Ты б погасил. А то пока эти разборки с наследством… как бы пени не пошли… Мы с братом на твою квартиру, конечно, не претендуем.
Борис обнял дочь и в очередной раз подумал, каких хороших детей они с Лариской вырастили. Лариска вырастила.
***
Борис заплатил в банке последний платеж по кредиту, расписался во всех необходимых документах, получил от сотрудницы банка поздравления с окончанием ипотечной кабалы и теперь стоял на улице, сжимая в руках выданную ему папку бумаг и чеков.
В голове звучала песня:
«Это день победы… с сединою на висках…».
Как молодожен-новосел, получивший квартиру.
Только жены-то нет теперь. Одна седина.
Он подумал, что Лариска бы радовалась сейчас, обнимала бы его, купила бы бутылку – пусть и Советского – шампанского, заставила бы веселиться. Он даже всплакнул.